Ослик Иисуса Христа
Шрифт:
Знал бы он, как ошибался, но об этом позже.
Помеха, не помеха – в целом же идеи Ослика были положительно восприняты и в научном сообществе, и в «народе», что называется. Даже программисты как-то не возмутились, полагая, вероятно, что найдут себе применение и в русском, и в чистом, и в каком бы то ни было другом поле. Подобно футболистам и нацистам, короче, они не сомневались, что пригодятся везде и всюду.
Ослик работал не покладая рук. Он много читал, ездил по свету и, образно выражаясь, наблюдал, как «вымирают динозавры». Режимы падали один за другим. Вслед за Африкой пошёл Ближний Восток, за ним латиноамериканские «постояльцы», Улан-Батор, Ханой и Пхеньян. Впрочем, пошли, да без
«Эффект „запущенной эволюции“», – размышлял Ослик, но процесс таки шёл. Механизм работал – люди боялись и набирались ума. Набирались неспешно (умнеешь всегда чуть медленнее, чем тупеешь). Им запрещали, их насиловали, но ужас подстёгивал. Не зря говорят: режимы съедают сами себя. Вероятно, так и есть. «Вопрос времени», – заметила как-то Собака Софи, начитавшись Евгении Альбац (Bureaucrats and Russian Transition: Politics of Accommodation) и с тревогой поглядывая на Восток.
К лету двадцать третьего Софи окончила Кембридж, увлеклась историей искусства и написала книгу с «оптимистичным» названием «In Hospital There Is Not So Bad» («В больнице не так уж и плохо»).
В больнице, о которой шла речь, и в самом деле было неплохо: неплохо кормили, неплохо лечили, да и вообще справлялись неплохо. Плохо было тем, кто выздоравливал. Вскоре их выписывали, а дальше начиналось самое интересное. Больница размером с Китай располагалась в море посреди бескрайней пустоши, и тем, кто выписывался, ничего другого не оставалось кроме как плыть. Люди кидались в воду, плыли, но вскоре возвращались назад – измождённые и вновь больные.
Книгой заинтересовался Клод Вулдридж и вскоре издал её в своём Wooldridge and Anemones (издательство «Вулдридж и анемоны»).
Насчёт «Анемонов». Создавая издательство для запрещённых авторов из Восточного блока, Клод колебался и регулярно встречался с Осликом, чтобы понять, что к чему. Политика издательства, бухгалтерия, возможность бизнеса и даже название (морские анемоны, или актинии, лат. actiniaria – отряд морских стрекающих из класса коралловых полипов) вызывали множество вопросов, а где вопросы, там сомнения и «работа ума» по выражению Сократа.
Анемоны – прекрасный материал для исследования антропологии выживания. Вряд ли они видели, как умирают динозавры, но тем интереснее их генезис. Подобно русским после коммунистического переворота в 1917-м, анемоны развивались преимущественно автономно, мало что зная о жизни на поверхности океана (да ничего не зная!), и тем не менее выживали.
Издательство с интересом следило за русскими «анемонами» и охотно публиковало любых мало-мальски интересных писателей из РФ и её сателлитов. Население этих стран если и не бедствовало материально, то уж точно подвергалось нравственному насилию. Людей откровенно обманывали, а за малейший протест отправляли в Сибирь.
Начитавшись про эту Сибирь (от декабристов до современных гомосексуалистов, отсылаемых туда же), Софи дополнила тему личным опытом дурдома (дурдом на Мосфильмовской) и спустя год закончила второй роман. Он вышел в тех же «Анемонах» под названием «Siberia For Ever» («Сибирь навсегда») и принёс известность теперь не только Софи, но и Клоду Вулдриджу.
«Клод Вулдридж – издатель и борец», – писала «Гардиан». Как и ожидалось, после освобождения Лобачёвой Вулдридж немедленно назначил её главным редактором и, прямо скажем, не прогадал. Наташа придала новый импульс не только «Анемонам», но и самому Клоду Вулдриджу. Не прошло и месяца – он влюбился в неё, да так, что крышу снесло. «Крышу снесло, – признался Клод Ослику, – как быть?» – «Любить, – ответил Ослик, – а там, глядишь, что и получится».
