Осколки Солнца
Шрифт:
Пасси, улица Ренуар. Где-то здесь жил Бальзак, и на этой же улице сейчас обитает таинственный мастер Савар. Его двухэтажный особняк я нашла не сразу, почти трижды пройдя мимо него. И только когда сжалившийся прохожий указал мне скрытую почти высохшей лозой табличку с номером "43", я поняла, что глухие ворота — это то, что мне нужно.
Открыли мне почти сразу же и без вопросов провели внутрь. Мэтр пил утренний кофе, и кажется, очень удивился моему появлению.
— Дорогая, я совсем о вас забыл! Но ничего страшного. Садитесь, мы обсудим наше с вами сотрудничество. У вас есть опыт?
— Доброе
— Да, я, кажется, видел вашу картину в лавке. С танцовщицей у станка, да?
Я изумленно посмотрела на мастера.
— Как вы поняли — что это моя картина?
— Её мог нарисовать только очень молодой, и плохо разбирающейся в жизни человек. Даже скорее всего, юная девушка, — усмехнулся художник. — К тому же вы так расстроено ее рассматривали. Хотите взглянуть на мои работы, прежде чем мы приступим? Мне кажется, это несколько развеет ваш страх.
— Конечно! О большем я и не могла мечтать!
Мастерская мэтра располагалась на втором этаже, в огромной, залитой солнцем комнате. Окна ее выходили прямо на улицу, на которой шумно играли дети.
— Я не очень люблю покидать дом. Но мне нравится слушать дыхание города, — заметил Савар, шустро снимая покрывала с сохнущих у стен картин. — Я готовлю серию для выставки, и ваш портрет будет в ней последним.
Почти все натурщики и натурщицы, изображенные на полотнах, были обнажены, или лишь слегка прикрыты тонкими, почти прозрачными одеяниями, но это не выглядело пошло. Все картины были выполнены в одной стилистике — позирующие мужчины и женщины на фоне ярких средиземноморских пейзажей. Я не была сильна в истории, но эти мотивы я узнала.
— Вы вдохновляетесь античными мифами, так?
— Верно. Мастера прошлого часто обращались к этой золотой эпохе богов, ныне в чести пошлый неоимпрессионизм. Эти наследники Дега и Ренуара пытаются запечатлеть мимолетность бытия, вместо этого выплескивая на холст всю свою глупость. Рисовать кабацкие пьянки и потворствующих своей лени трутней — вот что они только могут! Мне нравятся многие художественные приемы нынешней молодежи, но сюжеты я предпочитаю совсем иные, — Савар обвел мастерскую руками: — Посмотрите! Разве не интереснее попытаться найти в земной и человеческом — божественное, а не пытаться превозносить мелкие страсти?
Некоторые образы на полотнах были мне знакомы. Пышнотелая Венера, томный и миловидный Амур, тоненькая и встревоженная Психея, златокудрый и мужественный Аполлон… В последнем я со смущением узнала знакомого музыканта. Не думала, что когда-нибудь увижу его, прикрытым лишь в одном венке.
Меня снова начали одолевать сомнения.
— Простите, но я не готова, вот так вот… обнажиться.
— Тебе и не нужно, глупая. Как думаешь, кого я хочу изобразить?
— Диану? — с сомнением произнесла.
— Диана холодна и величественна, — усмехнулся мэтр. — В тебе же больше земной красоты. Подумай хорошенько.
— Весту, Гею? — мастер продолжал качать головой, а список известных мне греческих богинь стремительно уменьшался. — Деметру?
— Почти. Южане, — вздохнул художник, будто это объясняло мою необразованность. — Ты слышала о Персефоне, дочери Деметры?
— Той самой, что похитил Аид?
Кажется, мне удалось немного реабилитироваться в глазах мэтра.
— Мне нравится аллегоричность этой истории. Юная дева, воплощение весны, похищенная самой смертью… — мастер задумчиво пригладил жиденькие волосы и недовольно посмотрел на меня: — Ну хватит болтовни! Всё будет в пределах приличий, твой хитон будет максимально скромный. Служанка причешет и оденет тебя. Так что?
— Как же я могу отказаться?
Савар немного слукавил. Пурпурный хитон пусть и был длинным, почти полностью пряча ноги, но зато открывал руки и бесстыдно облегал грудь и бедра. Льняная тонкая ткань держалась практически лишь на одном длинном увитом шнуре, проходящем под грудью. Потяни его, и хитон спадет, оставив в одном венке, украшенном цветами. Дороги назад нет, так? Да и кто меня узнает, в таком то виде…
Пытаясь не наступить на подол одеяния, я вернулась в мастерскую. Мэтр который уже успел подготовить всё для работы.
— Прекрасно, как я и думал! Точное попадание в типаж, — довольно кивнул Савар. — Усаживайся. Сюда, да. Так… хм. Подожди.
Я чувствовала себя куклой в руках кукольного мастера. Сначала меня усадили на притащенную, видимо, из сада скамейку. Затем заставили сесть на пол, и опустить голову на руки. Снова подняться, повернуться, сесть…
В итоге я осталась сидеть к мастеру спиной, повернув голову в бок. Мой курносый профиль показался мастеру достаточно благородным для этого. Локоны почти свободно спадали по плечам и спине, а рука тянулась к красному плоду граната. Возвращалась домой уже почти затемно, жалея, что во все это ввязалась. Шея просто отваливалась. Но зато меня угостили гранатом, и это несколько примиряло меня с участью. Тем более, что мастер обещал управиться за две недели, и отпустить меня с миром и полным кошельком…
Мне нравилось бывать в мастерской Савара. Мэтр, хоть и обладал довольно тяжелым характером, был хорошим собеседником, который не гнушался разговаривать со своей натурщицей об искусстве. Баловал он меня и историями о великих мастерах прошлого, которых он знал лично, давая возможность помечтать, что и я каким-то образом связана со всеми ними. Конечно, такой человек не стал бы брать меня ученицей, но это не значило, что я не могла у него учиться — хотя бы урывками, но впитывать драгоценное знание.
Тогда я не могла предположить, что судьба Персефоны окажется так сильно связанна с моей. Потому что земля уже почти разверзлась подо мной, и где-то там, во тьме, меня ждал мертвый бог.
Глава 4. Ты не вспомнишь меня
Это была нашей последней встречей. Картина почти закончена, и даже мое присутствие не так уж и обязательно. Думаю, мэтр Савар просто хотел похвалиться результатами. По его словам, "Персефона с гранатом" была лучшей картиной в серии. И мне она безумно нравилась, хоть я с трудом узнала в задумчивой девушке с тоскующим взглядом, себя.