Осколок белого бумеранга

Механик Олег

Я думал обо всём этом, глядя на своё отражение в сверкающих витринах, наблюдая с неспешно едущего эскалатора за пёстрыми толпами людей, суетящихся внизу. Несмотря на все грустные мысли, этот новый, открывшийся мне мир побуждал во мне желание жить.

Мы заезжали в каждый магазин, рассматривали витрины, катались вдоль стеллажей и стоек с одеждой, примеряли, шарфы, шапки, перчатки, зачем-то рассматривали ботинки, крутя их в руках и пробуя на изгиб упругую подошву. Я делал это с удовольствием, как будто возвращаясь в ту жизнь, где это было необходимо. Продавщицы нас не замечали. Мы были словно невидимки среди массы явно обозримых и живых покупателей. Лишь иногда, рассматривая очередную вещь, я ловил на себе взгляд, украдкой брошенный какой – либо из продавщиц. Наверное, они думали, что мы хотим что-то украсть. Другой причины нашего появления в магазинах модной одежды они не могли усмотреть.

Вдоволь нагулявшись по магазинам, мы пообедали в пельменной, которая находилась здесь же на втором этаже. Следующим мероприятием в нашей развлекательной

программе стал поход в кино. Кинотеатры тоже изменились с того момента, когда я последний раз их посещал. Всё было по другому начиная от кассы, в которой можно было выбирать место, на экране монитора, до вестибюля в котором нещадно пахло жаренной кукурузой и стояло множество игровых автоматов. В большом зале были мягкие кресла с большими подлокотниками, в которых были предусмотрены отверстия под напитки. Мы купили билеты на места с краю, чтобы было удобней пересесть со своих кресел в стационарные и два огромных ведра попкорна. Мы не вдавались в изучение содержания фильма, на который собрались. Это не было важным. Главной целью было само мероприятие, когда то казавшееся будничным, а теперь приобретшее ценность из-за того что ты занимаешься как бы одним делом с нормальными полноценными людьми. Вроде и дело то плёвое: просмотр кино, но всё-таки дело.

Фильм оказался не очень. Ужасы были совсем не ужасными, а больше мерзкими, вызывающими тошноту. Поэтому, прикончив свои вёдра с попкорном, мы единогласно решили покинуть зал. Сегодня, хоть на один день мы вернулись в полноценную жизнь и просто не могли растрачивать этот день зря.

9

Когда, преодолев стеклянные мясорубки, мы выкатились из ЦУМа, на улице было уже темно. Город сверкал разноцветными огнями. Здания городской администрации и думы переливались играющей иллюминацией. По центральной улице огромным потоком двигались машины, то и дело сигналя и мигая красными лампочками стоп – сигналов. Мимо крыльца ЦУМа с которого мы любовались видом вечернего города то и дело протекали разношёрстные кучки галдящей молодёжи. Они шли тусоваться, у них всё было впереди. Здесь была жизнь. Бурлящая, словно горная река, она придавала энергии, и трудно было не забыться и не унестись вместе с её быстрым течением.

Прямо через дорогу от нас находилось большое прямоугольное здание танцзала. Оно тоже стало неузнаваемым из-за новой отделки и подсветки, благодаря которой стало казаться золотистым.

– Сегодня дискотека, видишь молодняк идёт? – мечтательно сказал Длинный.

Да, с этим местом у меня было связано много приятных воспоминаний. Весёлое беззаботное времяпрепровождение, пьянки, танцы до упада, флирт и знакомство с девчонками. Но всё это случилось в той жизни, где здание танцзала было грязно – серого цвета, на этих улицах не было светящихся гирлянд и в одежде людей очень редко встречались яркие цвета. Я поймал себя на том, что просто нахожусь в параллельной реальности. Мне хотелось погрузиться в эту новую реальность, изучать её подобно человеку, попавшему на другую планету.

– Может быть сходим? – произнёс я и сам удивился своему предложению.

– В танцзал? Ты уверен? – Длинный удивлённо уставился на меня.

