Ослиная скамья (Фельетоны, рассказы)
Шрифт:
Старушка вернулась с охапкой сухих веток, положила их на угли, и в очаге заплясало пламя. Хозяин принес полный графин вина и поставил передо мной.
– Пейте на здоровье!
– Потом обернулся к дверям, ведущим в комнату, и позвал: - Пейчо, Пейчо!
В дверях появился босоногий мальчуган лет шести-семи. Он потягивался и протирал заспанные глаза.
– Ну-ка, сынок, слетай на чердак, принеси орехов!
Мальчик что-то пробормотал, слазил на чердак и принес нам полный медный таз орехов. Орехи считаются у них лучшей
Так отогревались мы до полуночи, грызли орехи и попивали вино.
Хозяин, как человек пожилой, ушел спать пораньше. Старушка стояла у дверей, скрестив на груди руки, и не говорила ни слова. Маленький Пейчо быстро привык к нам. Он подошел ко мне и принялся расспрашивать обо всем, показывая пальцем то на поблекшую капральскую звездочку, то на желтые пуговицы мундира. Убедившись в том, что чужаки совсем обыкновенные люди, он уселся среди нас и с любопытством стал рассматривать каждого по очереди.
Когда усталость совсем нас одолела, да и вина в графине не осталось ни капли, мы подложили под головы ранцы и захрапели около затухающего огня.
Только утром мы как следует познакомились с домочадцами. Целая задруга 1 жила в этой низкой, темной лачуге, с двумя узенькими окошечками. Тут и женщины, мужья которых ушли на войну, и девушки, а ребятишек в доме столько же, сколько и нас, солдат.
1 Задруга - общество, союз; несколько родственных семейств, живущих одним хозяйством в одном доме.
Пейчо стал уже совсем "своим человеком". Смекалистый мальчуган внимательно следил за каждым моим словом, живо и рассудительно расспрашивал обо всех мелочах.
Почти каждый вечер мы собирались около этого огня. Я сидел на самом высоком стуле. Передо мной - графин доброго малчанского вина, в руках кочерга, чтобы подправлять огонь: это удовольствие у них всегда уступается самому старшему, а я был "главным". Около меня обычно сидел Пейчо, опершись своей грязной ручонкой о мое колено, а с другой стороны - дед Минчо, наш хозяин. Минчо рассказывал нам о турецких временах. В полутьме виднелись головы женщин и ребятишек, неподвижно стоящих за нами; старушка графин за графином подносила вино, оплаченное нами в складчину.
– А ты грамотный, капрал?
– спросил меня как-то дед Минчо.
– Грамотный, - отвечаю.
– Я учился в школе!
– Да...
– хотел что-то сказать старик, но взглянул на меня и замолчал. Поправив огонь, он снова посмотрел на меня и сказал:
– Хотел вот я отдать Пейчо учиться, да учитель ушел в армию, такой же молодой, как и ты!
– А ты, Пейчо, хочешь учиться читать?
– спросил я малыша.
Тот радостно посмотрел на меня, словно хотел сказать: "Ну чего же спрашивать? Конечно хочу".
– Я тебя буду учить, Пейчо. Хорошо?
Мальчик вскочил, подбежал к старушке, потом по очереди ко всем родным, радостно крича:
– Капрал будет учить меня грамоте! Капрал будет учить меня грамоте!
На другой
Стоял крепкий мороз. И трех минут невозможно было продержать поводья руки мгновенно коченели. Изредка выглядывало солнце и рассыпало по равнине блестящие искры. Тонкие тени телеграфных проводов, пересекающие снежные поля, плясали перед глазами. Укатанная дорога блестела, твердые комья снега из-под копыт лошади летели через голову.
Когда я приехал в Малчу, Пейчо варил для меня ракию с медом. Значит, запомнил мои слова: на днях я сказал, что люблю с мороза выпить стакан горячей ракии.
Я дал Пейчо букварь и показал картинки. Мальчик подскочил от радости. Мы решили начать сразу же.
Пейчо принес стул, поставил его около маленького грязного окна. Я уселся, положил букварь на колени, а мой маленький ученик, сняв шапку, поцеловал мне руку и стал рядом.
За окном поднялась метель, сильный восточный ветер срывал с крыш целые сугробы. Мелкие снежные иглы бились в оконце, в щелях свистел ветер. Во дворе печально скрипел старый рассохшийся колодезный журавль, а здоровенный лохматый пес, спасаясь от непогоды, забился под сани.
Все собрались в комнате и с необыкновенным любопытством столпились вокруг меня. Старушка смотрит в мои глаза, и мне сдается даже, что она принимает меня за волшебника. У деда Минчо глаза так и играют: то он взглянет на меня, то на книгу, словно спрашивает: "Неужели ты можешь все это прочитать?"
Целая история отражалась в тусклом старческом взгляде, и каждый легко мог ее прочесть по его глазам. В них чувствовалась какая-то таинственность, то, что может удивительным образом взволновать любого.
Но надо было начинать урок.
– Посмотри, Пейчо! Видишь, здесь овца. Что здесь нарисовано?
– Овца!
– Ну, так вот это О. Посмотри О, О, овца! Ну-ка, повтори!
– О, О, овца.
– Запомни, какое оно О!..
– И переворачиваю страницу.
– Ну вот, теперь найди мне здесь О!
Сообразительный ребенок искал недолго, он тут же нашел О в одном из слов.
У деда Минчо около глаз появились морщинки, борода его задрожала. Старушка с удивлением посмотрела на меня, лицо ее сморщилось, на глазах появились слезы.
– Мать-то твоя жива?
Это были первые слова, услышанные мною от молчаливой старушки.
– Жива, бабушка!
У меня к горлу невольно подступили слезы.
– Дай-ка я тебя, сынок, как мать поцелую!..
Старушка нежно поцеловала меня, а я смахнул слезы, вызванные этим материнским поцелуем.
Так прошло три недели. Пейчо успевал хорошо. Он уже мог прочитать по складам весь букварь, Я научил его писать имя.
Однажды ночью пришел приказ двигаться дальше. До рассвета было еще далеко, когда нас разбудили сигналы сбора.