Осьминог
Шрифт:
– Она японка? – Перебила Изуми.
Александр чуть не рассмеялся: так забавно выглядела эта немолодая уже, измученная жизнью домохозяйка, в одно мгновение превратившаяся в сгорающую от любопытства девочку. Впрочем, несмотря ни на что, Изуми все еще была по-женски привлекательна, и даже странно было, что после смерти мужа у нее не появилось мужчины.
– Да, японка. Учится в Токио в университете Васэда.
– В университете Васэда! Ну ничего себе! – Воскликнула Изуми. – Так вы уже и познакомились! Господи, да что же такая умница, да еще из богатой семьи [50] , делает в нашем захолустье?
50
В японских университетах практически отсутствует бюджетное обучение, и в зависимости от престижности вуза и факультета стоимость обучения разнится. В университете Васэда стоимость первого года обучения (которая ввиду различных взносов на оформление документов всегда немного выше, чем стоимость последующих) составляет от 1 200 000 до 1 700 000 иен в год, то есть примерно 750 000–1 050 000 рублей (на 2019 год).
– Она…
– Если вам понадобится пригласить ее в дом, не стесняйтесь, можете встретить ее в гостиной или в комнате, выходящей окнами в сад! – Выпалила хозяйка, тут же смутилась и добавила: – Вы не подумайте ничего дурного, да ведь это нормально, когда молодые люди приглашают друг друга в гости, в этом нет ничего зазорного – вон, у соседа дочка, Михо-тян, бегает к своему приятелю чуть не каждый вечер, и разве кто скажет про нее дурное слово? И я не стану ее осуждать, хорошая девочка, не красавица, зато трудяга и бережливая. Помню, совсем была еще ребенок, в младшей школе училась, а скопила карманных денег и купила матери пачку стирального порошка, упаковку риса и ситими [51] . Тогда про нее сразу сказали, что из нее вырастет хорошая жена и хозяйка. Это в нашей молодости нас держали в строгости, а скажите, к чему все это, если человек от этой строгости бывает только несчастлив? Так что пусть ваша подруга приходит, я к ее приходу и дом приберу, и угощение сделаю, и цветы у входа поставлю – какие у нее любимые?
51
, буквально «семь вкусов» – популярная приправа для приготовления разнообразных блюд, состоит из нескольких видов перца, перетертых семян кунжута и конопли, водорослей, имбиря и жареной апельсиновой цедры.
– Да откуда же мне знать, – промямлил Александр.
– Вот тебе на! – Всплеснула руками Изуми. – Познакомились с девушкой и даже не знаете, какие у нее любимые цветы! А впрочем, сейчас хризантемы вовсю цветут, мне-то они, честно сказать, не очень нравятся, уж больно осенние, куда как лучше, когда цветет цуцудзи [52] или сибадзакура [53] – как представишь, так сразу и повеет весенним теплом, а эти – пышные, да ведь распускаются перед самыми холодами…
52
или – рододендрон, или азалия (Rhododendron sect. Azaleastrum).
53
или – флокс шиловидный, Phlox subulata (несмотря на свое японское название, к сакуре это рано цветущее растение отношения не имеет).
– Послушайте, Мацуи-сан, – Александр попытался вклиниться в поток хозяйкиных рассуждений, – да ведь мы толком с ней и не знакомы. И потом, я живу в другой стране.
– Что? – Изуми удивленно похлопала глазами. – И что с того? Разве расстояние – помеха настоящему чувству?
– Она…
– Ну, какая она из себя? Красивая?
– Красивая, – нехотя признался Александр.
– Образованная и к тому же красавица, что же вам еще нужно от девушки?
– Она… – Александр хотел сказать, что у Томоко есть друг и, очевидно, их отношения довольно серьезны, но вместо этого сказал: – Она показалась мне очень печальной.
– Печальной, вот как. – Изуми вздохнула. – Вот уж что неизменно в этом мире, так это сезон тайфунов и женская печаль.
Александр помолчал, ожидая, что она еще скажет, но Изуми добавила себе еще сакэ и о чем-то задумалась – может быть, о своей судьбе, обошедшейся с нею так немилосердно, отняв единственного близкого человека и не оставив в утешение детей, может быть, о судьбе всех женщин, поступающей с ними несправедливо вне зависимости от их возраста, внешности и образования: как бы ни изменялся мир, в нем всегда будет идти дождь и будут литься женские слезы. За окном взвыл ночной ветер и заметались тени ветвей росшего на улице персика. Александр посмотрел на притихшую Изуми: каким, интересно, был ее муж? Люди из провинции обычно более рассудительны и практичны, чем жители больших городов, и по манере клиента можно быстро догадаться, что вырос он не в мегаполисе, даже если и переехал давно, и ни одежда, ни речь его выдать не могут. И в то же время человек из провинции должен, пожалуй, больше внимания уделять приметам – так что же заставило опытного рыбака выйти в море в такую погоду?
– Я вас, наверное, расстроила, – извиняющимся тоном тихо проговорила хозяйка. – Такому симпатичному молодому человеку, как вы, должно быть скучно слушать болтовню старой одинокой женщины. Вы уж меня простите, пожалуйста.
– Да что вы, Мацуи-сан…
Александр протянул руку и успокаивающе погладил Изуми по плечу. Она всхлипнула и накрыла его ладонь своей. Рука у Изуми была теплой и мягкой – так сразу и не скажешь, что эта женщина всю свою жизнь занималась домашним хозяйством.
