Оскорбление нравственности
Шрифт:
— Сколько там должно было быть подозреваемых? — спросил сержант.
— Одиннадцати хватит, — ответил коммандант и снова забрался в бронетранспортер, чтобы немного поспать.
У въезда в то, что когда-то было ее имением, такси миссис Хиткоут-Килкуун остановили сержант и несколько полицейских, вооруженные автоматами.
— Извините, мадам, — сказал сержант, — но приказ есть приказ. Въезд запрещен.
— Но я тут живу! — Несмотря на охватившее ее отчаяние, миссис Хиткоут-Килкуун все же попыталась изобразить подкупающую улыбку.
— Больше не живете, — ответил сержант. — В этом доме
Миссис Хиткоут-Килкуун поплотнее закуталась в жакет: ее внезапно охватила дрожь. Вдобавок ко всем ее несчастьям таксист отказывался везти ее дальше, пока она не заплатит.
— Но мне нечем платить, — умоляла она. — Вот все, что у меня осталось, — и она показала на поднимавшиеся над азалиями клубы дыма, от которых ночь становилась еще темнее.
— Вы обещали мне двойную плату за то, чтобы я вас сюда довез, — требовал таксист. — Я за просто так не езжу.
— Мне нечем платить, — устало проговорила миссис Хиткоут-Килкуун.
— Посмотрим, — ответил шофер и развернул машину. Отъехав на полмили, он съехал с дороги и пере брался на заднее сиденье.
— Ну что ж, так будет честно, — пробормотала миссис Хиткоут-Килкуун, чувствуя, как его грубые руки неуклюже путаются у нее в белье.
Глава шестнадцатая
Чувства констебля Элса, наблюдавшего за концом «Белых леди», не были столь противоречивы, как у комманданта. Ему вообще несвойственна была раздвоенность натуры. Если он о чем и сожалел, то только о том, что его усилия выкурить обитателей особняка завершились столь всесокрушающим успехом. Он все же надеялся, что пламя заставит хотя бы некоторых из оставшихся в живых членов «клуба Дорнфорда Иейтса» спасаться бегством через открытую степь, и тогда их можно было бы, не торопясь, перестрелять там по-человечески. Особенно сожалел Элс о том, что ему не удалось как следует проститься со своим недавним хозяином. Ему очень хотелось отправить «Английскую розу» на тот свет, притом растянув этот процесс по возможности дольше и сделав его предельно невежливым, чего, по его мнению, полковник вполне заслуживал.
Не успел еще остыть пепел, а констебль Элс уже рылся на пожарище, собирая и пересчитывая трупы и лично желая убедиться, что ошибок или неопознанных не будет. Ему удалось найти даже оплавившиеся украшения миссис Хиткоут-Килкуун, и потому, когда розыски были завершены, Элс был уверен, что кое-кого не хватает.
Бродя по пожарищу, он снова и снова пересчитывал тела.
— Здесь только одиннадцать, — доложил он сержанту Брейтенбаху, неприязненно наблюдавшему за его действиями.
— А какая разница, — бросил сержант.
— По-моему, существенная, — ответил Элс. — Должно быть тринадцать.
— Он посчитал что-то в уме. — Нет, неверно, — сказал он наконец. — Еще одного не хватает.
— Сколько было в доме слуг? — спросил сержант.
— Я только людей считаю, — обиделся Элс, — кафры не в счет.
— Так кого же не хватает?
— Похоже, полковника, — огорченно произнес Элс. — Ловкий, поганец. Вечно улизнет.
Сержант Брейтенбах заметил, что это не такое уж плохое качество, но все же направился к броневику и постучал в дверь.
— Ну что там такое? — сонным голосом отозвался коммандант.
— Элс говорит, что полковник удрал, — сказал сержант и поразился мгновенной перемене в поведении комманданта Ван Хеердена.
— Собак
— Джейсон, лежать! Снарлер, лежать! — тщетно выкрикивал он, стараясь воспроизвести ту волшебную формулу, которая так прекрасно сработала тогда в лесной лощине. На этот раз она оказывалась бесполезной. Занятые собственными делами, гончие рычали и кидались друг на друга все ожесточеннее, и коммандант уже было подумал, что они загрызут его до смерти. Но тут подъехал на своей маленькой коренастой лошадке Элс, ведя в поводу гнедую кобылу миссис Хиткоут-Килкуун. Коммандант с благодарностью взгромоздился в седло и огляделся вокруг.
— Пожалуй, меня можно назвать предводителем, — с гордостью произнес он. Элс протрубил в рог, и своры двинулись из ворот в поле.
— Предводителем чего? — поинтересовался Элс, когда они тронулись вслед за собаками.
Кхшмандант посмотрел на него как на идиота.
— Полицейской охоты, разумеется, — ответил он и, пришпорив гнедую, поскакал вслед за гончими, которые уже уловили запах «Английской розы». Смесь «Шанели № 5» и анисового семени, конечно, невозможно было не уловить. Ее почувствовали даже доберман-пинчеры, зловеще мчавшиеся следом за гончими. Занимался рассвет, и собаки увеличили темп.
То же самое сделал и полковник Хиткоут-Килкуун, не расслабившийся после сна и потому не сумевший избавиться от жестоких объятий корсетов своей супруги. Когда он неуклюже ворочался в зарослях, пытаясь скинуть с себя эту гадость, полковник услышал звук рога, в который протрубил Элс, и безошибочно понял смысл этого сигнала. Когда первые гончие показались на горизонте, примерно в миле от этого места, полковник покинул свое убежище и устремился к реке. На бегу он содрал с себя те причиндалы костюма «Английской розы», которые удалось сорвать. Бледно-желтая жоржетка, ее колоколоподобные рукава, шляпка из итальянской соломки и маленький передник — все они остались валяться в вельде, как трогательные и жалкие напоминания об имперских мечтах. Добежав до берега реки, полковник на секунду замешкался, а потом бросился в воду. «Надо сбить их со следа», — подумал он, вынырнув на поверхность, и замер, предоставив течению спокойно нести себя вниз.
— Улизнул! — воскликнул Элс, когда гончие сгрудились кучей над обрывками брошенной полковником одежды.
— Вижу, — ответил коммандант, брезгливо разглядывая рваные куски чего-то розового. — А ты уверен, что это не костюм майора Блоксхэма? — спросил Ван Хеерден. — Он говорил, что обычно носит розовое.
Но Элс вместе с гончими был уже у реки и что-то вынюхивал в воздухе.
— Вот он куда направился, — решил наконец Элс, указывая вниз по течению, и, подудев в рог, двинулся вдоль берега реки. Коммандант Ван Хеерден не спеша поехал за ним следом.