Осмотреться в отсеках
Шрифт:
Партячейка на лодке – это отдельная тема. Коммунистами мы, в основном офицеры и некоторые представители из числа мичманов, были, естественно, беспредельно преданными делу партии и Советского правительства и готовы были, если понадобится, отдать жизнь за Родину. Но вот сам процесс проведения партийных собраний как-то мы не особенно уважали и, уж если честно говорить, воспринимали как нудную и неинтересную повинность.
В связи с этим обстоятельством партийные собрания на нашей лодке проводились, в основном, условно. Условность эта заключалась в оформлении протокола собрания секретарем – для отчетности. Свежий, еще не отягощенный подводной службой лейтенантский ум как раз и
Лейтенантские годы, пожалуй, наиболее яркие и запоминающиеся в жизни каждого кадрового офицера. Не был в этом плане исключением и я – новоиспеченный минер дизельной субмарины 613-го проекта. Два года моего пребывания в лейтенантском звании вместили в себя массу незабываемых эпизодов только что начавшейся подводной службы. И прежде всего запомнились первые впечатления от общения с офицерами, мичманами и личным составом лодки уже не как курсанта-стажера, а как полноправного члена экипажа.
Экипаж лодки всегда с интересом присматривается к вновь прибывшему офицеру, тем более к молодому, еще не оперившемуся выпускнику училища. И от того, как себя покажет лейтенант буквально в первые дни пребывания на лодке, во многом зависит его дальнейшая служба в суровом, сугубо мужском коллективе подводников.
Особенно тщательно проверялся каждый новый член экипажа на восприятие флотского юмора, без которого немыслима служба подводника. Понимает лейтенант юмор – наш человек, ну а если пытается что-то из себя представить – важное и серьезное, то так может и остаться один на один со своей напыщенностью. Еще в дореволюционном российском флоте, в «Положении о прохождении службы в подводном плавании», указывалось: «Член экипажа подводной лодки, не пользующийся признанием и авторитетом среди офицеров и нижних чинов, подлежит списанию с нее». И быть списанным по такой причине считалось позорным.
Проверку эту на «вшивость», естественно, прошел и я, буквально за короткий промежуток времени влившись в сплоченный экипаж С-384. Да и времени особо не было приглядываться – служить и работать нужно было сейчас и без каких- либо послаблений. Лодка находилась в боевом дежурстве, в двухчасовой готовности, со всеми вытекающими последствиями для каждого члена экипажа.
Вскоре у меня появились и новые друзья. Естественно, ближе всех были такие же, как и я, молодые офицеры лодки. С теплотой вспоминаю штурмана старшего лейтенанта Николая Карпова, командира группы движения лейтенанта Владимира Нишпор, командира боевой части связи капитан-лейтенанта Валерия Куратченко, инженер-механика капитан-лейтенанта Виктора Анистратенко.
Вспоминаю также многих мичманов подводной лодки С-384. Это были настоящие профессионалы, мастера военного дела: боцман Петр Мороз, старшина команды электриков Алексей Гудько, старшина команды машинистов трюмных Николай Русин, старшина команды мотористов Александр Иванов, старшина команды радистов Валентин Лисовой, старшина команды акустиков Евгений Андрющенко, химик-санитар Виктор Коренюгин, старшина команды снабжения Николай Басанец. Все эти старшины команд были намного старше меня по возрасту, некоторые из них годились в отцы, но с каким уважением и участием они относились ко мне – молодому и неопытному лейтенанту. С их помощью удалось в короткие сроки изучить устройство лодки, сдать необходимые зачеты.
После моей ознакомительной беседы с подчиненным личным составом выяснилось, что некоторые матросы со мной одного года рождения, а командир отделения торпедистов так и вовсе старше на один год. Срочная служба в то время длилась три года. Однако это обстоятельство никоим образом не повлияло на мои служебные взаимоотношения с командой торпедистов и, тем более, на мой авторитет командира боевой части.
В который раз с гордостью подчеркиваю – такие дружественные и уважительные отношения между людьми возможны и были в то время только у подводников. Предельно суровые и опасные условия подводной службы делали эти отношения таковыми.
Зачет на допуск
Нести боевое дежурство и выполнять задачи боевой службы подводным лодкам постоянной готовности Балаклавской 155-й бригады приходилось в 70-е годы прошлого века довольно часто. Как правило, одновременно одна из лодок бригады находилась на боевой службе в Черном море и одна – на боевом дежурстве. Причем выполнять задачи боевого дежурства было порой сложнее, нежели в автономном плавании. В автономке – все понятно. Погрузилась лодка в назначенной точке, тем самым прервав всякую связь с берегом, и подводники знают, что своих родных они увидят только по окончании боевой службы.
А вот в боевом дежурстве, особенно когда лодка его несет в Балаклавской бухте у «зеленого забора», когда и дом вроде бы рядом, а приходится находиться в составе боевой смены, невольно появляется желание уйти в море и не подвергать себя ненужному искушению. «Зеленый забор» представлял собой особо охраняемую зону у правого входа в Балаклавскую бухту, огражденную с суши высокой изгородью, окрашенной в зеленый цвет, а с моря – боновой сетью.
У «зеленого забора» для экипажа устанавливалась двухчасовая готовность, по истечении которой лодка должна была выйти в море и следовать в район несения боевой службы, имея на борту сто процентов экипажа. С этой целью офицеров и мичманов лодки делили на две дежурные смены, которые поочередно могли сходить на берег, не выезжая за пределы Балаклавы и с условием немедленного прибытия на лодку по тревоге в течение одного часа, находясь на связи по телефону. Команде сход на берег был запрещен.
Основным способом прибытия на лодку по тревоге была ходьба пешком, желательно бегом. Личного автотранспорта ни у кого на С-384 в то время не было, за исключением моего подчиненного – старшины команды торпедистов мичмана Петра Сигачева, который обладал, на зависть остальным, мотоциклом без коляски. В связи с этим обстоятельством офицеры и мичманы, имеющие семьи в Балаклаве, эксплуатировали Петра нещадно, практически ежедневно упрашивая его подбросить домой для решения неотложных проблем.
С-384 на боевом дежурстве в Балаклаве у «зеленого забора»
Фото из архива автора
Надо сказать, по правде, что Петр Сигачев, отзывчивый и добродушный мичман, никому не отказывал и, надев мотоциклетный шлем, на бешеной скорости доставлял любого к своему дому. Как и любой русский человек, любил Сигачев быструю езду. Доходило порой до казусов. Так, однажды, старпом старший лейтенант Анатолий Бабенко, попросивший Петра подвезти его домой по срочному делу, выпал из седла мотоцикла еще при первом рывке на старте поездки. Лихой мотоциклист Сигачев обнаружил отсутствие старпома только возле его дома.