Осколки (Трилогия)
Шрифт:
Пепельно-зеленоватые локоны и прозрачно-серые глаза выдавали принадлежность листоухого к одному из Лесных Кланов. А скучное высокомерие — к эльфийской расе в целом. Вообще-то, могу понять неудовольствие, кривящее каждую черточку точеного лица: быть сосланным на людские территории за ничтожную провинность (а сам эльф, наверняка, полагал ее ничтожной, в отличие от Совета) и целыми неделями скучать в одиночестве, чтобы потом напяливать церемониальные доспехи (это по весенней-то жаре!) и давать от ворот поворот незваным гостям — бессмысленная трата времени и сил. Стража могло извинить и извиняло только то, что он не подозревал о цели моего путешествия в эльфийский лан. Извиняло, впрочем, ровно до того момента, как был получен ответ на первый вопрос.
— Изложите причину,
— Семейное дело.
— Семейное? — Лениво переспросил эльф.
— Совершенно верно.
— Какой семьи?
— Моей.
Серые глаза стали еще прозрачнее.
— Кланам нет дела до…
— Чужих рас? Не смею спорить. Но моя семья… скажем так, не совсем обычная.
— Что сие означает?
— Я не связан с остальными ее членами кровными узами.
Эльф помрачнел. Видимо, решив, что я над ним насмехаюсь.
— Какими же узами вы все связаны?
И правда, какими? Если Кайа и Кэл некогда нарекли меня своим resayi, можно сказать: узами творения. Но ребенок Кайи, собирающийся появиться на свет в совсем уже ближайшем будущем, тоже имеет некоторое отношение ко мне. Узами дарения. А если вспомнит о младшем брате Кэла, которому я оказал не менее значимую услугу, в силу вступают уже узы долга. Но вместе они превращаются в настолько причудливый узор, что одним словом ситуацию не опишешь. И двумя — тоже [15] .
15
«Полагают, что кровные узы сильнее всех прочих, при этом забывая, что кровь — единственная из связей, не только не налагающая на ее носителя дополнительные обязательства, но и существенно снимающая обязательства прочие. Недаром же говорят, что дети не в ответе за дела своих отцов, да и те всегда могут отнести неблагодарность детей на отзвук далекого прошлого, когда отцы их отцов не гнушались разбоем и предательством… Узы же, возникающие между теми, кто не связан кровным родством, оказываются прочнее и долговечнее. Так, Узы Дарения соединяют Дарителя и Одаренного ответственностью за использование Дара, а Узы Долга требуют равного отзыва и у того, кому оказана помощь, и у того, кто ее принял, иначе быстро превращаются в Узы Ненависти…» («Вечерние беседы у Очага Познания», Большая Библиотека Дома Дремлющих, Архив)
Я задумался, подыскивая нейтральный, но удовлетворяющий Стража ответ. Эльф терпеливо ожидал результата моих размышлений. Впрочем, листоухому торопиться некуда, а вот мне…
— Разными.
Серые глаза начали темнеть, потому что теперь их обладатель совершенно точно решил: ему попался злостный насмешник. Но положение обязывало, и Страж остался вежливым:
— Назовите хотя бы часть.
— Я должен присутствовать при рождении моего ребенка.
— Вот как? — Эльф чуть склонил голову набок. — И что за h’evy [16] должна родить вашего ребенка?
16
h’evy — дословно, «дева», но в данном случае имеется в виду именно принадлежность к женскому полу и пребывание в детородном возрасте, а не собственно, предшествующая беременности невинность тела и духа.
— Моя дочь.
Тонкие пальцы, затянутые в перчатку из кожи, выделанной под чешую, начали постукивать по столу. Муха, наконец-то, ухитрившаяся перевернуться, рассеянно отползла подальше.
Я улыбнулся, но сделал это совершенно зря: Страж принял мою доброжелательность за преддверие угрозы.
— Ваша дочь, говорите? Позвольте узнать ее имя.
