Осколки Солнца
Шрифт:
— Только не снова, — скривился он.
Значит, вот что ему не нравится? Ха! Я сунула два пальца себе в рот, но мужчина тут же перехватил мою руку, и затащив на кровать, спеленал в одеяло. Я продолжила дрыгаться, яростно испепеляя Михаила взглядом.
— Да ты же бешенная, — почти восхищенно заметил он. — И как я раньше этого не заметил?
— Только попробуй ко мне сунуться, и я тебя укушу! — прошипела я. Жалко, не умею пускать пену изо рта, да и фальшивым судорогам он вряд ли поверит.
— Ты? Укусишь меня?! — Михаил расхохотался,
Я почти зарычала от обиды и бессилия. Рывком перевернулась и уткнулась лицом в очередную подушку. Боже ты мой, да что за подушечный маньяк оформлял эту комнату?!
— Ты решила задушиться сама?
— М-м-м…
— Дышать то можешь?
— Д-ди к чрту.
— А, ты так показываешь свою обиду. Очаровательно! И открывает интересные перспективы, радующие глаз. Прости, просто не могу удержаться.
Михаил погладил меня чуть пониже спины, а когда я подобно гусенице (очень злобной и изрыгающей проклятья гусенице) попыталась уползти, перекатил меня на бок, а сам улегся рядом — так, что мы были лицом к лицу. Он улыбался и был, кажется, в прекрасном настроении. Плюнуть в него, что ли?
— У меня полыхают чресла, — интимным шепотом сообщил Михаил. Я зажмурилась, жалея, что не могу зажать уши. — И в голове не осталось ни одной приличной мысли. Сердце пронзила стрела Амура, а всё в тебе вызывает лишь умиление.
Наверное, стоит все же плюнуть, так, чтобы он просто расплакался от умиления. Раз настоящей стрелы под рукой у меня нет.
— И что это все значит? — сквозь зубы спросила я.
— То, что мне все же придется искать с тобой общий язык. А тебе меня терпеть. По крайней мере, пока не сможешь полюбить, — Михаил перестал улыбаться, и печально добавил: — Надеюсь, это не займет вечность. Всего лишь пару-тройку сотен лет.
Глава 14. Ты можешь сломаться
— Ого, я думал, что ты все расколотишь, а ты даже прибралась, — восхищенно заметил Луи, заходя в комнату. В этот раз он был одет в темно-красное, почти черное платье с оголенными плечами и кокетливым бантом на талии. В руках его была довольно объемная сумка. — Признавайся, что ты сделала?
— Убрала все подушки и тряпки в гардероб, — хмуро ответила я. — Раздражали.
— Меня тоже. Как спалось?
Как спалось? Просто ужасно. Воспоминания теснились и толкались в моей несчастной голове, но так и не желали вставать по порядку. Да и еще к тому же мешались со странными фантазиями и комарами. Под утро голова была почти столь же пустой, как и до этого.
Вместо ответа я пожала плечами, а затем неудержимо зевнула.
— Скучаешь? А я кое-что для тебя принес. В основном книги.
— Вы собираетесь держать меня здесь годами, месье?
— Не-е-ет, просто считаю, что тебе неплохо было бы отвлечься. Это место для веселья, и… — Луи достал из сумки книгу и посмотрел на обложку. — Ну, надеюсь, Геродот тебя сможет заинтересовать. Прости, но я не держу развлекательную литературу, а брать что-либо для тебя у девочек мне запретил Мишель. Так, что тут у нас еще… О! Всяческие художественные принадлежности. Здорово, правда?
— Месье…
— Вирджиния! Можно даже мадам Вирджиния! Но никак не месье! Да сколько можно меня называть по-другому!
И вновь что-то чуждое, нечеловеческое мелькнуло на лице Луи. Я тут же опустила голову и отвела взгляд, сжавшись.
— Да, мадам.
— Ох, я не хотела тебя пугать. Я ведь совсем не такая, как все эти… — Луи махнул рукой: — мужланы. И надеюсь, что мы сможем стать подругами. Мне показалось, что ты, как человек творческий, способна преодолеть узость мышления, свойственную детям этой эпохи. Во времена моей юности люди были другие.
Странные слова от парня, выглядевшего едва ли не младше меня. Заметив мое недоумение, Луи подмигнул:
— Думаешь, я совсем поехавшая? На самом деле я даже старше Мишеля. Просто он родился таким — старым в душе. Слишком серьезным, слишком правильным. Тем обиднее, что он смог найти себе пару раньше, чем я. Если бы мой дядя остался в рассудке, он был бы в ярости из-за того, что род Ракоци множится, в то время как наш вымирает.
— О чем вы, мадам Вирджиния?
Луи скользнул ко мне, и приобняв, почти прошептал:
— Мишель поступает неразумно, скрывая от тебя свои планы. Неизвестность порождает страх, а правда… не вижу ни одной причины считать её ужасающей. Какая женщина не мечтает о том, чтобы обмануть старость? И о любви — не способной остыть и не знающей измен? Такие, как я и он — умеют быть преданными, поверь. И благодарными — когда получают взаимность.
— Разве любовь можно купить? Или взять силой?
Луи положил подбородок мне на плечо и вздохнул:
— Её можно получить обманом — но и расплата за это будет жестокой. Никто не любит оставаться в дураках. Интересно, есть ли решение задачи, в которой один увлечен другим, а тот бежит прочь?
Тоска, что терзала мне сердце, прорвалась.
— Если бы я могла бежать. И если бы я знала, кем являюсь…
Неуверенность в самой себе была в стократ хуже, чем недоверие к Михаилу или Луи.
— Когда-то я танцевал. И даже имел известность. Но… по-настоящему успеха добиться не мог. Знаешь почему? Потому что для настоящего танцора — танец это вся его жизнь. Он выражает себя в танце. И постигает мир через движение. Мне кажется, с художниками тоже самое. Им легче узнать себя именно так — на холсте и бумаге. Хочешь понять, что угодно, о себе или мире — рисуй! Если ты конечно, настоящая художница. И тогда, может быть, на самом деле найдешь ответ. Даже если подводит разум — рука тебя не подведет.