Ослиная Шура
Шрифт:
– Но почему Павел Петрович меня сюда послал? – вслух размышляла паломница. – Или это от Христа благословение?..
Она долго стояла, рассматривая храм, соображая, как он мог присниться, ведь раньше ни на фотографиях, ни на картинках Шура его не видела?
– Что, матушка, в храм не заходишь?
Вопрос прозвучал неожиданно. Шура оглянулась. Второй раз её посетило удивление, да так потрясло, что она даже невольно открыла рот. Сзади стоял отец Агафангел. Увидев, с кем разговаривает, он тоже удивился, но виду не подал.
– Святой отец, вы тоже здесь? – непроизвольно выдавила Шура. – Я почему-то совсем этого не ожидала.
– Да я давно уже сюда вернулся, – кивнул иеромонах. – Просто вы с Павлом Петровичем занимались своими делами, ведь он настоящему иконописательству не одну вас обучил. Я беспокоить не стал вас. Что от этого толку? Если вы здесь, то видна его заслуга. Как Христос когда-то сказал фарисеям: «Судите меня по делам Моим». Верно?
– Конечно, – согласилась паломница. – А вы теперь постоянно в монастыре служить будете?
– Да. Наверное, надолго. Меня келарем [54] назначили. Но пойдёмте в храм. Потом поговорим.
Шура послушно поднялась за монахом на высокое крыльцо и вошла в храм. Там уже началась утренняя служба.
Случай, происшедший с Шурой и отцом Агафангелом ещё в Москве, возник в памяти, несмотря на литургию. Наоборот память даже вторила велелепотному диакону, читавшему ектенью. А точнее – девушке вспомнилось измайловское приключение, хотя… хотя монах впервые на Измайловском вернисаже поделился с Шурочкой знаниями иконографии…
54
Келарь – хозяйственник.
– …отец Агафангел? – голос девушки прозвучал тогда удивлённо и нерешительно. – Это вы?
– С вашего позволения, – буркнула телефонная трубка.
– Но откуда вы узнали мой телефон? – Шурочка даже округлила глаза, но тут же опустила ресницы. – Ах да, я сама при последней встрече вам написала.
– А я поэтому и звоню, – подтвердил отец Агафангел. – Если бы не обещал сводить вас на Измайловский вернисаж, то о пустом разговоре молвить не стоит. Тем более по телефону. Так вы готовы, чтобы я вас прогулял? Помнится, вы интерес к иконам высказывали. Так что, идём?
– Да, вероятно…
– Хорошо. Жду в метро «Измайловский парк» в центре зала через час. Вы успеете?
– Да, вероятно…
Она успела вовремя, даже чуть раньше. Монах уже ждал. Они поднялись наверх, прошли мимо гостиничных билдингов, великолепного большого монастыря, виднеющегося на острове, пересекли дорогу и в момент оказались на шумной базарной площадке. Здесь, за деревьями на площадке, набитой продавцами, покупателями, разбегающимся разноцветным товаром, да на деревьях примостившимися «московскими курицами», с надсадным карканьем обсуждающих важные московские дела было много интересного.
Выходя из метро, отец Агафангел сразу принялся за лекционный штурм приглашённой ученицы, а пока дошли до вернисажа, Шура уже вникла в сущность рассказа.
– Не помню, говорил ли я, – начал монах, – но на всякий случай повторюсь: в архиве Валаамского монастыря хранятся иконописные подлинники – рукописи XVI–XVIII веков, где собраны статьи об иконном искусстве. Есть даже краткие записи со слов богомазов, которые описывают типы лиц, цвет одежд и зданий.
– Зачем это?
– Такие цитаты художнику следует всегда держать перед собой, – убеждённо сказал иеромонах. – А в лицевых сборниках имеются образные рисунки, которые могут помочь любому художнику.
– И мне?
– Так для чего я это вам рассказываю? – удивился Агафангел. – Тем более по «мастеровикам» собраны рецепты творения левкаса, растирание красок, варение олифы. А если рисунки будут по стенам храмов, то их изначально надо подготовить для росписи. В архивной библиотеке Валаама имеется даже руководство по иконописи, привезённое на Русь самим Андреем Первозванным. Дело в том, что евангелист Лука был хорошим художником и писал икону Девы Марии с натуры.
– Серьёзно?! – изумилась Шурочка. – Я слышала раньше об этом, только думала, что всё это – бабушкины сказки.
– Какие сказки?! – взорвался Агафангел. – Евангелист Лука написал икону Владимирской Богородицы. То есть, икону уже у нас на Руси стали называть Владимирской. Я вот думаю, да и многие старцы того же мнения, что за всю историю государства Российского ни татарва, ни многие войны не принесли такого урона иконописи, как семьдесят лет совдепии. Откровенно видно кому это нужно было: и храмы рушить, дескать, не будет церквей – негде и некому будет помолиться; и русских уничтожать, мол, нет такой национальности и всё тут; и заботиться о возрождении распавшегося царства иудейского; и насаждать в России изобретённую на западе науку симулякрию, когда один или несколько симулянтов имитируют бурную деятельность, а дело остаётся невыполненным. А Россия начинает от этого погибать.
Между прочим, один из киевских богомазов, старец Алимпий, мастерил краски освящёнными и целебными. Много больных ходило к нему, чтобы стручец [55] свой обмакнул в краску да поставил крестик на челе болящего. Можешь считать странным, но это всем помогало.
– Так он кто: лекарь, аптекарь или художник? – попыталась уточнить Шурочка.
– А Господь во всех делах добрых людям помогает, – наставительно заметил иеромонах. – Но краски не каждый изготавливать может. Просто не все они небезопасны. Некоторые есть ртутьсодержащие, так с ними надо быть очень осторожным. Тебе об этом следует почитать книгу Дионисия Фурноаграфиота, который издревле создал учение Богомазам. Сейчас его тут и там цитируют иконописцы. Вот, кстати, посмотри, на этих образах значится его техника.
55
Стручец – кисточка для елеепомазания.
Шура с отцом Агафангелом давно уже гуляли по торговым рядам, заставленным различными картинами, иконами, бронзовыми складнями, фарфоровыми вазами и всякой всячиной.
– Тут знамо дело, ученики отца Дионисия, но ничуть не современные, – показал иеромонах пальцем на ряд выставленных икон. – Современникам невдомёк, что они должны следовать канонам да ещё писанным до них за несколько сот лет.
Но если будешь храмы расписывать, то стены не любят масла. Запомни это. Издревле они покрываются яичной темперой или энкаустикой. Что же касается икон, которые ты видишь, то они спервоначалу выполнялись исключительно энкаустикой.