Закономерная просьба, которую следует удовлетворить. Но едва открываю рот, как нашу беседу прерывают самым бесцеремонным образом:
— Умерь свое рвение, Вэйли!
— F’yer [17] , этот человек…
— Говорит сущую правду, — подтверждающе кивает Кэлаэ’хэль, темно-лиловые глаза которого могут поспорить своим сиянием с лучами солнца, заглядывающего в окно…
— Я тебя ждал, — ответил Кэл на невысказанный вопрос, когда, сменив груз форменной одежды на более легкий и удобный для движения костюм из шелка двойного плетения, взялся проводить меня к дому Кё.
— Ждал? Почему?
— Кайа была уверена, что ты не пропустишь роды. Вижу, она была совершенно права.
17
F’yer — дословно, «старший». Используется при обращении к вышестоящим лицам.
— Да уж, права. Если бы ты знал, сколько раз это мое обещание висело на ниточке… Собственно, еще три месяца назад я не мог знать, что приду.
— Но ты пришел, а значит, все эти месяцы и события, препятствиями встававшие на пути, можно забыть!
Я покачал головой:
— Забыть — вряд ли. Самое большее, отодвинуть в сторонку.
— Пусть так! — Беспечно согласился эльф, тряхнув серебристыми локонами. — Сейчас они не мешают, и это главное.
— Допустим, ты меня ждал. И только поэтому согласился прозябать на Границе? Или тебя наказали?
Кэл усмехнулся, но слишком грустно, чтобы в дальнейшем иметь возможность отшутиться.
— Можешь считать и так. Совет был… недоволен мной.
— Недоволен настолько, что отказался от твоих услуг? Тогда мне жаль слепцов, его составляющих.
— Не говори так. Я натворил много глупостей, вполне заслуживающих…
— Усилий по искоренению их последствий, а не запоздавшего и тщетного наказания.
Эльф сжал губы.
— Они не могли знать.
— Они должны были предполагать! В противном случае, можно утверждать: ты и твоя судьба — ничто для членов Совета.
Лиловый взгляд полыхнул молниями:
— Еще слово, и…
— И что? Ты вызовешь меня на дуэль? Не сможешь, потому что по собственной воле признал меня «творцом». Побежишь докладывать Совету? А о чем? О том, что кто-то осмелился назвать вещи своими именами? Может, еще подчиненного своего натравишь? Он будет просто счастлив проткнуть наглеца, осмелившегося ступить на землю лана! Ну, как же ты поступишь?
Кэл, еще в начале моей тирады замедливший шаг, а потом и вовсе остановившийся и вынудивший и меня прекратить движение, медлил с ответом, вглядываясь в мое лицо.
— Ты так странно себя ведешь: горячишься и злишься, хотя…
— Не имею для этого повода? Имею. И ты знаешь, какой.
Да, он знает. Но вряд ли осознает истинную причину моего ехидного негодования. А на самом деле, все объясняется просто: я слишком жаден, чтобы расстаться с тем, что заработал потом и кровью. По крайней мере, кровью.
Так получилось, что я спас две эльфийские жизни и одну вернул с самого Порога. Спас, не загадывая и не выгадывая, хотя многие постарались бы найти в моих поступках корысть. Те, кто не умеют владеть по-настоящему. Кё я уберег от смерти вопреки своим желаниям, даже вопреки здравому смыслу: мог ведь выполнить то, к чему меня подталкивал целый отряд королевской стражи, и надеяться на благоприятный исход? Мог. Но не стал, из отчаяния и озорства усилив Зов эльфийки и вызвав себе на беду и на радость знакомую из глубины веков. С Келом все было проще и рациональнее: я посчитал несправедливым одержать верх в поединке над тем, кого живьем съедает призрак покойной сестры. А раз существует несправедливость, надо что? Правильно! Быстро и жестко с ней расправиться. Я и расправился. За что получил высокое и двойное звание «творца новых жизней». И один из «заново сотворенных» вот-вот построит логическую цепочку, совершенно мне ненужную…