Ослиная порода
Шрифт:
Вечерами они собирались на покосившихся от старости скамейках, чтобы полузгать семечки, поделиться увиденным за день да помечтать о лучшей доле.
Дети крутились рядом. Любимой игрой у них было чертить на асфальте мелом квадраты и играть в классики, прыгая на одной ножке. Взрослые не обращали на ребятню внимания, лишь изредка, если начиналась драка среди малышей, поворачивали головы, но со скамеек не вставали и не вмешивались.
Как-то вечером я оказалась среди местной ростовской детворы.
– Давай играть в догонялки! – предложил кто-то.
– Чур, не я вожу! – наперебой закричали остальные.
Время летело быстро, о чем предупреждали желтоглазые фонари. Мама и бабушка не сидели во дворе со всеми, были заняты домашними делами; а взрослые ростовчане неожиданно подозвали нас к себе.
– Это тебе! – вручали они каждому карамельку. – А это – тебе!
Я близко не подходила, думая, что, приехав издалека, не имею права брать конфетки у тех, кто живет здесь давным-давно.
– А чего ты стесняешься, девочка? Откуда ты? – спросила меня какая-то тетя со светлыми волосами.
Я смутилась еще больше от ее ласкового голоса, но ответила:
– Мы только вчера с мамой прилетели бабушку проведать. Я из Грозного.
Взрослые переглянулись.
– У нас на всех конфет хватит! – сказала женщина. – На! Возьми конфетку!
Я доверчиво протянула руку и получила карамельку.
– Спасибо! – поблагодарила я, как учила мама.
Дошколята, такие же как и я, радовались сладостям, ведь конфеты были в дефиците. Мы собирали фантики, выменивали их друг у друга, иногда играли на них, словно на деньги.
– Такая вкусная конфетка! – радовался какой-то мальчик. Потом он спросил меня: – А почему ты не ешь?
– Дома съем, – ответила я. – Мне надо с мамой поделиться.
– Конфетка маленькая, ешь сама, – сказала тетя, которая меня угостила. – Маме мы тоже дадим!
Преисполненная впечатлениями от всеобщего великодушия, я развернула фантик и чуть было не проглотила… крошечный белый камешек!
Взрослые довольно хохотали. Они прямо-таки визжали от смеха и чуть не попадали со скамеек.
– Она подумала, что это настоящая конфета! – хлопая руками по своим выдающимся бокам и животам, говорили они.
– Она поверила, что мы угостим ее!
Надо сказать, что я слегка оторопела. Мне исполнилось пять лет, но я догадалась, что надо мной глупо пошутили.
Дети не смеялись. Они с удивлением разглядывали камень в моей руке.
– Это не конфетка! – сказала одна из девочек. – Мама, ты завернула камень в бумажку и дала Полине!
Взрослые отреагировали на это так:
– Брысь отсюда! Это была шутка. Нет больше карамелек!
– А больше и не надо, – ответила девочка с двумя хвостиками. – Я отдам ей кусочек своей конфетки! Потому что ваша шутка очень плохая!
И, раскусив свою карамельку, она протянула мне половину.
Собака-бака-бака
Жил-был на свете черный пудель, злой-презлой, гавкучий, вреднющий.
И случилось так, что мы с мамой шли по улице, а пудель с хозяйкой бежали нам навстречу. Встретились мы у подъезда, в котором жили мои бабушка и прабабушка. Мы с мамой думали, как бы поскорее заскочить в подъезд, но пудель преградил нам путь и грозно залаял.
Я, признаться, очень испугалась.
Хозяйка пуделя закричала:
– Хватит! – и дернула его за хвост.
Пудель на секунду оторопел от такой наглости, а потом бросился на меня и укусил за коленку.
– Мама! – Я заплакала.
Пуделя оттащили, но поздно: на коленке остались отпечатки собачьих зубов и выступила кровь. Хозяйка, подхватив пса на руки, ретировалась на свой этаж, а мама пошла к бабушке и прабабушке – перевязывать раненого бойца.
– Успокойся, не плачь! – говорила мне бабушка Галина. – Я испеку тебе калач с изюмом!
– Лена, расскажи ей про Гришку, – напомнила маме прабабушка Юля-Малика.
Но я громко ревела, глядя на свою коленку, и никаких историй слушать не желала.
– Вот рева-корова! – сказала мама. – Не то что мой друг Гришка. Было ему тогда восемь лет, и ходил он во второй класс. А во дворе у гаражей жил кусачий барбос по кличке Тузик. Однажды Гришка возвращался из школы, а Тузик выскочил из будки, свирепо гавкнул, а потом больно-пребольно укусил его. Как ты думаешь, что сделал мой приятель?
– Ч-ч-ч-то-о он с-де-ла-лал?
– Он крепко прижал к себе Тузика и укусил его в ответ! И не просто укусил! А отгрыз ему ухо. С тех пор жил Тузик с одним ухом и не гавкал. Вот как дело было!
– Будешь чай с малиной? – спросила бабушка, заметив, что я перестала плакать.
– А е-е-е-сть пи-и-и-рог?
– Что такое? Ты заикаешься, что ли? – нахмурилась моя мама, а потом велела: – Давай скажи что-нибудь! Что угодно!
– Я хо-чу в ту-у-а-лет.
– Боже мой! Загубили ребенка! И так никакого таланта, а теперь еще стала заикой!
Мама побежала бить дверь соседке. Но соседка и пудель заперлись и никому не открывали, притворившись, что их нет дома.
Вернувшись с лестничной площадки, рассерженная мама каждые пять минут просила меня сказать какое-нибудь слово, но у меня все выходило неправильно, бабушка и прабабушка всплескивали руками и тоже бегали стучать к соседке, за дверью которой царила мертвая тишина.
Доктор в поликлинике, куда меня привели на следующий день, сообщил:
– Заикание вызвано испугом. Пройдет.