Основание и Земля (Академия и Земля)
Шрифт:
– А что вы делаете со всеми этими фруктами? – спросил Тревиз. – Вы не можете съесть все сами.
– Я даже не мечтаю об этом. Я довольно умеренно люблю фрукты и торгую с другими поместьями.
– В обмен на что?
– В основном на минеральное сырье. В моем поместье нет залежей, достойных упоминания. Кроме того, я получаю то, что требуется для поддержания экологического равновесия. В моем поместье очень много разновидностей растений и животных.
– Полагаю, обо всем этом заботятся роботы, –
– Да, они. И очень хорошо.
– И все для одного солярианина.
– Все для поместья и экологического равновесия. Я единственный солярианин, посещающий различные части поместья – когда захочу – но это часть моей абсолютной свободы.
– Я думаю, – сказал Пилорат, – что другие… другие соляриане тоже поддерживают местное экологическое равновесие и владеют болотами, горными областями или морскими поместьями.
– Я тоже так считаю, – согласился Бэндер. – Такие вопросы заставляют нас время от времени устраивать конференции по делам этого мира.
– И как часто вы собираетесь вместе? – спросил Тревиз. (Они ехали по узкому проходу, довольно длинному и без комнат по сторонам. Тревиз предположил, что он проходит по местам, где нельзя построить ничего большего, и служит соединительным звеном между двумя крыльями, каждое из которых раскинулось более широко).
– Слишком часто. Редко бывает месяц, когда я не провожу время в одном из комитетов, членом которого являюсь. Однако, хотя в моем поместье нет гор или болот, мои сады, рыбные пруды и ботанические сады лучшие в этом мире.
– Но, мой дорогой друг… – сказал Пилорат, – то есть, я хотел сказать, Бэндер… думаю, вы никогда не покидали свое поместье и не посещали этих других…
– Конечно, НЕТ, – оскорбленно ответил солярианин.
– Я сказал, что думаю так, – мягко продолжал Пилорат. – Но, в таком случае, как вы можете считать себя лучшим, если никогда не изучали или хотя бы видели других?
– Я сужу об этом по спросу на мою продукцию в межпоместной торговле, – сказал Бэндер.
– А как насчет производства? – спросил Тревиз.
– Есть поместья, где производят инструменты и машины. Как я говорил, в моем поместье делают теплопроводящие стержни, но они довольно несложны.
– И роботов.
– Роботов производят и тут и там. Всю свою историю Солярия была ведущей в Галактике по умению делать роботов.
– Полагаю, сегодня тоже, – сказал Тревиз, стараясь не показать интонацией, что это вопрос.
– Сегодня? – переспросил Бэндер. – А с кем нам конкурировать сегодня? В наши дни только Солярия имеет роботов. На ваших мирах их нет, если я правильно понял услышанное по гиперсвязи.
– А на других мирах космонитов?
– Я уже говорил, что они больше не существуют.
– Все?
– Не думаю, чтобы был хоть один космонит,
– Значит, нет никого, кто знает местоположение Земли?
– А почему кто-то должен хотеть это знать?
– Я хочу знать это, – вмешался Пилорат. – Это моя область изучения.
– В таком случае, – сказал Бэндер, – вам придется изучать что-то другое. Я ничего не знаю о расположении Земли, не слышал ни о ком знающем и не дал бы кусочка металла за этот вопрос.
Машина начала тормозить, и Тревизу на мгновение показалось, что Бэндер. Однако, остановка была постепенной, и Бэндер, спустившийся с машины и пригласивший их выходить, выглядел все таким же развлекающимся.
Освещение в комнате, куда они вошли, осталось слабым даже после того, как Бэндер усилил его своими жестами. Из нее вела дверь в коридор, по обе стороны которого находились меньшие комнаты. В каждой из них стояла одна или две разукрашенные вазы, иногда окруженные предметами, которые могли быть кинопроекторами.
– Что это, Бэндер? – спросил Тревиз.
– Родовые комнаты смерти, – ответил тот.
Пилорат с интересом огляделся.
– Надо полагать, здесь захоронен прах ваших предков?
– Если под «захоронен» вы подразумеваете похороны в земле, – сказал Бэндер, – то вы не совсем правы. Мы находимся под землей, но это мой особняк, и прах тоже здесь, как и мы. На нашем языке это называется «задомить». – Поколебавшись, он добавил: – «Дом» на древнем языке означает «особняк».
Тревиз мельком взглянул на него.
– И здесь все ваши предки? Сколько их?
– Почти сто, – сказал Бэндер, даже не пытаясь скрыть гордость, звучавшую в его голосе. – Девяносто четыре, если быть точным. Конечно, самые первые были не настоящими солярианами – не в нынешнем смысле этого слова. Они были полулюдьми, мужчинами или женщинами. Такие полупредки размещены в примыкающих урнах их прямыми потомками. Разумеется, я не хожу в эти комнаты. Это считается постыдным. Во всяком случае это солярианское слово для этого, а Галактического эквивалента я не знаю. Может, его у вас и нет.
– А эти фильмы? – спросила Блисс. – Ведь это кинопроекторы?
– Дневники, – сказал Бэндер. – История их жизней. Сцены с ними, снятые в любимых ими частях поместья. Это подразумевает, что они умерли не совсем. Часть их осталась, и частью моей свободы является то, что я могу наслаждаться этим, когда захочу. Я могу посмотреть этот кусок фильма или тот, как мне понравится.
– Но разве это не… постыдно?
Бэндер отвел взгляд.
– Да, – согласился он, – но мы все храним это, как часть своих предков. Это наше общее несчастье.