Что получится, он не знал и, похоже, не хотел знать. В ушах стоял звук метлы. Дворники мели улицу. Опавшие листья взлетали над тротуаром и, покружив секунду-другую, опускались назад. «Роль искусства – дополнять природу» – если верить Нотомб (Амели Нотомб, «Синяя борода»). Вот оно и дополняло. В связи с «листьями» у Ослика возникал образ: в Гильбертовом пространстве кружились миллиарды вибрирующих частиц. Частицы аккумулировали в себе опыт поколений и с дуновением ветра высвобождали его в виде энергии чувств, расчета и осязаемого поля. Дворник работал не покладая рук. Метла то взметалась, то опускалась вновь. В целом же образ напоминал импрессионистскую живопись. Искусство и впрямь дополняло природу.
Вероятно, этот образ и был прототипом первого полевого гаджета. Его фантазийная модель. Наивный, но вполне удавшийся опыт репликации цели в техническое задание. Задание едва ли под силу тогдашнему Генри, тем не менее положившее начало новому этапу его исследований, да и жизни в целом.
Вместе с тем Генри всё больше погружался в придуманную им же метафору с библейским осликом. Нравственная связь между этим осликом и Иисусом Христом озадачивала профессора. Казалось, и его фамилия, и он сам, и библейские персонажи как нельзя лучше отражали суть противостояния современности: рефлекторная слабость против осознанного насилия. Генри и смеялся, и, образно говоря, плакал.
«Почему бы и вправду, – размышлял учёный, – Иисусу Христу не пройтись пешком (в гости к Пилату)? А если уж и унизил животное, то почему бы не раскаяться? Признать ошибку никогда не поздно». Но здесь же и загвоздка: хитрецы не признают ошибок, а целью акции, судя по всему, было придать себе как можно более жалкий вид («добровольная нищета»). Немыслимо (Генри углублялся в метафору) – не здесь ли заключены истоки будущего коммунизма: сыграть на публику и унизить «дщерь»?
(Довольно расплывчатые и весьма невнятные размышления, но умный поймёт. Умный поймёт – хитрец заработает. Ослик давно уже понял, что невнятные мысли – прекрасный повод для спекуляций. Взять ту же Библию – торгуй, сколько хочешь. В отличие от Христа, однако, Ослик был обыкновенным осликом и уж конечно не мнил себя вождём пролетариата. Иными словами, о заработке не могло быть речи.)
Тут-то к нему и пришла мысль о романе: а не сочинить ли увлекательный роман? Не такой, конечно, увлекательный, как, к примеру, пророчество Захарии («Ликуй от радости, дщерь Сиона…» и т. д., Зах. 9:9), зато в меру честный. «Ослик Иисуса Христа», скажем. Постмодернистский роман о проблемах современности. Роман – и вымысел, и нет одновременно. Роман – сомнение, смех и боль. Роман – удовольствие, наконец.
Удовольствие? Вряд ли труд писателя можно считать удовольствием. Но пусть бы и так – мысль о романе как пришла, так и ушла. Вскоре Ослик и думать забыл о романе, переключившись на реальность.
Реальность же была такова: Лобачёва и Вулдридж планировали брак, Собака Софи планировала карьеру, Ослик планировал новую поездку в РФ. На этот раз поездка обещала быть привлекательной вдвойне: он рассчитывал и страху набраться (обычная его цель), и кое с кем повстречаться. Во-первых, с Додж (как ни крути, они притягивались друг к другу), а во-вторых, с «Виртуальным клоном» (ВК, в то время – одна из передовых IT-компаний на российском рынке).
Хотя, едва ли ВК делились с господами, приближёнными к Кремлю. Их капитал уже давно был рассредоточен по миру (преимущественно в оффшорах), а офис в Москве и недвижимость числились за героями блокбастеров из Голливуда. «Клон» торговал потерянной любовью (как правило к своей стране), воссоздавая виртуальные образы на заказ, и имел неплохую прибыль.