Осколки

Пиккирилли Том

Я повернулся к нему, решив играть честно. Мне нужна была информация.

— Я хочу кое-что выяснить насчет ее шрамов. Вы, как эксперт, что скажете?

На невербальном уровне Стэндон уже сказал мне, что ему достаточно любопытно, чтобы принять игру на моих условиях. Он сделал рассеянный жест.

— Насколько я понял, девушка покончила с собой.

— Да, так и есть.

Он взглянул через комнату на другие тела — пожилых мужчину и женщину, — и его глаза блеснули, видимо, при мысли о том, как некоторые борются с жизнью до конца, пока не усохнут, а некоторые — сдаются почти сразу.

— Сестра моей матери, тетушка Эллен, покончила с собой. Она была даже моложе этой девицы. Мне рассказывали, что она переспала с каким-то мужчиной, который сначала обещал взять ее в жены, а потом бросил

прямо у алтаря. Пятьдесят лет назад это считалось позором. — Он взял небольшую паузу, все так же пересчитывая зубья расчески пальцем. — Она оставила длинное письмо, которое лично я так и не удосужился прочесть, но скелет, гремящий в шкафу моей семьи, говорит о том, что она была беременна. В самой глубинке Библейского пояса [9] этакий грех ложится на плечи тяжелым грузом.

9

Библейский пояс (англ. Bible Belt) — регион в Соединённых Штатах Америки, в котором одним из основных аспектов культуры является евангельский протестантизм. Ядром Библейского пояса традиционно являются южные штаты. Связано это в том числе с тем, что здесь наиболее сильны позиции Южной баптистской конвенции, одного из крупнейших религиозных объединений США.

— Хотите сказать, Сьюзен была беременна? — спросил я.

— Нет, просто делюсь историей из жизни. — Стэндон отложил расческу и указал на шрам, тянущийся вдоль ее шеи. Его приглушенный голос громко прозвучал в комнате:

— Она сама их себе нанесла.

Подобная мысль всегда вертелась где-то на задворках моего сознания, но, услышав его слова, я понял, что головная боль слегка разжала хватку на моих висках, будто получив удовлетворительное подтверждение.

— Вы уверены? — спросил я.

— Да. Не буду утомлять вас рассуждениями об угле вхождения острия ножа и прочим жаргоном, но это очевидно, если знать, на что смотришь. Я — знаю. Судмедэксперт, думаю, тоже это отметил. — Стэндон помассировал переносицу и добавил: — Злосчастное дитя.

Но злосчастья не сваливаются в таком объеме на одного человека без причины.

Поняв, что дальнейший разговор бесполезен, Стэндон отступил в сторону и вышел из помещения, чтобы дать мне некоторое время побыть наедине со Сьюзен. Она слишком глубоко запустила коготки — не столько в мое тело, сколько, как я начал понимать, в душу, — и теперь я задавался вопросом, смог бы я полюбить ее, если бы только обстоятельства не вынудили нас быть хитрыми и опасными друг с другом. Это было бы совсем неплохо — просыпаясь каждое утро, видеть ее лицо рядом с собой на подушке, слушать, как она шутит на тему лам. Что бы случилось, если бы, плача той ночью на пляже, она призналась мне в том, что в ее жизни было хуже, чем мамины вафли? Я кашлянул; я решил, что, какие бы странные взгляды ни бросал на меня Арчибальд Ремфри, я вернусь завтра на заупокойную службу. Я должен был увидеть, кто там будет. Я снова закашлялся и протянул руку, чтобы натянуть простыню на лицо Сьюзен — или, возможно, оттянуть вниз, чтобы снова увидеть ее, узнать так, как я не узнал ее даже в постели… но я не смог этого сделать. Нельзя было испортить прическу, которую с таким большим трудом возводил Стэндон.

У меня саднило в гортани. Я опять кашлянул, чтобы прочистить горло, и понял, что что-то не так. Я развернулся и оглядел комнату: из-под двери валил черный хлопковый дым. Подбежав, я осторожно приложил ладонь к ручке — она была горячей. Черт возьми! Развязав галстук, я намотал его на руку и подергал за ручку. Дверь была заперта.

— Стэндон! — крикнул я. — Ремфри! — Я навалился на деревянную панель всем весом. По ту ее сторону отчетливо потрескивал огонь, дальше по коридору люди громко кашляли, кричали и причитали. Желтое пламя вырвалось из замочной скважины и обвилось по краям двери, жадно потянувшись ко мне.

