Осколки
Шрифт:
Она не договорила. Приподнявшись, Роберт прижал палец к ее губам, покачал головой.
— Не смей говорить о себе так.
Басина опустила ресницы, потом вдруг быстро поцеловала палец Роберта и выбежала за дверь.
Басина аль Хайяти
«Ты была игрива, нежна, весела, как юная кошечка. Потому твой брат дал тебе имя Басина, что означает «котенок». И вряд ли есть на свете сердце, любящее тебя сильнее, дитя мое, чем сердце твоего брата…»
Басина стряхнула слезы с ресниц. Горло сжала горячая петля, но девушка усилием воли подавила рыдания. Пока Гисфорд лежал
«И взоры их встретились, оставив после себя тысячу вздохов…» — так говорилось в запретных легендах и сказках книги «1001 ночи». Она взглянула в эти глаза и погибла, проиграв схватку любви. А потом он примчался к ней на помощь и спас ее.
Басина отложила мокрую насадку на швабру и откинула волосы со лба. Думать, не думать — это вряд ли поможет, когда сердце ноет от любви. Теперь остается лишь принять ее.
Из спальни донесся длинный музыкальный пассаж — звонок мобильника. Палестинка невольно прислушалась к низкому сильному голосу, от которого внутри начинало все трепетать.
— Да, Брин, да… конечно… а кем санкционировано? Да… я немедленно еду!
Она бросилась в спальню. Бледный Роберт, шатаясь, натягивал джинсы.
— Ты не можешь идти! — отчаянно вскрикнула Басина, цепляясь за его руки.
— Я должен, — больные, измученные глаза смотрели на нее с лица, мгновенно постаревшего на несколько лет. — Привезли террориста, пойманного спецгруппой. Сейчас уже его не потащат в Лондон.
— Что?
— Басина…
— Н-нет!
Ее затрясло от ужасающей догадки. Сильные руки обняли ее, притянули к перебинтованной груди.
— Басина, того парня зовут Назир аль Хайяти… это ведь твой родич?
— Брат, — онемевшими губами ответила она, замерев в его объятиях. — Это брат…
— Поэтому я должен ехать, — Гисфорд все так же крепко прижимал ее к себе, и Басина слышала, как бешено стучит его сердце. Назир! Старший брат, любивший ее больше жизни… ее Назир…
— Я не верю, — прошептала она, — не верю, что он террорист.
— Знаю, — кивнул Гисфорд, отстраняя ее и вглядываясь в лицо. — Я должен в этом убедиться. Ты останешься тут. А пока свари мне кофе. Он в шкафу, на верхней полке, в банке с веселыми червяками.
Басина кивнула. Она поверила. Поверила даже не Гисфорду, а в Гисфорда. Поверила, что если есть способ вызволить брата, то этот красивый светлоликий человек найдет его.
— Я сварю, — кивнула она. — Ты выпьешь и поешь. Тебе надо есть. Ты совсем худой.
Она снова цеплялась за быт, за мелочи, за заботу и истинно женское желание обогреть, накормить. Так было легче. Назир, что ты натворил, братик? Зачем?
Назир аль Хайяти
Было нечем дышать. Потом появилась боль. Тупая, далекая боль, принадлежащая словно кому-то другому, а не ему. Он попытался пошевелиться, вдохнуть. Второе получилось, и тут же он закашлялся, содрогаясь в рвотных позывах.
— Очухался, мразь, — хриплый голос резанул по ушам. — Давай, Кини, врежь ему еще!
На сей раз боль ощущалась сильнее. Невольно он застонал, повернул голову. От этого движения снова затошнило, да так сильно, что его вырвало.
— Вот сука, заблевал тут все, — брезгливо донеслось из-за спины. Последовал короткий смешок:
— Не наша проблема, Кини. К тому же этому говнюку, шерифскому членососу, так нравится возиться с черномазыми. Прости, Уинн, я не про тебя.
— Да пошел ты, — лениво ответили басом.
Под щекой холодный металл — прутья решетки. Руки вздернуты и скованы наручниками, пропущенными через решетку.
— Его мамашку, что ли, прикокнули ночью в клинике? — поинтересовался более молодой голос.
Сердце сжалось, на глазах вскипели слезы. Чувства переплелись в тесный узел: и ненависть к этим ублюдкам, и бесконечное горе утраты, и облегчение, такое сильное, что он едва не разрыдался в голос. А потом словно удар под дых — Басина! Малышка Басина здесь! Была с матерью…
— Кто-то из его дружков? — холодный смешок.
Хлопнула дверь. Душный сквозняк промчался по помещению.
— Вряд ли, — другой, незнакомый голос, более спокойный и мягкий. — Им не было резона трогать женщину, если с ее помощью они могли управлять этим парнем.
— А ведь ты прав, — задумчивый бас. Скорее всего, это был тот, которого звали Уинн. — Но тогда кто? Кто-то из наших?
— Тоже не резон, — спокойная рассудительность, уверенность. — Девушка исчезла. Так что, скорее всего, ее забрал убийца.
— Нет! — стон вырвался у него против воли.
— О, гляди-ка, запел птенчик!
Боль обожгла ребра. Он подобрался на скованных руках, превозмогая ее, перевернулся, приподнялся на носки, стараясь не морщиться от новой вспышки боли в вывернутых руках.
Пятеро. Тот, что рядом, с резиновой дубинкой в руке, верно, тот самый Кини. Улыбка на мальчишеском лице, взгляд, затуманенный наслаждением. Одного взгляда хватит, чтобы опознать садиста, получающего удовольствие от чужих страданий. Который чуть поодаль, с хозяйским видом развалившийся на стуле, — рослый, мощная фигура, острый умный взгляд светло-серых, почти прозрачных глаз, — скорее всего, командир. У шкафа с документацией высокий чернокожий парень, очевидно, Уинн. Рядом, устроившись на краю стола, на него настороженно смотрел совсем молодой парень с глуповатым лицом.
Последний не был похож на спецназовца. Невысокий, тощий, огромные глаза, пухлые губы. Простая белая рубашка заправлена в старомодные брюки. Скользкий тип. Остальные члены группы косились на него с заметной нервозностью и неприязнью.
— На твоем месте, Кини, я бы убрал дубинку, — тем самым мягким, ровным голосом произнес он. — Сейчас приедет начальник полиции Гисфорд. Нам ведь не нужны проблемы?
— Да какие проблемы от этого ублюдка, — лениво протянул сероглазый командир. — Будет вякать, мы ему живо мозги вправим.