Осколок
Шрифт:
— Вот этим ножом! Они встали, когда я его вытащил!
В десятке шагов за костяными телами в ржавых кольчугах стояла фигура, что-то едва слышно бормоча шелестящим голосом. Её иссохшее тело, казалось, каждую секунду наливалось силой и жизнью. Сгорбленные костистые плечи расправлялись и округлялись. Руки из двух тонких палок, обтянутых пергаментом жёлтой кожи, становились сильными и мускулистыми.
Молчун раздробил дубиной череп одному из нападавших и, перехватив кинжал свободной левой рукой, побежал к мёртвому колдуну. За его спиной запоздало прошипел меч
Мутные покрытые плесенью глаза уставились на мужчину. Губы колдуна ритмично что-то проговаривали, и свет медальона пульсировал в такт словам.
Через пять шагов Молчун закачался, упал на колени и вырвал кровью. Опираясь дрожащими рукам прямо в багровую лужу перед собой, Молчун поднял голову, но уже ничего не видел. В ушах ревели водопады, по щекам текло что-то горячее и влажное.
Вроде, сзади кто-то кричал. Но Молчун не был уверен даже в этом, не говоря о том, чтобы понять, что именно кричали. Он попытался сесть, но тело, деревянное и лишённое сил, его не слушалось. Молчун завалился на бок, вытянулся, как червь, который пытается ползти, и застыл. Последнее, что он почувствовал перед тем, как отдаться уносящей его от боли и шума тьме, это то, как дёрнулась левая рука.
«Не стой же, ну! Они пришли сюда за тобой. Потому что ты пообещал Карагазу всё выяснить. Они умрут из-за тебя! Ты не можешь просто стоять и смотреть! Ты — брак своего народа! Пустая порода!»
Далур стоял на едва держащих его ногах и раскачивался из стороны в сторону. Его собственным мыслям вторил хор непрекращающегося шёпота в голове.
— Умрут, как Ганур. Из-за твоей слабости. Умрут из-за тебя, трус!
Спину обжигал привычный холод осуждающих, презрительных взглядов давно не видящих глаз. Далур зажмурился изо всех сил и, стиснув зубы до хруста, протяжно завыл. Слёзы градом потекли по грязному бледному лицу и смешиваясь с кровавой слюной повисали на бороде.
Дварф вновь отвесил себе мощную оплеуху, и вой перешёл в надсадный рык. Неполный ряд крепких желтоватых зубов обнажился в кровавом оскале. Отрывистое и частое дыхание чуть замедлилось.
Голова немного прояснилась, и Далур сделал несколько мелких и неуклюжих шагов по направлению к маячившей вдалеке фигуре с пылающей малахитом рукой у груди.
Холод, прочно обосновавшийся в прошлом году на его спине, исчез. Что-то другое пришло на его место. Что-то тёплое.
Одобрение?
Ноги почти не слушались, но Далур, рыча до рези в горле, шёл всё быстрее и быстрее, пока наконец не побежал.
В этот раз на врага, чтобы защитить друзей.
Он бежал туда, где скорчившись в луже рвоты и крови лежал Молчун, вытягивая вперёд руку с зажатым кинжалом.
Справа Адрей из последних сил отбивался от нескольких мертвецов. Молодой воин из монастыря уже не пытался достать булавой окруживших его неровным кольцом врагов. Сил хватало лишь на то, чтобы подставлять оружие под удары нежити, сыпавшиеся на него с разных сторон. Несколько он не смог парировать, но негодное оружие нежити не пробило добротную кольчугу.
За его спиной на коленях сидела Арди, держась за живот. Вторая рука бессильно опиралась на меч. Бесполезный лук валялся в стороне.
Далур бежал. Походя он снёс голову стоящему к нему спиной мертвяку. Другой взмахнул секирой, но сгнившее топорище выскользнуло из топора, и вместо того, чтобы проломить дварфу голову, тот лишь ударил его в лоб трухлявой палкой.
Далур остановился около Молчуна на секунду, выдернул нож из ослабевших пальцев и продолжил выжимать из почти неподконтрольного тела всё, что мог.
От человека с длинной бородой в плесневой кожаной куртке его отделяли два мертвеца и несколько шагов. Колдун что-то говорил, по крайней мере его губы безостановочно шевелились. Шёпот в голове перешёл в крик. Дварф не слышал ничего, кроме гремящего в его голове камнепада проклятий и угроз.
Тёплое ощущение между лопаток настойчиво толкало его вперёд и наполняло сердце спокойствием.
Далур с недоумением понял, что его боевой топор покрыт толстым слоем ржавчины. Дварф рубанул ближайшего к нему скелета. Мертвец рухнул на пол грудой костей с раздробленными рёбрами и позвоночником. Об камень звякнул топор, слетевший с рассыпавшегося трухой в кулаке дварфа топорища.
Не думая уже ни о чём, Далур кинулся к человеку в кожаной куртке. На бегу он отшвырнул плечом разделяющий их оживший труп. Бок намок, и его пронзила резкая боль.
Человек перед ним, видимо, что-то кричал. Кулак, сжатый у груди, полыхал огнём цвета весенней листвы. Но ничто не могло заглушить какофонию в голове Далура.
Тепло меж лопаток стало почти обжигающим, и руки дварфа вновь налились силой.
Всем весом он врезался в мёртвого колдуна. Со всей своей немалой силой дварфийского воина он вбил нож в левую сторону груди. Когда лезвие ушло по рукоять в тело врага, от удара хрустнули рёбра.
Но дварф этого не слышал.
Далур упал сверху на обмякшее тело. В воздухе повисла едкая вонь палёного мяса, и Далур с криком отпустил кинжал. Оттолкнувшись левой рукой от трупа, он скатился на каменный пол, и голова мягко ткнулась в мох.
Эпилог
Щёки нежно гладил ветер. По лицу разливалось приятное едва ощутимое тепло весеннего солнца. Спина лежала на чём-то мягком. Мягком и уютном. Напитанном солнечным теплом и ароматами разнотравья горной долины.
Далур открыл глаза и уставился в ледяную лазурь весеннего неба. Никакие каверны не могли спорить с ним в бездонности, и никакие алмазы не были чище него.
Настоящее чудо.
Он так и лежал, даже не пытаясь смотреть по сторонам. Лишь он, приятный шелест ветерка вокруг и не имевшее края чистое небо. Далур не мог надышаться этими запахами тёплой земли и дварфийского сыра.
Сыра?
Он повернул голову и увидел в нескольких шагах разложенную на валуне тряпицу, на которой лежала нарезанная головка солёного сыра, стоял жбан слабого пива, и румянились пышные крутобокие буханки ржаного хлеба. Обычный паёк в патруле в горных долинах.