Я снова чуть было не сказал «не знаю», но опять же благодаря Длинному, вслух произнёс:

– А чё, гулять, так гулять…

– Заметь, не я это предложил! – сказал Длинный начав спуск с крыльца магазина.

Мы двигались в весёлом бурлящем потоке, который нёс нас по узкой дорожке, ведущей к крыльцу танцзала. Я утопал в весёлых голосах парней и девчонок, запахе алкоголя, сигарет и духов, цоканье длинных каблуков; в ярких нарядах, коротких юбках, и мне хотелось как можно дольше плыть в этом весёлом и энергичном потоке. Я и не заметил, как весёлая волна забросила нас на невысокое крыльцо, открыла перед нами тяжёлые двери и занесла в вестибюль. Всё это казалось волшебством, происходящим самим по себе, и лишь потом я осознал, что и здесь не обошлось без участия Длинного. В широком вестибюле поток расщеплялся и превращался в огромный водоворот людей, которые снимали верхнюю одежду, стояли в очереди в кассу, ждали и встречали друзей. Я чувствовал себя маленьким ребёнком, который путается у взрослых в ногах и осознавал, что мне нравится быть частью этого весёлого гвалта. Длинный уверенно двигался вперёд, филигранно огибая суетящихся людей, и я едва поспевал за ним. Мне приходилось продираться через частоколы ног и заросли суетящихся тел. Меня замечали , только когда я наезжал кому – нибудь на ногу, или нечаянно толкал под коленку. Каждое такое столкновение заканчивалось одинаково. Возмущенный, ищущий виновника внезапного болевого ощущения взгляд, сменялся сначала на растерянный, а потом по мере сил пытался стать добродушным. Находясь в этой бурлящей толпе, я чувствовал себя невидимкой, которого можно ощутить только тактильно, когда он отдавит кому – нибудь ногу. В отличие от меня Длинный не хотел быть невидимкой и не был им. Я видел, как он всё время что-то говорил людям рядом, весело кричал кому-то сбоку, уверенно дёргал за рукава загораживающих ему дорогу, чтобы те отошли в сторону. Он вёл себя так уверенно, как будто у него было две ноги. Он вёл себя так уверенно, как будто у него было четыре ноги!!!

Преодолев вслед за Длинным очередной проход, в котором поток был самым бурлящим и интенсивным из-за того, что сжимался до узкой струйки, я, наконец-то , оказался в самом помещении танцзала.

Мы прокатились вдоль стенки, нашли более – менее свободное место и заняли наблюдательные позиции. А какие ещё позиции мы могли занимать?

Здесь всё изменилось. Изменилась музыка, которая с моего последнего здесь пребывания повысила свой градус и темп; изменилось звучание этой самой музыки, которая нещадно лилась теперь со всех сторон из огромных колонок, расставленных по углам. Жалкое перемигивание цветных фонариков и отблески зайчиков от стеклянных шаров сменили яркие вспышки стробоскопов, которые рвали движения танцующих на мелкие части. Сами движения тоже изменились, из стационарных они превратились в более амплетудные и объёмные. Теперь танцующие не стояли на одном месте, а стремились отхватить себе как можно больше территории. Если раньше танцы больше уходили в ноги, то теперь стало много движений руками. А главное, изменились сами танцующие. Зелёные слаксы и треники пацанов сменились на обтягивающие джинсы; лосины и ботфорты девчонок, сменились на разноцветные юбки карандаши, блестящие кофты на откровенные блузки; волосы парней стали длиннее, а у девчонок наоборот короче. Кроме внешних признаков изменились они сами. Смотря на извивающихся в танце людей, я осознавал, что это совершенно другие люди, танцующие в другом месте, под другую музыку. Что это? Прошло всего пять лет! Как всё могло так кардинально поменяться? Куда делись все те люди, которых я знал? Как будто огромная волна в один момент смыла их с этого танцпола. Эта же волна принесла им на смену этих новых. Неужели все те, которых я знал растворились бесследно? Нет если даже они и остались, то подобно нам с Длинным смотрят откуда – то со стороны на тех, кто танцует. Мы, уцелевшие в огромном урагане, которые вернувшись домой обнаружили, что здесь живёт совсем другая цивилизация.