Я развернулся и бросился к окну, поднял стул и швырнул его изо всех сил; стекло разлетелось вдребезги, но стул отскочил на меня. Снаружи на окне были железные прутья. Кому, черт возьми, могло понадобиться вламываться в морг? Я подошел к раковине и сунул голову под кран, снял куртку, намочил ее и снова надел. Старик и женщина уставились на меня набитыми ватой глазницами.

Огонь прополз под дверь, воспламенив химикаты, которые годами проливались на пол. Он последовал за моими ногами, живой, разумный и жгучий, совсем как Сьюзен при жизни. Я запрыгнул на металлический стол, прямо на тело. Слезы потекли по моему лицу, когда внутрь ворвались клубы дыма — помещение заволокло на удивление быстро. Раздался громкий треск, и часть ближайшей стены прогнулась, осыпалась дождем штукатурка. Ловя непрошеный кайф от недостатка кислорода, я осознавал, что если я быстро что-нибудь не сделаю, то для всех нас придется готовить закрытый гроб.

Я спрыгнул со стола и попытался сдвинуть его, чувствуя, как пламя лижет мне ноги. Резиновое покрытие на колесиках расплавилось, так что вышло это у меня не сразу. Когда я сильно налег на него сбоку, стол, на котором лежала Сьюзен, начал медленно вращаться. Я нацелил его на дверь и толкнул сильнее, обдаваемый языками пламени, — щурясь, чтобы разглядеть что-нибудь сквозь дым, набирая скорость. Простыня, которой была обернута мертвая девушка, соскользнула и исчезла в алых сполохах. Я закричал, когда на нас дохнула волна жара, и в последнюю секунду, когда волосы Сьюзен загорелись, рванулся вперед. Ее тело плюхнулось боком в огонь, хлынувший в комнату.

В краткий миг оглушительной тишины я закрыл лицо руками и выбежал вон.

Я снова подвел ее, и снова она умерла. Но при этом — спасла меня.

Стэндон, как оказалось, лежал, скорчившись, в огненном круге в конце коридора, раскинув руки. Его ладони были обуглены до черноты, но я подумал, что он, возможно, все еще жив. Я наклонился, обхватил его за талию, поднял и перекинул через плечо.

В морге пожар бушевал сильнее, чем в самом похоронном бюро, но дым оставался не менее смертоносным фактором и здесь — его клубы вздымались и разрастались, словно грибы после дождя. Мне вспомнилась сигарета пожилой леди. Я знал, что если споткнусь и упаду, то потеряю то немногое дыхание, что у меня осталось, надышусь дымом — и умру. Ага, ага, давай-давай. Я бежал вслепую, туда, где, как я надеялся, должна была находиться входная дверь.

От жара взорвались окна. Я натыкался на керамические вазы и статуи почтенных ангелов. Манжеты моих брюк и куртка горели, но не было времени думать ни о чем, кроме продвижения вперед. Я пригнул голову и бросился бежать, изо всех сил стараясь крепко держать Стэндона. Мои легкие были готовы сдаться.

Затем что-то твердое ударило меня по лицу, и я отлетел назад, выпустив гробовщика из рук. Я почувствовал, как меня обдало прохладной струей воды, которая потушила пламя, охватившее мои волосы и одежду. Опрокинувшись навзничь, я скатился вниз по шиферным ступенькам, и струя из мощного шланга хлестнула меня по голове. Чьи-то руки подхватили под плечи, когда я начал терять сознание.

Лица злобно смотрели на меня из окутывающего сознание дыма.

Первое принадлежало отцу. Второе — Д. Б.

А третье, хмурое — качающему головой лейтенанту Смитфилду.

Глава 7

Призрачные лица уступили место адскому видению пылающей Сьюзен, скачущей на мне верхом, вонзающей ногти в плоть, испещряющей меня множеством шрамов, таких же, как у нее самой, — суккубу с горящими безумными глазами.

Мы пылали вместе, давясь идущим от нас дымом, приветствуя огонь, объявший всю нашу кровать. Она хихикнула и воркующим, ласковым голосом повелела мне сделать ей больно. И я повиновался — как тогда, так и сейчас, и в любой момент обозримого будущего. Я и не подозревал в себе столь богатый садистский потенциал. Мы смеялись так, будто похоть и печаль были единственными жребиями, которые мы могли позволить себе вытянуть, самыми человечными нашими эмоциями. А потом лицо Сьюзен изменилось, и я понял, что смотрю на медсестру, меняющую мне повязки на руках. Я застонал, приходя в себя, и та бесстрастно уставилась на меня.