Осколки Солнца
Шрифт:
Вампир улыбнулся, заметив мое смущение.
— Слышала когда-нибудь о Дарвине?
— Он богохульник, — уверенно ответила я. — Папа его просто терпеть не может — он говорил, что опустил созданий, созданных по образу и подобию Бога, до обезьян.
— Дарвин — биолог, изучавший эволюционные процессы и развитие видов. Высшие находятся на вершине пищевой цепи, и как большинство хищников в дикой природе — не слишком многочисленны по сравнению со своими…
— Жертвами.
— Именно так, — Михаил невозмутимо кивнул. — Длинный срок жизни, хорошая регенерация могла бы привести к закономерному итогу — когда почти никто не умирает, популяция
Я нахмурилась.
— Значит, дети от брака вампира и человека становятся вампирами? Почему?
— Потому что людей-партнеров можно обратить — сделать их подобными нам. Таких обращенных мы называем младшими. Срок жизни у младших становится таким же, как и высших, болезни исцеляются, появляется способность к внушению. Но конечно в целом обращенные слабее и уязвимее высших.
— Какая разница? — я зло пожала плечами. — Ведь как я поняла, главное зачать здоровое потомство, а потом можно и избавиться от обузы.
— Смертные, — Михаил скривился. — Только вы можете относиться так к своим парам — предавать, изменять… Для нас брак — это навсегда, а смерть обращенного тобой трагедия, так как чувства, вспыхнувшие однажды, уже не угаснут никогда. Нет ничего мучительнее чем потерять того, кого любишь.
Я исподлобья посмотрела на вампира, прижав колени к груди.
— Причём здесь любовь? Любовь предполагает уважение, а для тебя я как игрушка, с которой можно делать все что угодно, пока не сломается.
— Это не так.
То ли я слишком неуклюжа и невнимательна, то ли вампиры и вправду превосходят людей во всем, но сбежать в этот раз не получилось. Одно мгновение — и Михаил уже обнимает меня за плечи, вытаскивая из одеревеневших пальцев чашу. Проклятье! Вот снова увлеклась, и выпалила о том, что думаю. Не нужно с ним спорить, стоит просто кивать и соглашаться…
Михаил погладил меня по спине, и щекоча дыханием ухо, прошептал:
— Ты даже не представляешь, что со мной твориться, когда я тебя вижу. Игрушка? Игрушку можно было бы убрать в дальний шкаф и забыть о ней. Я же почти зависим от тебя. Несправедливо. Несправедливо, что ты смотришь на меня как на чужака. Я думаю, стоит показать, насколько я заинтересован тобой, Клэр.
Ладонь скользнула по напрягшемуся животу, поднялась выше, и Михаил начал нетерпеливо расстегивать одну пуговицу за другой. Он сел так, что я оказалась между его ног, а моя спина качалась его груди, да и еще и стол передо мной мешал отодвинуться или отползти подальше. Я замерла, почти не дыша, стараясь не думать, что именно упиралось в меня чуть пониже спины. Не думала, что скажу это — но лучше бы меня просто укусили, тогда я просто бы отделалась несколькими болезненными минутами и аллергией. А чем закончиться вот это вот все — совершенно непонятно.
Я вцепилась в запястье Михаила, удерживая его руку подальше от своей груди, и запрокинув голову, посмотрела в немного посветлевшие глаза. Плохой признак.
— Нет, — строго сказала. — Не делай этого.
Полагаю, не слишком убедительно, так как вторая рука по-хозяйски легла мне на талию, подтягивая вплотную к мужскому телу. Михаил повернув мою голову к себе, склонился и наградил поцелуем, заставляя раздвинуть плотно сжатые губы и впустить его язык. На мгновение я забыла, как дышать — слишком неожиданными и незнакомыми были ощущения. И слишком яркими и приятными для столь гадкого занятия. Эти влажные звуки, движения языка внутри моего рта, вызывавшие пульсацию где-то внизу живота… Панически вцепившись в колени Михаила, пытаясь преодолеть слабость и дрожь, прошедшую от шеи вниз по позвоночнику, я прервала поцелуй, восстанавливая дыхание. Какого черта меня так вынесло?!
Передышки мне не дали. Михаил успел расстегнуть жилет и рубашку, и так как под ней ничего не было, ничего не мешало ему по-хозяйски ласкать набухшую и отяжелевшую грудь, оказавшейся такой чувствительной к мужским прикосновениям. Я закрыла глаза, не желая видеть столь бесстыдной, но почему-то притягательной картины.
— Прекрати, — теперь я могла только умолять.
— Даже не подумаю, — голос у вампира прерывистый и хриплый. — Твое тело храм, в котором таится прекраснейшая из человеческих душ, изменчивая и недоступная. Касаясь тебя, даря наслаждение — разве я не служу ей? Это моя молитва, мое поклонение. Уважаю ли я тебя, Клэр? Нет — я тебя боготворю. Это то, что не сможет дать тебе ни один человек.
Нет, — хотела сказать я. — Это не любовь, это похоть. Нечестивая, неправильная… колдовская. Но когда мужские пальцы проникли под шаровары, ловко находя самую чувствительную точку, о которой я даже и не подозревала, вскрикнула и изогнулась от слишком острого удовольствия. Теперь я почти лежала на Михаиле, беспомощно уткнувшись лицом в его плечо.
— Это только начало, — его рука двигалась, управляя волнами наслаждения, то накатывающими, то отступающими, но готовыми вот-вот поглотить меня с головой. — Твое тело постепенно подстраивается под меня. Понадобилось время, но оно того стоит, не правда ли?
Он немного приподнял меня, усаживая выше, и властно обхватив подбородок, запрокинул голову. Это просто поцелуи в шею, но я знаю, что за ними последует. Боль от укуса прорвалась я через удовольствие, на мгновение отрезвила, но лишь на мгновение. Пульсация покидающей мое тело крови соединилась с тянущей, сводящей с ума пульсацией между ног. Задрожав, я глухо застонала, уже не в силах сопротивляться захлестнувшей меня жаркой волне.
Перед глазами все плыло, и слабость в теле такая, будто меня выпили всю, хотя Михаил сделал лишь пару глотков. Буквально зализав мне ранки на шее, вампир перетащил меня на кровать. Он вертел в руках, стаскивая одежду, будто я большая тряпичная кукла. Такой себя и чувствовала. Подложив под спину подушки, закрыл одеялом, целомудренно поцеловав в уголок губ. Затем я услышала его шаги по комнате, легкий звон, и он вернулся ко мне ко мне. Губ коснулось что-то прохладное, а затем терпкое вино со странным привкусом. Мне не хочется это пить, но Михаил не дает выбора.
— Хотелось бы продолжить, но я боюсь, что тогда и жажда станет острее, и это может повредить тебе. Так что позднее, когда ты будешь к этому готова.
Я с трудом открываю глаза и замечаю на запястье Михаила совсем свежий порез, затягивающийся буквально на глазах.
— Ты что, добавил в вино своей крови?!
— Не в первый раз. Просто ты этого не помнишь.
Как будто это должно меня успокоить! Михаил прижал ладонь к моему рту, укоризненно посмотрев янтарными, будто пылающими, глазами.