Осколки пламени. Огонь, любовь и... мышь
Шрифт:
Рыдания только стихнув, начались вновь.
— Почему ты мне не говорила, что так говорят? — мягко спрашивает отец.
— Не хочу, — отворачиваюсь. И громко шмыгнув носом добавляю: — Я не ябеда.
Отец тихо смеется.
— Не ябеда. Но рассказать могла.
— А я так справилась, — гордо приподнимаю головку. — У меня большой резерв. Его надолго хватит,
— Самая, самая, — продолжая тихо посмеиваться папа. И прищурив глаза, окидывает меня взглядом. — Но тебе не кажется, что рыжие кудряшки, ярко-фиолетовые веснушки, красные глаза, розовые ногти и ярко-зеленый хвост — это слишком?
— Красиво же, — не поняла я. И поясняю. — Я самые яркие цвета выбрала. И теперь самая красивая.
— Самая, — кивает папа. Глаза у него искрятся весельем, но лицо серьезное.
Отец подхватывает меня и несет в холл. Останавливается перед огромным зеркалом. И показывает на нас в отражение.
— Смотри. Это мы, Весней.
— Вижу, — киваю, рассматривая себя и держащего меня папу.
— Так вот. Я метаморф, и ты метаморф. Так?
— Да.
— Хорошо. А теперь посмотри внимательно и скажи, в чем мы отличаемся?
Внимательно рассматриваю отца, затем себя.
— Ну-у, я такая яркая.
Папа кивает.
— А я?
— А ты… — присматриваюсь и не знаю, как сказать. Слова мне кажутся почему-то обидными.
— Солнышко?
— А ты папа, — нахожусь я.
Он радостно улыбается.
— Засчитано. А еще?
— Ну-у-у…
— Белый? — подсказывает он.
А я смущаюсь.
— А еще бесцветный и блеклый, — со смехом говорит он.
Отец ни капельки не расстроит таким положением вещей, и я тоже робко начинаю улыбаюсь.
— Так вот, Весней. Надо не слушать, что о тебе говорят другие. А быть собой.
— Белой?
— Белой, — кивает он. — Я вот белый. Я некрасивый? Вот твой экспертный взгляд, м?
Рассматриваю папу.
— — Красивый, — говорю в конце концов. И активно жестикулируя, пытаюсь описать: — Ты такой… такой сильный. Как
Отец внимательно слушал меня. И кивнул.
— Верно. И если бы они к тебе присмотрелись, то обнаружили эти цвета. Поверь, Весней, кому надо, тот увидит в тебе красоту. Твою. Единственную и неповторимую.
— Дорогой? Солнышко?
Отец повернулся. К нам шла мама.
— Что это вы тут делаете? — спросила она, глядя на нас теплым взглядом.
Отец широко улыбнулся.
— Да вот обсуждаем, красив я или нет. Как считаешь? — весело спросил он.
Мама окинула нас лукавым взглядом. И приблизившись, обняла.
— Самый красивый, — прошептала она нежно.
И отец, не выдержав поцеловал ее, приобняв второй рукой.
Я же смотрела на прекрасную пару. В их движениях было столько любви и счастья. А еще они были красивыми. Самыми красивыми. Они словно светились изнутри, когда были рядом.
В зеркале задумчиво наблюдая за папой с мамой, моя внешность поплыла. И вот на руках мужчины, похожего на свет, и рядом с красивой женщиной, теперь была девочка. Со светлыми волосами, со светлой, практически прозрачной кожей. Прозрачными глазами и не выразительными чертами.
И она была похожа на мужчину. А если внимательно приглядеться, то и на женщину.
А значит тоже была… светом? И тоже была красивой?
57
— Ты что, еще не готова?! — Воскликнула Лиссарт стоило мне только открыть дверь.
Она пришла через два часа после визита Грассора. И честно говоря, я боялась, что это саламандр вернулся. Но нет, это оказался не Вейр.
В груди заворочалось почему-то разочарование. Будто я была не рада Лиссарт. А… хотела увидеть Вейра. Но это же не так!
— Привет, а ты… — начала я.
Непреклонно отодвинув меня в сторону, саламандра зашла внутрь.
И мне ничего не оставалось, как закрыть дверь.
— Так. Где? — уперев руки в бока, развернулась ко мне саламандра после того, как скользнула пристальным взглядом по комнате.
— Что? — не поняла я.
— Платье где? — нахмурилась девушка.
— Какое? — вздохнула я.
— В котором ты пойдешь на праздник. Или ты в этом собираешься?
Мое платье было подвергнуто критическому осмотру.
— Хм. Нет. Давай все же что-то понаряднее, — пробормотала она.
И направилась к моему шкафу.
— Лиссарт, какой праздник?