Осколки нашей истории
Шрифт:
– Мы встречаемся, – вскидываю подбородок и смотрю отцу в глаза со всей уверенностью, которую нахожу в дрожащем теле. – И я не собираюсь это менять.
Папа расправляет плечи, становясь будто бы еще выше и шире. Но я знаю, что он просто пытается напомнить, кто здесь глава семьи и чей авторитет весит больше.
Но ничто не весит больше моих чувств к Филу.
– Ты не можешь запретить мне, – напоминаю, когда молчание слишком затягивается. – Мне восемнадцать, и я…
– Следи за словами, Геля. Ты хоть и совершеннолетняя, но все еще живешь в
– Это не значит, что я позволю вам рушить мое счастье.
– Счастье? – Мама, похоже, подслушивала весь разговор, стоя у двери в зал. Сейчас она выходит в коридор, скрещивает руки на тяжело вздымающейся груди и приваливается одним плечом к стене. – Ангелина, я уже говорила тебе, что парень из плохой семьи не принесет тебе ничего, кроме проблем!
– Неправда!
«Правда».
– Я запрещаю тебе видеться с ним. Тем более вечерами, когда на улице темно и холодно!
– Глупость, – рычу я. – Что он мне сделает? И что интереснее, что мне сделаете вы, если ослушаюсь? – Не дожидаясь очевидного ответа, на выдохе произношу: – Ничего. Я взрослая и могу сама выбирать, кого любить.
– Любить! – всплескивает руками мама и разражается нервным смехом.
У меня больше не остается сил участвовать в этой ссоре, которая повторяет десятки тех, что были до нее, почти в точности. Устала. Надоело. И с каждым днем все труднее дышать, все горче возвращаться домой, где меня не хотят слышать.
«Мы тебя любим. Мы хотим лучшего для тебя. Прислушайся к нашему опыту. Отпусти, пока не поздно».
Не хочу! Не стану!
С грохотом захлопываю дверь и, прижимаясь к ней спиной, сажусь на пороге своей комнаты. Стараюсь сдерживать ком, растущий в горле, но он все плотнее и давит, давит на стенки.
Еще никогда я так сильно не ссорилась с родителями. Никогда у нас не было недомолвок, что длились бы дольше, чем пару дней. Нынешнее непонимание же черной нитью вплелось в наши отношения и тянется с сентября по сей день.
Какая-то часть меня хочет уладить отношения с родными, тем более я в чем-то с ними согласна. Фил – опасная пара. Он по уши в долгах и проблемах, а даже если однажды он сумеет избавиться от этой темной части своей жизни, то вряд ли так же легко забудет, как просто зарабатываются нечестные деньги.
«Это не кончится никогда», – ворчит бдительная часть меня.
Но я бы не стала писательницей, если бы не умела искренне мечтать.
Я верю, что вместе мы победим. Верю, что Фил может исправиться.
Когда я вхожу в аудиторию, Мари даже не поднимает зеленых глаз от телефона. Поза закрытая: одна рука согнута в локте и лежит перед Мари на столешнице, а второй она подпирает щеку. Даже темные волосы она использует против меня! Они распущены и закрывают большую часть лица.
А ведь у нас сейчас анатомия, где преподает Сатана. Так мы всей группой нежно прозвали нашу преподшу, которую нам послали за грехи в прошлых жизнях, никак иначе. Сатана не любит, когда мы приходим на пары без сменки и шапочек, в мятых
Если Мари осмелилась на такой шаг, значит, все плохо. Но раз она не отсела от меня за другой стол – еще не все потеряно.
Пора реанимировать нашу дружбу.
– Прости меня, – говорю так тихо, чтобы меня услышала только подруга. Остальным одногруппникам не нужно знать о нашем разладе.
Однако, осмотревшись, я понимаю, что им на этот разлад в общем-то плевать. Те, кто уже пришел, на нас не обращают никакого внимания. Кто-то повторяет домашку, кто-то досыпает отнятое первой парой время – прямо лицом на парте. Но большая часть ребят кучкуется в конце кабинета у стеклянных шкафчиков, где выставлены банки с препаратами. В формалине плавают органы людей, которые когда-то вверили свое тело медицине. Буквально – завещали себя после смерти нашему университету. Сердце, легкие, почки, правая доля печени, наверное, потому что целиком она в сосуд не влезла… Но никто из ребят на уже успевшие опостылеть банки не смотрит.
– Не представляю, как мы будем сдавать экзамен по анатке, – причитает Влад, худыми бедрами привалившись к парте позади себя.
– Сказал человек, который сдал коллоквиум по костям на «отлично», – закатывает глаза Женя, и ребята поддерживают его бодрыми кивками и завистливыми взглядами, направленными на Влада.
– Эта пятерка далась мне не просто так! Мне кости ночами снились! До сих закрываю глаза и вижу височную кость…
– Бр-р-р, ну ты и извращенец! – смеются парни. – Нет, чтобы о девушках ночами мечтать!
И почему-то именно в этот момент я замечаю, как Влад оборачивается. Показалось, или его взгляд действительно скользнул по мне?
– Катитесь за горизонт, парни! Я столько учил, что было бы странно, приснись мне что-то иное!
– А мог бы просто, как Алан, прийти на коллок с наушником, – кто-то из ребят дружески пихает того самого Алана в плечо. – Слышал, он даже камеру прикупить собирается!
– На фига-а, Алан?
– Это чтобы те, кто диктует, сразу билет видели? Чтобы шептать в спрятанный микрофон не пришлось?
– Слушайте, а разве камера – это законно?
Алан мнется и даже слова вставить не может. Значит, парни не сочиняют.
– Полудурки, – скрипит Мари, не поднимая головы. Я резко поворачиваюсь к ней, не то от неожиданности, что подруга заговорила, не то от изумления. – Спалили по-братски. Один тупее другого.
Мари злобно смеется, наблюдая за компашкой. От ее интонации холодок по коже бежит. Я неуютно ерзаю на стуле и закатываю глаза, когда слышу, как Алан пытается оправдаться. «Да у меня наушник вообще отключен был, честно! Я учил! Ну хотя бы читал! Да это для подстраховки!»