Основание и Земля (Академия и Земля)
Шрифт:
– Потому что я должен найти Землю и сделаю это. Не знаю как, но сделаю… А сейчас я попытаюсь занять положение, с которого можно изучать солнечную сторону планеты, так что прервемся на время.
Пилорат замолчал, но не ушел. Он продолжал наблюдать как Тревиз изучает на экране изображение планеты, более чем наполовину освещенной солнцем. Для Пилората в нем не было ничего особенного, но он знал, что Тревиз, соединенный с компьютером, видит ее с большей детальностью.
– Там туман, – прошептал Тревиз.
– Значит,
– Но не обязательно плотная. Ее слишком мало для поддержания жизни, но достаточно для возникновения ветров, которые поднимают пыль. Это хорошо известная особенность планет с разряженной атмосферой. Они могут даже иметь небольшие ледяные шапки на полюсах. Как вы знаете, на полюсах постепенно отлагается водяной лед. Этот мир слишком теплый для твердой двуокиси углерода… А сейчас я хочу отключить радар. Без него работать на ночной стороне будет проще.
– В самом деле?
– Да. Конечно, сначала я попробую, но на фактически безвоздушных и, следовательно, безоблачных планетах, попытка использовать видимый свет вполне естественна.
Довольно долго Тревиз молчал, пока экран был заполнен радарными отражениями, создающими нечто подобное тому, что мог бы создать художник Клеонского периода. Потом он произнес:
– Ну… – и снова замолчал.
Выдержав паузу, Пилорат спросил:
– Что значит это «ну»?
Тревиз взглянул на него.
– Я не вижу никаких кратеров.
– Никаких кратеров? А это хорошо?
– Это совершенно неожиданно, – сказал Тревиз. Лицо его исказила усмешка. – И ОЧЕНЬ хорошо. Точнее, это просто великолепно.
Фоллом прижималась носом к корабельному иллюминатору, в котором большая часть Вселенной была видна так, как видит ее глаз, без увеличения компьютером.
Блисс, пытавшаяся объяснить ей все это, вздохнула и вполголоса сказала Пилорату:
– Я не знаю, много ли она понимает, дорогой. Для нее Вселенной был особняк ее отца и небольшая часть поместья, куда она выходила. Не думаю, чтобы она выходила наружу ночью и видела звезды.
– Ты действительно считаешь так?
– Да. Я не осмеливалась показать ей хотя бы часть этого, пока ее запас слов не увеличится настолько, чтобы она хотя бы немного понимала меня. К счастью, ты можешь говорить с ней на ее языке.
– Увы, не очень-то хорошо, – сказал Пилорат извиняющимся тоном. – А Вселенную тяжело понять, если ты входишь в нее внезапно. Она сказала мне, что если эти маленькие огоньки являются огромными мирами, похожими на Солярию – а конечно, они гораздо больше Солярии – они не могут висеть ни на чем. Они должны упасть, сказала она.
– Для уровня своих знаний она права. Она задает разумные вопросы и мало-помалу все поймет. По крайней мере она любопытна и не боится.
– Я тоже любопытен, Блисс. Ты видела, как изменился Голан после того, как обнаружил, что на планете под нами нет кратеров. Я понятия не имею, в чем тут дело. А ты?
– Ни малейшего. Однако, он знает планетологию гораздо лучше нас. Мы можем только надеяться, что он знает, что делает.
– Я бы и сам хотел это знать.
– Тогда спроси его.
Пилорат скривился.
– Я вечно боюсь помешать ему. Мне кажется, он думает, что я должен знать это и без его объяснений.
– Это глупо, Пил, – сказала Блисс. – Он же не колеблясь спрашивает тебя о различных аспектах галактических легенд и мифов, которые могут оказаться полезными для него. Ты всегда соглашаешься ответить ему и объясняешь все, так почему бы ему не сделать того же? Иди спроси у него. Если это помешает ему, у него будет возможность попрактиковаться в общительности, а это пойдет ему на пользу.
– Ты пойдешь со мной?
– Ну, конечно, нет. Я останусь с Фоллом и продолжу попытки вдолбить концепцию Вселенной в ее голову. Ты всегда можешь объяснить мне это потом… после того, как объяснит тебе.
Пилорат неуверенно вошел в пилотскую рубку и восхитился, обнаружив, что Тревиз насвистывает и явно пребывает в хорошем настроении.
– Голан, – сказал он так весело, как только мог.
Тревиз поднял голову.
– Яков! Вы всегда входите на цыпочках, как будто думаете, что отвлекать меня противозаконно. Закройте дверь и садитесь. Садитесь и посмотрите на это!
Он указал на планету, видневшуюся на экране, и сказал:
– Я нашел всего два или три кратера, да и те довольно маленькие.
– Это имеет какое-то значение, Голан?
– Значение? Конечно. А почему вы спрашиваете?
Пилорат беспомощно махнул рукой.
– Все это для меня загадка. В колледже я в основном изучал историю. Ее дополняли социология и психология, а также языки и литература, главным образом древняя, а в университете я специализировался на мифологии. Я никогда не занимался планетологией или какими-либо физическими науками.
– Это не преступление, Яков. Меня вполне устраивает то, что вы знаете. Ваши способности в древних языках и мифологии очень помогли нам, и вам это известно… Что же касается вопросов планетологии, то я беру это на себя.
Понимаете, Яков, – продолжал он, – планеты формируются при объединении вместе мелких обломков. Последние обломки сталкиваются с целым, оставляя следы в виде кратеров. Так должно быть. Если планета достаточно велика, чтобы быть газовым гигантом, она в основном жидкая под газовой атмосферой и последние столкновения не оставляют никаких следов, кроме брызг.