– Вы меня, наверное, дурой считаете. – Изуми убрала руку, отстранилась и прикрыла ладонями лицо. – Глупая старая дура. Как стыдно.
– Ну что вы… – Александр привстал со своего места и осторожно обнял ее. Вместо того чтобы отстраниться, она прижалась к нему, не убирая ладоней от лица. – Не нужно так говорить, Мацуи-сан.
Он обнял ее покрепче. От начинавших седеть, но еще густых и блестящих волос хозяйки пахло дешевым шампунем.
Утром дождь, как и предсказывал Кисё, снова зарядил, но не в полную силу, да и ветра почти не было, хотя, если запрокинуть голову, можно было увидеть, как быстро движется по небу сплошная пелена тяжелых сизых облаков. Изуми дала Александру большой прозрачный зонт из тех, что выставляют для посетителей в отелях и крупных магазинах. В центре купола полиэстер немного прохудился, и через отверстие просачивалась вода. Александр сделал несколько шагов вдоль по улице и остановился, раздумывая, не стоит ли все-таки остаться сегодня дома, и побрел дальше. Ночью Изуми после всего разревелась, уткнувшись лицом в подушку, и он рассеянно гладил ее по спине и говорил ей какие-то ничего не значащие слова утешения на японском и русском, благо женщина все равно его не слушала. Утром, хлопоча на кухне в фартуке с большими красными камелиями, она молчала и всякий раз со вздохом отворачивалась или отвечала какой-нибудь стандартной вежливой фразой, стоило Александру к ней обратиться. Он рассеянно ковырял палочками тамагояки [54] и наконец не выдержал:
54
или – свернутый в рулетик японский омлет, обычно сладкий или пряный на вкус.
– Мацуи-сан, да что в этом такого… в конце концов, вы же свободная женщина!
Изуми вздрогнула и уронила на пол керамическую чашу-тяван [55] с изображением волн, которую держала в руках. Чаша разлетелась вдребезги.
– А-а, да как же так… – Она прикрыла рот ладонью.
– Не огорчайтесь, у нас в России говорят, это к счастью.
– К счастью, скажете тоже… – Хозяйка опустилась на колени и принялась собирать осколки.
– Мацуи-сан…
– Что бы сказал мой Рику [56] , если бы узнал, что его Изуми так обошлась с его памятью. – Крупные осколки она уже собрала, но продолжала стоять на коленях и выискивать по полу мелочь, которую легко можно было смести шваброй. – Что бы он сказал… какой позор…
55
– чайная чашка в форме пиалы. Существует японская поговорка (ковасита тяван о цуйдэ миру), означающая буквально «пытаться склеить разбитый тяван/разбитую чашку», то есть «горевать о непоправимом».
56
, состоит из иероглифов «прохлада/свежий ветер» и «девять», в данном случае не несущего смысловой нагрузки и служащего фонетиком «ку».
– Вы говорите так, будто совершили преступление, Мацуи-сан. Вы ведь всего лишь уронили старый тяван.
Она покачала головой:
– Этот тяван Рику подарил мне сразу после нашей свадьбы, Арэкусандору-сан. Мы ездили в свадебное путешествие в Киото, там в квартале Гион много лавочек, в которых продается местная керамика. Вообще-то Гион – это квартал гейш, там и сейчас можно встретить молоденьких майко [57] в ярких кимоно и с красивыми прическами. Такие они хорошенькие, Арэкусандору-сан, как только что распустившиеся цветы в погожий весенний денек… но мой Рику совсем не обращал на них внимания, смотрел только на меня, обыкновенную женщину, я и тогда ведь была самой обыкновенной, да и одевалась скромно – в ученицы гейши меня бы точно не взяли. – Она грустно улыбнулась. – В одной из лавочек возле храма Киёмидзу-дэра [58] Рику выбрал для меня подарок – тяван с нарисованными волнами. Помню, он сказал тогда: мы ведь живем на острове, моя Изуми, так что, куда ни пойди, всюду у нас берег моря, пусть и дома у нас тоже будет морское побережье, нужно быть благодарными судьбе за все, чем она нас одаривает. Я к этому тявану подобрала тарелочку для вагаси [59] и подставку для венчика, которым взбивают маття. Тарелочка давно раскололась, еще Рику был жив, подставка куда-то затерялась, а теперь вот и тяван…
57
– буквально «танцующее дитя», название учениц гейш, изначально принятое в Киото и Осаке, но употребляемое по всей Японии.
58
– буддийский храмовый комплекс в районе Хигасияма города Киото, одна из основных его достопримечательностей. Полное название – Отовасан Киёмидзу-дэра .
59
– традиционные японские сласти.
– А, соо нан дэс ка [60] … но, может быть…
– Как же так… как же так получилось…
– Послушайте, Мацуи-сан…
– Арэкусандору-сан, разве вы не понимаете. – Изуми, похоже, снова собиралась заплакать. – Это ведь мой Рику на том свете на меня рассердился за то, что я предала его, вот подаренный им тяван и выскользнул у меня из рук.
– Может быть, его еще можно склеить? Я бы мог попробовать, Мацуи-сан… хотите?
Она покачала головой, стоя на коленях и прижимая к груди пригоршни осколков, так что Александр испугался, что она может поранить себе ладони, и тихо ответила:
60
…… – Вот как…/Вот оно как… (может иметь как утвердительную, так и вопросительную интонационную окраску).