Осколки
Шрифт:
Так была одета и подошедшая к Антенору незнакомка.
Разглядывая совершенной формы полушария с темнеющими под полупрозрачным льном сосками, от которых он оказался не в силах оторвать глаз, македонянин потерял дар речи. Возникшая пауза вызвала негромкий смешок, который отрезвил Антенора подобно кувшину ледяной воды, вылитой на голову. Он вздрогнул, взгляд его скользнул выше. Смеющиеся карие глаза женщины были очерчены знаком Уаджат[31] (в тот момент он не знал, что это такое) и оттого казались гораздо больше, чем на самом деле. Два бездонных озера.
Женщина не походила на рабынь, что прислуживали гостям. Они были одеты в похожие простые платья, только ещё более «голые», снабжённые разрезами на бёдрах. И, конечно, дорогих накидок не носили.
Антенор почувствовал, что щёки у него пылают, словно он снова стал подростком и подглядывал за голыми девушками у реки. У него очень давно не было женщины, но задумался об этом он только сейчас. И сразу же испугался, что все его мысли, как на ладони.
«Дурак дураком сижу…»
Он с усилием отвернулся. Пробормотал невнятно:
— Благодарю, госпожа. Мне ничего не нужно. Я ожидаю здесь приятеля.
— Может быть, чаша вина позволит скрасить ожидание? — вновь зазвенел серебряный колокольчик.
Македонянин помотал головой.
Женщина, разумеется, оценила его не слишком цветущий вид и платёжеспособность. Однако, ничем это не выдала. Улыбнулась и пошла прочь. Спереди её каласирис был собран в многочисленные складки, а спину (и то, что пониже), туго обтягивал. Там тоже было на что посмотреть. Антенор цокнул языком от удовольствия.
«Наверное, это жена хозяина».
Он покосился на вышибалу и заметил, что тот вовсе не дремлет, а вполглаза на него поглядывает. Ну, ещё бы, припёрся какой-то оборванец, ни выпить, ни закусить явно денег нет, сидит тут, как на иголках…
Сколько он так просидел, перехватывая не раз и не два недоумённые и заинтересованные взгляды, Антенор сказать не мог. Ему показалось, что целую вечность.
Наконец, его ожидание было вознаграждено. Из перистиля показалась знакомая фигура Аристомена. Он был не один, а в компании высокого бритоголового старика, лет шестидесяти на вид, одетого в белоснежные длиннополые одеяния, похожие на те, что носят сирийцы. Однако он вряд ли был сирийцем — глаза подведены, как у той женщины. Египтянин. Вероятно, хозяин заведения.
Македонянин постарался отодвинуться в тень, дабы Аристомен его не видел, и весь обратился в слух.
— Старайся не высовываться, дружище, — сказал Аристомен, — они меня ищут, могут выйти и на тебя.
— Здесь есть, кому позаботиться о том, чтобы такого не случилось, — ответил египтянин.
— Хорошо, если так. Надеюсь, Циклоп свои лапы в царские дела запустит не слишком глубоко и нашего друга это никак не коснётся. Но ты всё же будь осторожен.
— Не волнуйся, Месхенет не даст мне вспомнить времена моей безумной юности, — усмехнулся египтянин.
Аристомен тоже улыбнулся.
— А мне всегда казалось напротив — рядом с ней любой старик почувствует себя молодым.
Оба рассмеялись.
— Про парня я расспрошу, — сказал египтянин, — возможно, что-то сможет подсказать наш друг.
Больше Антенор ничего не услышал. Собеседники вышли на улицу. Македонянину почудилось, будто скамья под ним превратилась в раскалённую сковороду, однако он не шелохнулся и в сторону двери не смотрел.
Через некоторое время египтянин вернулся. Что-то сказал одной из рабынь, поприветствовал кого-то из посетителей и удалился в перистиль.
Антенор выждал ещё некоторое время, судорожно прикидывая, сколько шагов Аристомену потребуется сделать, чтобы завернуть за угол. Если, конечно, он вообще пошёл назад той же дорогой.
Наконец, македонянин неспешно поднялся и шагнул к двери. Походя бросил быстрый взгляд на вышибалу. Тот на него не смотрел.
Оказался на улице Антенор исключительно вовремя, чтобы успеть оглядеться и увидеть спину Аристомена, который в этот момент поворачивал за угол. За другой угол.
— Спасибо, — Антенор на миг поднял глаза к небу, не задумавшись, впрочем, к кому из богов обращается, и двинулся следом.
Аристомен шёл быстрым шагом и не оглядывался назад. Однако вскоре Антенор заподозрил, что тот, похоже, целенаправленно избавляется от «хвоста», очень уж витиеватые круги нарезает по узким улочкам. Временами македонянину приходилось ускоряться, дабы не упустить. Сердце билось учащённо. Каждый раз, поворачивая за угол, он опасался, что Аристомен его заметил и вот сейчас столкнётся с ним нос к носу. Придётся как-то объяснять свое чрезмерное любопытство, а вовсе не факт, что Аристомен будет рад его видеть. Ему явно есть, что скрывать.
Однако вышло иначе.
Когда Антенор нырнул в очередной тёмный переулок, то вдруг услышал за спиной шаги. Они быстро приближались. Судя по топоту, преследовали его, по меньшей мере, двое. Он обернулся, но было поздно. Висок пронзила резкая боль, и македонянин мгновенно провалился во тьму.
Мир беспорядочно завертелся. Болезненный удар, всплеск и вот уже над головой замаячила взбудораженная зеленоватая граница миров.
Накатывало удушье. Нужно вздохнуть.
Он рванулся к поверхности, вынырнул, судорожно вздохнул и тут же снова захлебнулся, сбитый накатившей волной. Закашлялся.
Совсем рядом, прямо над ухом раздался чей-то смех:
— Смотри-ка, я же говорил, не до смерти зашибли!
Антенор с усилием разлепил глаза. Он лежал на чём-то твёрдом в окутанном полумраком помещении. Мокрый с головы до пояса. Слева, недалеко от лица, вздрагивал огонёк масляной лампы. Вместе с сознанием пришла боль. Она пульсировала, как будто неведомый молотобоец методично вгонял в затылок дрянной гнутый гвоздь.
— Очнулся, — прогудел над ухом низкий голос, — это хорошо.
Македонянин дёрнулся, пытаясь встать, за что немедленно был наказан новой порцией боли. Скривился и зажмурился.