Длинный прервал мои размышления, толкнув меня в бок.

– Ну чё, идём танцевать?

Я смотрел на его улыбающуюся физиономию и не мог понять, шутит ли он, или говорит серьёзно.

– Танцевать?!

– А то? Ты меня зачем в танцзал затащил?

Длинный не стал продолжать дискуссию. Он выехал на паркет, отчаянно врубился в разношёрстную толпу и исчез в густом лесу танцующих. Я понял, что у меня нет другого выхода и немного помешкав, как перед прыжком с вышки, задержав дыхание, выкатился на паркет. И снова я очутился в окружении ног. Ноги были в чулочках, в джинсах, стройные и полноватые, в кроссовках и в туфлях на шпильках. Ноги сгибались, двигались, перемещались, бежали. Они пропадали и снова появлялись в свете стробоскопов. Где то в гуще этих ног, переплетающихся как лианы, я увидел голову Длинного в кожаной кепке и устремился к нему. Я чувствовал как бёдра и ноги толкают меня с разных сторон, и видел, как эти ноги расступаются передо мной, как деревья в волшебном лесу.

Длинный запрокинув голову назад, кружился на своей коляске прямо в центре зала. Я в первый раз слышал мелодию, которая играла, но видел, что Длинный просто кайфует. Его глаза были закрыты, а по лицу ползла блаженная улыбка. Вокруг него образовалось много пространства. Это был большой круг, в центре которого он плавно вращался. Я заметил, что этот круг отличается от всех тех, что я видел раньше, когда ещё полноценным человеком ходил на дискотеки. Этот круг был неправильным. Раньше в разгаре танца по кругу ходил цветок, или какой – нибудь предмет. Человек, которому он доставался выходил в центр круга и танцевал там. Это было несколько минут славы, а может быть позора. В любом случае в эти несколько минут ты чувствовал, что находишься в центре внимания. Здесь же всё было по-другому. Большинство танцоров, находящихся по периметру круга были повёрнуты к Длинному спиной. Они не смотрели на него. Они отошли от него подальше, словно от чумного. Я был вторым человеком, оказавшимся в этом круге. В отличие от Длинного, я просто замер на месте. Я не хотел танцевать, не хотел кружиться как Длинный. Эти спины образовали собой щит, отгораживающий меня от музыки и веселья. В звенящей тишине я видел инвалида в коляске, который блаженно улыбаясь раскручивается вокруг своей оси. Да, Длинный был таким же невидимкой как и я. Только он не хотел понимать того, что он невидимка. Он был как то привидение из голливудского фильма, которое пыталось обратить на себя внимание. Я ощущал себя таким же привидением, но в отличие от Длинного хотел и старался быть незаметным.

Я развернулся и стал пробираться назад. Как же я хотел в этот момент быть тем привидением, которое проходит сквозь людей и стены, пронзает любую материю, оставаясь незамеченным. Но я оставался недопривидением и недоневидимкой, поэтому из толпы танцующих мне удалось выбраться, натолкнувшись на добрый десяток человек. Снова оказавшись у стены, наблюдая за волнующейся в такт музыке огромной пёстрой массой, я понимал, что больше не хочу здесь находиться.

Длинный появился, только после двух длинных треков, когда наконец-то заиграл медляк. Он выглядел раскрасневшимся и счастливым.

– А ты чё не пошёл? – спросил он меня, дыша взахлёб, как после кросса.

– Так… не хочется!

Я не стал признаваться Длинному, что был там с ним.

– Может пойдём? – спросил я его.

– А чего так? – В горящих глазах Длинного отражались вспышки стробоскопов. – Я бы ещё потанцевал. Ну… если хочешь, пошли.

Когда мы выкатились на широкое крыльцо, Длинный закурил.

– Санька, а ты чё загрустил? – спросил он меня.

– Не…тебе показалось, – я не мог ответить ничего вразумительного и с трудом пытался натянуть улыбку.