Осколки нефрита
Шрифт:
А потом в нем вспыхнуло желание овладеть ею, прижать к себе изо всех сил, а когда она станет засыпать, поговорить с ней. Оправдаться: «Ведь я делаю это не только ради себя. А ради наших детей, ради всех чернокожих детей, которые родятся на этот свет и смогут сказать: „Я свободен“. Разве такая цель не оправдывает мои действия?»
Может быть, он все же уснул. Во всяком случае, среди ночи он впал в забытье. Иногда голоса затихали, превращаясь в негромкое журчание, похожее на шум отдаленного потока. А иногда Стивену приходилось вцепляться
Стивен решил, что провел ночь где-то между сном и бодрствованием — в месте, где видел и ощущал чужие сны. И в глубине души он был уверен, что сны эти принадлежали не человеку из мира живых.
Ему так и не удалось вырваться из этого места: даже открыв дверь хижины, он все еще оставался между сном и явью. Скрип покосившейся двери принес новую волну голосов, но что они говорят, не разобрать. Прескотт вернул ему голоса, однако Стивен перестал их понимать. Это из-за Прескотта или дело в нем самом?
«Я не убийца. Я сделал это ради моих и чужих детей — детей, еще не рожденных на свет. Их жизни дороже, чем жизнь какой-то девчонки».
При виде Джейн Стивен опешил. За несколько дней, проведенных вдали от солнца, ее кожа стала почти прозрачной; запавшие глаза лихорадочно горели. Она так исхудала, что на шее проступила пульсирующая жилка. Принесенное Стивеном одеяло валялось в углу, на ржавой лопате. За последние два дня, с тех пор как Джейн поела сушеных яблок, она не притрагивалась к пище: вся еда так и лежала там, где ее оставил Стивен.
Хуже всего были язвы. Когда чакмооль привел Джейн, Стивен видел исчезающие шрамы на ее лице и руках, и уже тогда она почесывала болячки — немногочисленные маленькие болячки, которые чесались, как и положено заживающим ожогам. А теперь язвы покрывали половину лица девочки, почти закрыв один глаз и стянув в сторону правый уголок рта, словно в ухмылке. Руки тоже были покрыты струпьями, и пальцы срослись вместе, превратившись в крючья. А Джейн все поглаживала зеленые перья кецаля, и перья гладили ее в ответ — от их прикосновений на еще чистой коже появлялись язвы.
— Уже пора? Пожалуй, я буду скучать по этому телу — теперь, когда его исцелили. Но ведь время пришло? — Болячки на губах треснули, а когда Джейн улыбнулась, нижняя губа лопнула и закровоточила. Видно было, как под коркой засохшей крови двигается почти закрывшийся глаз, вглядываясь мимо Стивена, — видимо, Джейн надеялась, что чакмооль тоже пришел. Когда она посмотрела прямо на Стивена, он едва сумел удержаться от желания убежать.
— Да, время пришло, — ответил он. — Тебе пора завершить свой путь.
Она встала, плотнее запахнув накидку.
— Ура, время пришло! — воскликнула Джейн, и голоса в голове Стивена повторили ее слова.
Арчи не знал, как долго он звал Стивена, прежде чем потерял голос и свалился на землю, все еще издавая невнятные, сиплые звуки. Там, где нет света, нет и времени. Лежа на боку, Арчи осторожно пощупал вокруг, чтобы убедиться, что лежит не на краю невидимой пропасти, — и сдался.
«Здесь я и умру, — подумал он, чувствуя, как в тело проникает пещерный холод. — Если я останусь здесь, то сойду с ума или умру от жажды. А если попытаюсь идти, то земля разверзнется у меня под ногами, мой труп будет гнить в яме и станет любопытной находкой для какого-нибудь ученого лет через сто.
Меня снова погребли заживо».
Он не мог двинуться с места. Стоит ему пощупать пол пещеры, и окажется, что там пропасть, что Стивен завел его на каменное острие и вокруг только пустота, а он погребен в этой пустоте, в воздушном пузыре внутри каменной толщи.
Конечно же, все это чепуха: ведь он видел пещеру при свете и знал, что рядом стена — твердая стена, переходящая в твердый пол, который тянется под куполообразным сводом, нависающим над головой.
Однако здесь было так же холодно, как и в могиле на пивоварне, а в темноте ничего нельзя знать наверняка. Снаружи вполне может светить солнце, а внутри есть только тьма.
«Если солнце взошло, то уже наступило воскресенье. В воскресенье вечером Джейн должна умереть», — внезапно пришла непрошеная мысль, и Арчи попытался с ней поспорить.
«Джейн умрет быстро, — ответил он. — А мне на это надеяться не приходится».
Арчи задрожал, чувствуя, как холод глубже проникает в тело.
«Хочешь быстрой смерти? Вставай и иди. Упадешь в яму. Высохнешь и сморщишься, как чакмооль высох, пока дожидался, когда же его найдут».
— Не вынуждай меня к этому, — хрипло простонал Арчи. — Какая разница, если выхода нет?
«Что сказал Стивен?»
— Ничего не сказал.
«Что сказал Стивен, перед тем как уйти?»
— Какая разница? Ведь он ушел.
«Престо, ты хочешь перед смертью сойти с ума? Хочешь помереть в темноте, весь в слезах и соплях? Ты этого хочешь?»
— Нет, — ответил Арчи.
«Ты этого хочешь?»
— Он… уронил что-то.
«Что он сказал?»
— Он сказал: «Если вы тот, за кого я вас принимаю, то это поможет вам выбраться из пещеры», — выдавил Арчи сквозь стиснутые зубы. — Но ведь он наврал про все остальное — почему же я должен поверить его словам?
«Он также сказал, что мог бы убить тебя. В этом он тоже соврал?»
— Не заставляй меня это делать. Я сделал все, что мог.
«Когда чакмооль вырежет сердце твоей дочери, она тоже так подумает?»
— Она умрет быстро.
«Какая разница, быстро или медленно? Она умрет. А что, если Стивен сказал правду? Что, если ты можешь отсюда выбраться? Престо, ты ведь разговаривал с мертвыми. Что ты скажешь Джейн, когда она окажется в мире мертвых?»
— Не заставляй меня, — снова простонал Арчи и все же пополз, ощупывая каждый дюйм впереди.