Осколки. На острие боли

Моя сестра украла моего парня. Что может причинить еще большую боль?

– Не трогай меня! – просипела я, пытаясь сбросить ее руку с плеча. Мне впервые было так плохо, что я не готова была идти на примирение.

– Прости, – искренность в ее голосе не тронула меня.

– Ты ведь знала, что я люблю его, – я зажмурила глаза и прислонилась к прохладному окну, заглушая гул стука капель бешено колотящимся пульсом.

Больше всего я переживала из-за Никиты. Первая любовь…

Сестра снова молчала. Только и делала, что извинялась и молчала.

Мне это не помогало. Боль ведь не утихала. Всё также распирала грудную клетку, разрывая меня изнутри. Словно я проглотила стеклянную пробирку с кислотой внутри из кабинета химии, и она лопнула, растекаясь по органам и обжигая внутренности до боли и агонии.

– Разве это не он внизу? – прозвучал вдруг недоуменный голос старшей.

Я, недолго думая, а действуя на голых инстинктах, резко отскочила от окна и рукой задернула шторы. Комната потемнела, пробивались только полоски света от щелей портьер. Часто задышала от испуга и адреналина, затем спустя минуту моргнула и стерла слезы со щек рукавом пижамы.

– Он снова с новой девкой, – отодвинула как ни в чем не бывало штору Алина, ей страх застигнутой врасплох за подглядыванием был неведом.

Порой я завидовала ее характеру, ведь не могла, в отличие от нее, позволить себе быть такой уверенной. Мы были похожи внешне, но при этом отличались, как красавица и чудовище. Вот только это не сказка о любви, а суровая реальность, где именно я была тем чудовищем. Тетя часто говорила, что самые красивые лебеди вырастают из гадких утят, но каждый раз, видя свое отражение в зеркале, я своим существованием опровергала ее уверенность. Прыщавая, угловатая, я меньше всего подавала надежды стать красавицей, как старшая сестра Алина. Любимица матери и ее гордость.

Старшая, пока я предавалась самобичеванию, отошла от окна и присела на мою не заправленную кровать, совершенно не обращая внимания на беспорядок, который царил в моей комнате.

– Разве это любовь, Сонь? – вздохнула, будто не слыша ни мои слова о том, чтобы отстала от меня, ни чтобы проваливала из моей комнаты. – Ты даже привет ему сказать боишься. А я… А мы… Мы ведь встречались почти месяц, а теперь…

Я прекрасно слышала, как она тяжело и надрывно дышала. Она съехала из дома два года назад, поселившись в общаге, но ничего не поменялось. По-прежнему перетягивала внимание на себя, обесценивая мои чувства. Всегда ставила свои эмоции во главу угла. Даже сейчас, когда именно она украла у меня Никиту, всё равно жаловалась на то, что именно ее он бросил.

– Уходи, Алин. Не вынуждай меня кричать, – прогундосила я и шмыгнула носом. Кажется, он распух.

Сестра снова меня не услышала. Закрыла лицо ладонями и сгорбилась, будто всё бремя мира легло на ее плечи. Спустя несколько секунд раздался всхлип.

Раньше я бы кинулась к ней, обняла за плечи и стала убеждать, что парень, который ее бросил в очередной раз, просто ее не достоин, но сегодня… Сегодня я ненавидела сестру так сильно, что у меня болело и распирало сердце. Казалось, еще секунда, и я упаду на пол без сил, теряя сознание, но благословенное забытье не приходило. Словно наказание за то, что посмела надеяться на любовь, которую всегда дарили не мне. Даже родители.

– Вскружил тебе голову, Алина?

Понимаешь меня теперь? – выдохнула, с облегчением нарушая молчание.

Она не ответила, никогда не умела брать ответственность за собственные косяки. Я же поджала губы, подошла к окну снова, только с другой стороны. Отвернулась от сестры, чтобы не видеть ее, ведь не хотела даже дышать с ней одним воздухом.

Подойдя к стеклу, отодвинула шторку и открыла себе обзор на двор. И увидела, как он, мой тот самый, поцеловал другую, и снова это не я. Обнимал ее, не меня. Всегда не меня…

Софья Отрадная

Мои руки тряслись, пока я набирала заветный номер, который случайно достала в телефоне сестры. Вместо имени парня вбила “Любимый”, добавила сердечко и нажала “сохранить”. Дыхание спирало так, будто я только что нашкодила. Воздух был наэлектризован, казалось, что вот-вот и кто-нибудь выпрыгнет из-за двери и рассмеется надо мной и моими мечтами о Никите.

– Ну, решайся, – раздался рядом нетерпеливый голос Леськи, двоюродной сестры по отцу. Разница в возрасте у нас с ней была небольшая – я старше всего на два месяца, так что у нас не было и шанса не подружиться.

Она сидела на моей кровати, подложив одну ногу под себя, а другой болтая в воздухе. Задорно улыбалась, качая головой в такт битам из музыкальной колонки. Я подошла к своему компьютерному столу, который достался мне по наследству от старшей сестры Алины, и решительно выключила какую-то попсовую песню. Сейчас мне нужны тишина и поддержка подружки-тире-сестры.

– Мне страшно, – призналась вслух, ощущая, как трясутся мои коленки. Меня одолевал мандраж. Никогда еще я не была так близка к объекту своих чувств, и оттого меня даже подташнивало. Хуже, чем от папиного фирменного омлета с ливерной колбасой.

Я дрожащими пальцами заправила прядь за ухо, присела к сестре под бочок, толкая ее слегка бедром. Всё это время нервно поглядывала в экран, гипнотизируя заветное имя того, о ком грезила перед сном, при пробуждении и в течение всего дня. Двадцатого мая будет двадцать месяцев со дня моего запечатления на Никите. Памятная дата, вследствие чего я решила, что пора действовать и как-то обращать на себя внимание. Не ври, Соф, шепнуло мне гадкое подсознание, на носу ЕГЭ и вступительные экзамены, ты просто боишься, что не сможешь поступить в его университет на бюджет, и родители отправят тебя в Питер к родственникам, где одна папина дальняя родственница занимала должность декана. И тогда между мной и Никитой будет стоять не только моя стеснительность, но и расстояние.

– Ты ничего не теряешь, Сонь, – убеждала меня Леся, беря в руки моего плюшевого медведя.

Я ревниво проследила за ее наглющими пальцами, которые вцепились в зверя, но промолчала. Неудобно как-то выказывать недовольство. Мама с детства всегда ругалась, если я жадничала, а после и наказывала, отбирая мои игрушки и уча делиться.

– Стыдно-то как, – протянула гласные, затем, пользуясь тем, что игрушку вернули на место, невзначай взяла свое сокровище и прижала к груди. Это меня успокаивало хоть немного. Подарок дедули, папиного отца, я старалась держать подле себя.