Основание и Земля (Академия и Земля)
Шрифт:
– Вы хотите сказать, что здесь нет пригодной для жизни планеты?
– Чем крупнее газовый гигант, тем меньше шанс найти обитаемую планету, а этот гигант так массивен, что фактически является карликовой звездой.
– Можем мы увидеть его? – спросил Пилорат.
Все трое уставились на экран. (Фоллом находился в комнате Блисс с книгой).
Зрелище было величественное. Пересекая яркий полумесяц примерно на его середине, тянулась темная линия – тень от системы колец, которая сама была видна на небольшом расстоянии за поверхностью планеты,
– Ось вращения планеты, – сказал Тревиз, – наклонена на 35 градусов к плоскости вращения, а кольцо расположено в экваториальной плоскости планеты, так что звездный свет приходит к нему снизу, и тень кольца ложится выше экватора.
– Кольца довольно жидкие, – сказал Пилорат.
– Пожалуй, их размер выше среднего, – сказал Тревиз.
– Согласно легенде, кольцо, окружающее газовый гигант в системе Земли, гораздо шире, ярче и более плотное, чем это. Эти кольца фактически карлики по сравнению с газовым гигантом.
– Ничего удивительного, – сказал Тревиз. – Если история тысячелетиями передается от человека к человеку, можно представить, во что она превратится под конец.
– Это великолепно, – сказала Блисс. – Полумесяц как будто корчится и извивается под нашими взглядами.
– Атмосферные бури, – сказал Тревиз. – Их можно увидеть гораздо яснее, если выбрать свет, подходящей длины волны. Сейчас я попробую. – Он положил руки на панель и отдал компьютеру приказ пройтись по спектру, остановившись на подходящей длине волны.
На слабо освещенный полумесяц обрушилось буйство красок, которые менялись так быстро, что глаза почти не успевали следить за ними. Наконец, он стал красно-оранжевым и в пределах полумесяца стали видны движущиеся спирали, которые сходились и расходились по мере движения.
– Невероятно, – пробормотал Пилорат.
– Восхитительно, – сказала Блисс.
Вполне вероятно, подумал Тревиз, и что угодно, только не восхитительно. Ни Пилорат, ни Блисс, глядя на эту красоту, не думали, что планета, которой они восхищались, уменьшала шансы на разгадку тайны, над которой бился Тревиз. Да и зачем им это было? Оба были довольны тем, что решение Тревиза верно, и сопровождали его в его поисках безо всякой эмоциональной связи с ним. Обвинять их в этом было бесполезно.
– Ночная сторона выглядит темной, – сказал он, – но если бы наши глаза могли видеть более широкий спектр волн, мы увидели бы ее как мрачно-темно-гневно-красную. Планета в огромных количествах излучает в пространство инфракрасные лучи, потому что достаточно велика, чтобы раскалиться докрасна. Это более, чем газовый гигант, это суб-звезда.
Он сделал паузу, затем сказал:
– А сейчас забудем о ней и поищем пригодную для жизни планету, которая МОЖЕТ существовать.
– Возможно, так оно и есть, – улыбаясь сказал Пилорат. – Не сдавайтесь, старина.
– Я и не сдаюсь, – ответил Тревиз без особой уверенности. – Формирование планет слишком сложный процесс, чтобы быть быстрым. Мы говорим
– А почему бы не представить это иначе? – сказала Блисс. – Поскольку первые двое координат дали нам две обитаемые планеты космонитов, значит и третьи, уже давшие подходящую звезду, дадут и пригодную к жизни планету. К чему тогда разговоры о вероятностях?
– Я искренне надеюсь, что вы правы, – сказал Тревиз, которого вовсе не утешили слова девушки. – Сейчас мы войдем в плоскость системы и направимся к звезде.
Компьютер выполнил этот маневр почти тотчас как только Тревиз сказал о нем. Он уселся в свое пилотское кресло и в который уже раз решил, что единственный недостаток пилотирования гравитационного корабля с таким совершенным компьютером заключается в том, что ты уже никогда – НИКОГДА – не сможешь управлять кораблем любого другого типа.
Сможет ли он вновь взять на себя все расчеты? Сможет ли вновь принимать во внимание ускорение и ограничивать его до некоторого разумного предела?.. Скорее всего, он забудет об этом и рванет вперед с такой скоростью, что все находящиеся на борту размажутся по внутренним переборкам.
Что ж, в таком случае он будет продолжать пилотировать этот корабль – или другой подобный ему, если такое изменение окажется возможным – всегда.
Чтобы отвлечься от вопроса о наличии или отсутствии в системе пригодной для жизни планеты, он принялся размышлять о том, что направляет корабль над плоскостью системы, а не под ней. Если не было какой-то определенной причины лететь под плоскостью, пилоты почти всегда выбирали полет над ней. Почему?
Кстати, почему одно направление считается верхом, а другое низом? В симметрии космоса это было совершенно условно.
Сам он всегда определял направление, в котором планета вращается вокруг своей оси и вокруг солнца. Если и то и другое было против часовой стрелки, значит поднятая рука указывала на север, а ноги на юг. А по всей Галактике север ассоциировался с верхом, а юг – с низом.
Это была чистая условность, уходящая в туманное прошлое, и все рабски следовали ей. Если бы человек взглянул на знакомую карту с южной стороны, он бы не узнал ее. Чтобы она обрела смысл, ее следовало повернуть.
Тревиз вспомнил о сражении, проведенном Бенн Риозом, императорским генералом, жившим триста лет назад, который в критический момент повел свою эскадру под плоскостью системы и захватил врага не готовым к схватке. Потом были жалобы, что он сманеврировал нечестно, разумеется, со стороны побежденных.
Такой могучий и такой изначально старый обычай мог зародиться только на Земле, и это внезапно вернуло мысли Тревиза к вопросу об обитаемой планете.
Пилорат и Блисс продолжали смотреть на газовый гигант, который медленно вращался на экране. Солнечные лучи коснулись его, и шторм на поверхности стал еще более безумным и гипнотизирующим.