Осколки неба, или Подлинная история "Битлз"
Шрифт:
– Джон! – воскликнула Милли Сатклифф. – Неужели это ты? Как вырос... Давненько же я тебя не видела. Живем в одном городе, а ты совсем не заходишь...
Джон посмотрел на нее изумленно.
– Только не ври, что у тебя не было времени. Всегда можно найти минутку, зайти к старым друзьям... Ну, так чем же ты сейчас занимаешься?
– А вы разве не знаете? – осторожно спросил Джон.
– Откуда? Ты же не заходишь...
– Ну... Мы по-прежнему играем рок-н-ролл, – запинаясь начал Джон.
В глазах миссис Сатклифф мелькнула жалость:
– Разве на это можно
– Вообще-то, можно. Мы добились кое-каких успехов... Пластинки записали... – Он вдруг почувствовал, что готов заплакать.
– Что-то не так? – забеспокоилась Милли.
– Да нет, все нормально... Все нормально... – он замолчал. Тактично молчала и миссис Сатклифф.
– Я... – начал он. – Я... Простите меня. Простите...
– За что, Джон? – она ласково погладила его волосы.
– Пожалуйста... За Стюарта... Он должен был... – Джон задохнулся, не в силах произнести больше ни слова.
– Я сейчас принесу воды, – засуетилась она, – посиди, посиди...
Милли Сатклифф вышла из комнаты, и Джон тихо застонал, вложив в этот звук все нахлынувшие на него чувства. И тут же, взяв себя в руки, вытер глаза, выпрямился и посмотрел в окно.
И увидел небо. Впервые за тысячу лет. Он уже давно привык смотреть только сверху вниз. А ведь небо намного больше, чем все то, что можно увидеть на земле.
Вскочив на ноги и отряхивая с себя солому, Патти возмутилась:
– Ну, все! Я так больше не могу! Твоя хижина не только плавучая, но и вонючая! Мы живем тут... Нет, мы прозябаем тут уже целую неделю! Надоело! У меня, кажется, началась морская болезнь, меня все время тошнит!
– А, может, ты беременна? – спросил Джордж, садясь в позу лотоса.
– Еще чего! Только не здесь!
– Я тебя и не заставлял ехать в Кашмир. Оставалась бы в Лондоне. С Эриком.
– Неужели ты вообще не умеешь ревновать?
– К Клэптону? Он же тебе нравится.
– И что, если бы я с ним... То ты бы...
– Я же тебя люблю.
– Если бы не это, я бы уже давно вернулась в Лондон.
Патти вздохнула и легла обратно на циновку рядом с Джорджем.
– И все-таки, я не понимаю, Джордж, – сказала она уже более миролюбиво, – зачем тебе сдалась эта Индия? Рави Шанкар, конечно, очень добрый человек, но ведь он смотрит на тебя как на бестолочь. Ты никогда не научишься играть на ситаре. А если и научишься, то зачем?
– Дело не в ситаре. Ты видела, какое здесь чистое небо? Мириады звезд. Нас часто называют звездами. Я нашел место, куда падать. Сейчас, здесь, я к Нему ближе, чем кто-либо.
– Вообще-то мне иногда тут тоже нравится, – сменила гнев на милость Патти. – Но эти ламы не доведут тебя до добра. Они творят с собой ужасные вещи. Просверливают в черепе дырки, рисуют на себе какие-то кружочки и крестики... А главное, они не хотят иметь детей. Это же неправильно.
– Ты слишком много думаешь о плоти, – отметил Джордж.
– А ты, как будто, не думаешь? По десять раз на день...
– Грешен, грешен, – потупился Джордж. – Однако, все в руках Божьих. А? – И он придвинулся к Патти поближе. – Если бы Он этого не хотел, то я бы, наверное, тоже?..
В Ливерпуле
Однажды, в разгар съемок, в треллер Джона постучали. Отперев, он увидел до боли знакомую носатую харю.
– Какими судьбами?! – поразился он.
– Да вот, решил тебя навестить, – добродушно улыбался Ринго. – Джордж – в Индии, Пол пишет музыку к какому-то кино, а ты, как я погляжу, стал заправским актером?
– О! И Морин тут, – Джон помахал стоявшей в отдалении, под навесом, жене Ринго, – а где сыночек Зак? В приют сдали?
– В Ливерпуле, – пропустив дурную шутку мимо ушей, ответил Ринго. – У родственников.
Морин подошла к ним, прикрывая глаза от солнца.
– Слышь, женушка, – повернулся к ней Ринго, – надо мне такие же очки, как у Джона, купить. Они сейчас самые модные.
– С каких это пор? – удивился Джон, в тайне гордившийся тем, что имеет смелость носить на лице такую неказистую вещь.
– Да, с тех пор, как ты их надел, – пояснил Ринго.
– Писаки... – процедил Джон. – Ну, а вы-то что здесь делать собираетесь?
– Дурака валять, – вмешалась Морин. – Ему, понимаете ли, приспичило посмотреть корриду. Что ты, быков что ли не видел?! Да у моего деда на ферме их тысяча штук! Коровы и коровы, только кобеля! Я, главное, говорю ему, – затараторила она, обращаясь к Джону, – «поедем в Венецию, там гондолы по городу плавают», а он мне: «что ты, лодок не видела? Их у нас в порту, в Ливерпуле, тысяча штук...» Совсем он с вами глупый стал. Но ничего, я из него человека сделаю...
Ринго с гордостью посмотрел на Джона:
– Понял? Твоя так не сможет.
Места для почетных гостей находились вплотную к арене. Считалось доброй приметой, если на твою одежду попала хоть капля крови поверженного быка.
Пикадоры, матадоры и тореадоры с неизменным успехом заваливали огромных животных, их туши со смертоносными пиками в холках оттаскивались в сторону с помощью лошадей. Испанцы веселились вовсю.
– Тебе еще не надоело? – спросила, позевывая, Морин.
– Вот что значит холодная северная кровь, – неодобрительно глянул на нее Ринго. – Вон, посмотри на этих синьорит. Они так азартны, так горячи...
– Ну-ну, не заглядываться! Синьориту ему подавай! Мало тебе одной синьориты? Да ты только глянь на них: кровожадные дуры. Какой интерес порядочной женщине в том, что убивают ни в чем не повинную скотину?.. Видеть этого не могу.
– Не понять тебе. Это тебе не волосики стричь. Жила бы в деревне, по-другому бы разговаривала. Рубила бы курям головы, да морковкой похрустывала. Тут, девка, дело мужское... Страсть охотника... Жажда крови...
– Ну, надо же, какой охотник выискался! То-то ты без чувств свалился, когда палец порезал...