Осколки
Шрифт:
А потом мы разбрелись по рабочим местам.
До обеда я разгребала завалы на столе: сортировала бумажки, отделяя их от явного мусора, пыталась определить сколько клавиатур у моего компьютера и где среди всего этого хлама нужные кабеля. Прежде смеющиеся несерьезные ребята превратились в собранных молчаливых программистов. Офис наполнился мириадами кликов, клацаем шустрых пальцев по клавиатуре. Каждый был погружен в свою работу. А я все ещё с трудом могла поверить, что нахожусь в этом месте, видел бы меня Сашка. Так и слышу его низкий игривый голос “Марусь, я же предупреждал, что заполучу твои мозги любой ценой!”
Ближе к обеду все заметно оживились, стали немного переговариваться, а потом то парочками, то тройками поспешно побрели на обед. Лина пригласила меня присоединиться к ним, но я отказалась. От волнения подташнивало и вообще такое количество людей только за первую половину дня казалось мне избыточным.
Когда офис опустел, взгляд упал на общий стол. Он принял на себя роль местом общей свалки. Сначала я хотела убрать только мусор, банки из-под колы, да обертки. Но что нередко бывает со мной во время стресса, увлеклась и отсортировала всё, что попалось под руку.
Бумаги разложила в стопки по тематике, сверху наклеила стикеры, что бы не запутаться. Диски сложила в коробку в алфавитном порядке. Нашла органайзер для маркеров, ручек и карандашей, ещё один для прочих мелких канцтоваров. Из банок с газировкой построила две конкурирующие пирамиды, а сладости сложила в корзинку для бумаг, которая нашлась на моем столе. Затем протерла стол влажными салфетками. Он оказался чёрным, а не темно-серым, как мне показалось вначале. Вокруг стола расставила двенадцать стульев. Когда я закончила, в дверь постучался мальчишка курьер:
– Здравствуйте! Где мне найти Марию Иванову?
– Это я!
– Прекрасно! Значит это для вас! – улыбнулся парень и вручил мне картонный ланчбокс.
– Спасибо! – вежливо поблагодарила курьера.
В ланчбоксе лежала записка:
“Знаю, ты снова забудешь поесть! Я за тобой наблюдаю! Только вперёд!”
Без подписи. В ней не было необходимости. Это прислал Макс. Достав телефон, набрала ему смс:
“Спасибо, Бабуль!”.
Друг естественно знал, что я забуду про еду. После “Тёмного дня”, я отключилась, не могла и не хотела выбраться из снов где Сашка был со мной, его прикосновения, тепло рук. Он обнимал, убаюкивал, жил. Только это была жизнь за гранью реальности, связь с которой всё больше и больше терялась. Я не ела, не пила воду. Даша плакала, держа меня за руку. Помню тёмные синяки от катетеров для капельниц. Серые стены больничной палаты и холод. Вечный холод. Макс переехал к нам незадолго до “Тёмного дня”, но остался со мной рядом пока в нашей жизни не появился лучик надежды.
Новая я образцово кушала, старательно набирала вес, выполняла все пусть и самые строгие требования. А ещё появилась непреодолимая тяга обнимать каждого в семье при любой удобной и не очень возможности. Только от волнения могу забыть о еде, сегодня очевидно стресса было предостаточно.
Потом решила позвонить Нюше, чтобы узнать как настроение у моего строптивого сына Михаила Александровича и поболтать с ним. Его звонкий смех до краев наполнял меня жизнью.
– Привет, родной! – протянула я противно приторно, так как это делают либо мамочки, либо глупые влюбленные девицы, – я соскучилась, веди себя прилично, не буянь! Скоро увидимся!
Стояла
Очнувшись от ступора раньше меня, он строго спросил:
– Что случилось со столом? Нас ограбили?
– Это не я! – инстинктивно защищаясь, вырвалось у меня, – то есть, да это я. Хотела выбросить мусор, но больше ничего! Всё остальное по-прежнему на столе! Просто я немного отсортировала предметы, так как определённой закономерности в их местоположении не было, я подумала никто не будет против! Простите! – зачем то в конце добавила я.
Мартынов медленно с опаской подошел к столу.
– Я всегда думал, что он серый, – отозвался босс.
Заметил стаканчик с молочным коктейлем у меня в руке и перевёл взгляд на пустой ланчбокс. Нахмурившись, не сказав больше ни слова, он направился к своему рабочему столу.
Остаток дня пролетел незаметно. Мой изголодавшийся по полезной информации мозг, жадно погрузился в изучение проектов, которыми занимался отдел разработки. Даже удалось составить список интересующих вопросов, набросать кратко общие планы и концепции по предстоящим возможным работам. А боль, вечно ноющая в груди, ушла куда-то далеко на задний план, так что казалось и нет её вовсе. Когда опомнилась, было уже начало седьмого, но никто и не думал покидать рабочее место. Лина заметила моё смятение:
– Маш, если тебе пора можешь спокойно собираться домой! Они тут будут сидеть, пока их охранник не выгонит! Мальчишки у нас фанатики и все кроме Димы холостяки, им спешить некуда! А у нас девушек есть своя личная жизнь! – намеренно громко выделила последнюю фразу Лина.
– Нет, Лина, ты разбиваешь моё сердце! – наигранно расстроенно хватаясь за сердце ответил Антон, – Маша, успокой меня, скажи что ты не спешишь ни к какому мужчине!
– Прости, Антон, мне придётся разбить твое сердце! – улыбнувшись, ответила я, – я очень спешу к лучшему мужчине на свете!
Подхватив рюкзак, на все порах побежала домой. Где меня и вправду ожидал самый невероятный, самый красивый и неповторимый мужчина – мой сын Мишка.
4
Бродяга. Коридор.
Я сижу на старом покрытом мхом бревенчатом мостике, соединяющем берега мелкой речушки. Свесил ступни в воду. Быстрое течение щекочет ноги, играет, зовёт за собой, манит в далёкое путешествие. Но я не шевелюсь, застыл в ожидании. Точно знаю, совсем скоро Она будет здесь, ощущаю каждым своим фотоном, каждой частичкой души. Золотая нить, что тянется от моего запястья, приятно гудит. По ней словно бежит электрический ток, наполняя меня предвкушением счастья. Так оно и есть только природа этого явления несколько иная.
Улыбаюсь. Она близко, замечает меня, и теперь бежит со всех ног, совсем как ребёнок. Озорной ветер растрепал длинные золотые локоны, от чего Она выглядит ещё прекрасней. Чувствую, как разгораюсь ярче, как бурлит во мне каждая частичка, каждый фотон. Она, едва успев затормозить перед самой кромкой воды, чуть задев кончиками пальцев, теперь уже очень осторожно и робко садится рядом со мной. Золотая нить, что соединяет наши руки, звенит от натяжения.