Основание и Земля (Академия и Земля)
Шрифт:
– Ментальные чувства распространяются по прямой, поэтому я только могу сказать, что оно идет с того направления. – Она указала на темную стену и продолжала: – Но мы не можем проходить через стены. Лучшее, что мы можем сделать, это идти по коридорам, пытаясь найти дорогу, при следовании по которой, чувство будет становиться сильнее.
– Тогда давайте начнем немедленно.
– Подождите, Голан, – сказал Пилорат. – Вы уверены, что нам нужно искать это, чем бы оно ни было? Если оно испугано, может, есть причины испугаться и нам?
Тревиз нетерпеливо покачал
– У нас нет выбора, Яков. Это разум, испуганный он или нет и, может, он согласится вывести нас на поверхность.
– И мы оставим Бэндера лежать здесь? – беспокойно спросил Пилорат.
Тревиз взял его за локоть.
– Идемте, Яков. В этом у нас тоже нет выбора. Со временем какой-нибудь солярианин реактивирует это место, роботы найдут Бэндера и займутся им… Впрочем, надеюсь, не раньше, чем мы уберемся отсюда.
Блисс шла впереди. Свет в непосредственном ее окружении был несколько ярче, и она останавливалась у каждой двери, на каждой развилке коридора, пытаясь определить направление, с которого шел страх. Иногда она проходила через дверь или шла в обход, а затем возвращалась и пробовала другой путь, пока Тревиз беспомощно наблюдал.
Каждый раз как Блисс принимала определенное решение и двигалась в каком-то направлении, свет бежал перед нею. Тревиз заметил, что теперь он кажется более ярким – то ли потому, что его глаза привыкли к темноте, то ли от того, что Блисс научилась управлять преобразованием более эффективно. В одном месте, проходя мимо металлического стержня, уходящего в почву, она положила на него руку, и свет стал заметно ярче. Девушка кивнула, похоже, довольная собой.
Все вокруг было незнакомо: во время предыдущего переезда они явно не проходили по этому пути.
Тревиз не переставал выискивать коридоры, которые вели бы вверх, и скоро пришел к выводу, что изучение потолков не откроет ему никакого люка. Испуганный разум оставался единственным шансом выбраться.
Они шли в тишине, которую нарушали только звуки их шагов; в темноте, разгоняемой светом только в ближайшем окружении; сквозь смерть, которой противостояли их жизни. Время от времени они натыкались на темную тушу робота, сидящего или стоящего в темноте без движения. Только однажды увидели они робота, лежащего на боку, с руками и ногами раскинутыми в стороны, Тревиз подумал, что, вероятно, он балансировал, когда энергия исчезла, и из-за этого упал. Бэндер, живой или мертвый, не был властен над гравитацией. Вероятно, по всему огромному поместью роботы стояли или лежали без движения, и это должны были скоро заметить на границах.
А может и нет, подумал он вдруг. Соляриане должны знать, когда кто-то из них умирает от старости и физического распада. Этот мир постоянно настороже и готов к этому. Однако Бэндер умер внезапно, непредсказуемо, в расцвете жизни. Кто может знать это? Кто может ожидать перерыва в поступлении энергии?
Но нет – Тревиз отбросил оптимизм и утешительство как опасный соблазн, ведущий к излишней самоуверенности. Соляриане должны заметить прекращение всякой активности в поместье Бэндера и немедленно начать действовать. Слишком
– Вентиляция остановлена, – буркнул Пилорат. – Место под землей, вроде этого, должно вентилироваться, и Бэндер поставлял для этого энергию. Сейчас все кончилось.
– Это пустяки, Яков, – откликнулся Пилорат. – Воздуха в этом подземелье хватит нам на годы.
– Я хотел сказать, что это психологически плохо.
– Пожалуйста, Яков, не будьте клаустрофобом… Блисс, мы уже ближе?
– И намного, – ответила она. – Ощущение стало сильнее, и я яснее представляю его местонахождение.
Она шла вперед более уверенно, меньше колеблясь в выборе направления:
– Сюда! – сказала она. – Я чувствую это.
Тревиз сухо заметил:
– Теперь даже я могу слышать это.
Все трое остановились и – машинально – затаили дыхание. Спереди доносились мягкие стонущие звуки, перемежаемые рыданиями.
Люди вошли в большую комнату и, когда она осветилась, увидели, что в отличие от всего, виденного до сих пор, она богато и разноцветно меблирована.
В центре комнаты находился слегка наклонившийся робот, с руками, разведенными в почти нежном жесте и, конечно же, абсолютно неподвижный.
С одной стороны из-за него выглядывали испуганные круглые глаза и оттуда же неслись горестные рыдания.
Тревиз метнулся к роботу с одной стороны, и тут же с другой выскочила пронзительно верещавшая маленькая фигурка. Она споткнулась, упала на пол и осталась лежать, закрыв глаза и пиная ногами во всех направлениях, как будто защищаясь от непонятной угрозы, которая могла прийти с любого направления, и вереща, вереща…
– Это ребенок! – совершенно излишне заметила Блисс.
Тревиз ошеломленно отпрянул. Что делал здесь ребенок? Бэндер был так горд своим абсолютным одиночеством, так настаивал на нем.
Пилорат, менее склонный отступать от логичных объяснений перед лицом непонятных событий, немедленно ухватился за это решение и сказал:
– Я думаю, это преемник.
– Ребенок Бэндера, – согласилась Блисс, – но слишком юный, чтобы быть преемником. Солярианам придется найти кого-то другого.
Она смотрела на ребенка мягким, гипнотизирующим взглядом, и постепенно всхлипывания стали утихать. Потом он открыл глаза и посмотрел на Блисс. Его крик превратился в редкое, тихое хныканье.
Блисс заговорила успокаивающе, произнося слова, которые сами по себе имели мало смысла, и должны были только усилить эффект от ее успокаивающих мыслей. Это было так, словно она ментально касалась незнакомого разума ребенка, пытаясь пригладить его взъерошенные чувства.
Постепенно, не отрывая взгляда от Блисс, ребенок встал на ноги, постоял пошатываясь, затем бросился к молчаливому, холодному роботу и обхватил руками его могучую ногу.
– По-моему, – сказал Тревиз, – этот робот был его… няней или… э… опекуном. Думаю, солярианин не может заботиться о другом солярианине, даже родитель о ребенке.