Османский узел
Шрифт:
Меж тем Корелья продолжал не то чтобы ворчать, а скорее выражать беспокойство по поводу тех моих планов, относительно которых был в курсе. Они же касались не только технического прогресса, но и иного, связанного с изменением церковных норм. В частности одной, как бы не самой опасной с самого момента своего принятия. Целибат для духовенства!
– Ты собираешься обрушить то, что было… всегда, - качал головой Мигель. – Ты убедишь своего отца, большую часть коллегии кардиналов, но не тех, кто и так плохо относится к Борджиа. А тут плохое отношение способно смениться ненавистью. Это действительно так нужно?
– Нужно! Конечно же, после того, как правильно разыграем патрию Крестового похода, но без этого нельзя. Ты же не слепой и не глухой, видишь, что
– Серьёзные слова.
– Так и есть, Мигель. Ты видел много этих фанатиков. Где аскетизм, причём не просто, а в обязательном порядке, там же вырастает нетерпимость к наукам, культуре, чистоплотности, красоте, особенно женской. У меня складывается впечатление. что большинство монахов-мужчин действительно ненавидят женскую красоту по тем или иным причинам. Те же «охоты на ведьм» в германских землях, они в немалой части направлены на молодых и красивых девушек вся вина которых – это красота. Или стремление стать чем-то большим, нежели позволяют. Наша с тобой общая подруга, случись ей родиться там, была бы в огромной опасности с самого детства.
Корелью аж передёрнуло. Видимо, представил себе возможный вариант развития событий, и он ему оч-чень не понравился.
– Всё так плохо?
– И грозит стать ещё хуже! Ты должен помнить, кого совсем незадолго до начала Крестового похода доминиканцы протащили в генеральные магистры.
– Создателя «Молота ведьм». Крамера, да.
– Правильно, его, противного. Отец собирался отказаться утвердить его, но удалось убедить, что от этого только хуже станет. Пусть Орден святого Доминика станет…
– Чудовищем? Как «Царство Божие», которое строит в Ливорно Савонарола?
– А рыцарям, особенно крестоносцам, полагается убивать чудовищ, - усмехнулся я, барабаня пальцами по камню парапета.
– Творящееся в монастырях не только доминиканцев, а и других орденов выходит за все допустимые пределы. Они ненавидят нас, Италию и Рим. Им нужны костры инквизиции, полная безграмотность паствы, болезни как кара господня, мор и глад. Тогда и только тогда простые люди побегут за утешением и спасением к подобным Крамеру, Савонароле и прочим. Если же такого не случится, то их время начнёт уходить. Вот я и хочу поторопить бой часов, что возвестит о смене эпох. Или мы или они, третьего тут не дано.
– Любишь ты опасные игры, Чезаре! Я то с тобой, как и остальные. Но боюсь, что крови прольётся много. И немалая часть её будет не мусульманской.
– Нам не привыкать.
– Но сначала Крестовый поход, да? Тот, что затмит сразу несколько предыдущих.
– Верно, друг мой. И расширениевласти Борджиа на те земли, о которых совсем недавно и думать не приходилось.
Тут пояснять не требовалось. Не для того мы проникли в уже не первое десятилетие захваченные османами земли. чтобы уходить отсюда. Тем более со столь выгодных в стратегическом плане, да и в плане климата и плодородия земель Балканы просто великолепны. Естественно, никто не думал даже пытаться сотворить такую глупость, как включать их в состав именно королевства Италия. Только имелись и другие пути, не столь прямолинейные, но приводящие к схожему результату.
И опять всё упиралось в производимое на местных впечатление. Именно для создания образов практически непобедимых воителей
Интерлюдия
Интерлюдия.
Рим, конец июля 1495 года
Ещё каких-то пару месяцев назад Лукреция Борджиа и помыслить не могла, что будет скучать по той самой учебе, которой её пичкали день за днём, год за годом, словно противными лекарскими снадобьями. Но вот так уж вышло, что теперь, оказавшись в круговороте государственных дел, к которым она приобщилась в полной мере после того, как её любимый брат отправился в этот Крестовый поход… Она же, согласно его указу, осталась, на время отсутствия короля, блюстительницей престола. Не Хуана, а именно она, сестра Чезаре.
Разумеется, отец даже не собирался оставлять её одну, без своей поддержки, присутствуя то незримо, то напрямую давая советы в сложных ситуациях. Да и знакомые ей вот уже не первый год приближённые брата всегда были рядом, своей мрачной репутацией охраняя Лукрецию даже от косых взглядов, не то что дурных слов. И всё равно, только теперь юная Борджиа начала по настоящему понимать, что такое управление государством и бремя власти. Поняв же, преисполнилась ещё большим желанием постоянно его ощущать. Правда… не так сильно и сразу. Очень уж время выпало сложное, слишком замысловатые узлы уже образовавшихся и только-только возникающих политических интриг приходилось разбирать на составные части. Генуя, Венеция, Сиенская республика, притаившийся в Ливорно Савонарола… Более далёкая, но от того не менее опасная Франция, выжидающие изменения обстановки Англия и Священная Римская империя. Заискивающая Бретань, Феррара с Моденой. Осторожные попытки начать разговор со стороны Мантуи. Это не говоря о других, сейчас куда менее важных и более отдалённых странах.
Неудивительно, что при всех навалившихся на неё делах, Лукреция была рада хоть немного отдохнуть, выбираясь про гуляться даже не по римским улицам – там приходилось мириться с немалым количеством охраны, необходимость которой не получалось отрицать – а просто по двору-саду в пределах дворца. Солнце, шелест листвы, спокойствие и недолгое ощущение того, что государственные проблемы остались где-то там, ближе к заваленному бумагами кабинету.
Здесь же было ощущение свободы и… не столь часто встречаемая Лукрецией в последние дни Хуана, жена Чезаре. На сей раз она сидела в небольшой беседке, казалось, глубоко погрузившаяся в своё вышивание. Рядом с ней были лишь две прибывшие в числе свиты из Испании женщины. Немного, учитывая то, что раньше испанку сопровождало куда большее число даже в пределах дворцов, не говоря уж о ситуации, когда она оказывалась вне оных. Влияние Чезаре, недолюбливавшего излишнюю пышность и сложность. Сама то Лукреция уже давненько ловила себя на мысли. что сильно изменилась в сравнении с собой же, но даже год назад, не говоря уж о больших сроках. И изменения продолжались, пусть и не с такой скоростью, становясь менее заметными внешне, но уходящими совсем уж в глубину её души. А значит и Хуане от этого не уйти. Только вот изменения будут другими, это сестра короля Италии понимала изначально. Разные люди и меняются по разному.
– Здравствуй, Хуана, - вымолвила Лукреция, подойдя к беседке, а попутно одним лишь жестом словно бы вымела оттуда обеих дам свиты королевы. – При такой хорошей погоде я не удивлена, что и ты решила побыть вне дворца. И снова с вышивкой…
– Лукреция, - мило, этак по домашнему улыбнулась испанка. – Я рада тебя видеть. Жаль, что ты всегда в делах. Прямо как моя мать, которая тоже всегда занималась тем, что не было полностью женским делом. Государство, войны, казна, церковь… Я думала, что это что-то особенное, а прибыла сюда, в Рим, и оказалось, здесь то же самое. Ты, герцогиня Миланская, советница моего мужа Бьянка… Вы все напоминаете мне о том, что было привычно дома.