Основание

Если царица Судьба отковала твою суть будто шпагу, можешь быть абсолютно уверен в том, что основополагающим для тебя в жизни будет урок фехтования… Но, похоже на то, что у кого-то появилось основание думать иначе!

«Sword (англ.) – шпага, меч, сабля»

«Сause, root, occasion (англ.) – причина, корень, повод».

От автора: Практически все, описанное здесь, – художественный вымысел. Да, некоторые имена реальны, а некоторые события на самом деле имели место, но не стоит ссылаться на меня как на достоверный источник информации, дабы не давать повода историкам потешаться над вами.

Уважаемый читатель, в данном произведении автор, отдавая дань старым правилам русского языка и желая поэкспериментировать, использует приставку «без» как указание на отсутствие чего-либо, а «бес» как знак присутствия Темных Сил.

Сквозь опускающуюся пелену предсмертной слабости он продолжал видеть свою возлюбленную. Горячие слезы Михалины капали на его лицо, стекали в глазницы, и от этого мир, прощаясь с Ричи, расплывался бесформенными темными кляксами. Едва Ласт Пранк осознал, что ступил на порог своего исхода, тяжелая реальность последних минут его жизни шагнула в сторону. Он понял это, когда вдруг ясно почувствовал себя каким-то крохотным существом, беспомощно ползающим по дну неестественно глубокого, вытянутого, словно колодец, жестяного ведра! С неба на него хлынул шумный темный поток, мир запах землей и погрузился во тьму.

Тело Ричи с тяжелым хрустом стало продавливать жирную, переплетенную тысячами корней почву. Земная кора разверзлась! Ласт Пранк вздрогнул, готовясь рухнуть в заслуженные объятия испепеляющего адского пламени… Но вместо красочно описываемого святошами пекла, грешная сущность пирата жестко ударилась о каменный пол затхлого подземелья, в котором ему уже пришлось побывать еще при жизни.

«Врут епископы, – осматриваясь, изумлялся Свод, – все врут! Да и откуда им знать, что из себя представляет ад, раз они мнят себя слугами светлого Господа? Ходи они на самом деле под ним, разве он допустил бы их в грязь этой реальности? Не-е-ет, все здесь не так, – заключил он, чувствуя неимоверную легкость от того, что вдруг отступила острая, жгучая боль, переполнявшая его тело. – Теперь я точно знаю: смерть одинаково далека и от рая, и от ада, смерть – это нечто третье, нечто иное. А это место? Наверное, просто Чистилище – привход в царство смерти? Наверняка это так, ведь я попадал сюда в своих видениях именно тогда, когда рядом со мной проходила эта сухая старуха с косой. И умерший Эшенбурк! Он тоже был здесь! А ведь на тот момент я не знал, что он уже погиб…»

– Они пришли-и-и-и, – отчаянно заскулил кто-то во мраке, и в голове Свода словно выстрелило: «Бог мой! Это же он, Никаляус Эшенбурк! Это его голос!»

Сердце Ричи похолодело: ведь именно это и предрекала ему старая ведунья! Он снова угодил в место, в которое приходят Тени – охотники за душами грешников.

– Не-е-е-е-ет! – продолжал отчаянно выть где-то исстрадавшийся призрак Никаляуса, и Свод увидел, как из черных расщелин каменного пола беззвучно начали подниматься безликие зыбкие фигуры. Так рыщут по углам черные воришки у корчмы, прячутся, таясь, чтобы в глухой ночи вспороть брюхо случайному прохожему и первым прихватить его тощий кошелек. Не было сомнения, Тени пришли либо за Сводом, либо за беднягой Никаляусом Эшенбурком.

Свод шагнул назад и прижался к стене. Даже очутившись в этом жутком месте, он ничуть не потерял привычки сопротивляться неблагоприятным обстоятельствам. Страшные гости подземелья почувствовали это. Перестав шнырять по углам, они вытянулись до потолка и, загораживая Ричмонду путь, выстроились полукругом.

– Вот он, вот он, вот он… – словно шорох осенней листвы, летел над каменным полом шепот черных Охотников.

Похоже, подобная решимость оказавшегося в Чистилище человека явилась для них полной неожиданностью. Страшные и всесильные Тени вдруг замерли. Свод, готовясь отразить нападение, не мог себе представить, как это можно делать, – бить или разить то, что по своей сути бесплотно? Что им его кулаки или даже сабля? «Эх, – подумал он с сожалением, – сабля. Где моя сабля?»

Мир погрузился в тишину. Ее нарушали лишь глухие стоны Эшенбурка, доносившиеся из глубины подземелья, да мерная водная капель в черном жерле коридора. Но вскоре к этим горестным звукам прибавился странный шорох чьих-то тихих, неторопливых шагов. Звук, хорошо отражаясь от массивных каменных стен, беспрепятственно долетал до Ласт Пранка. Сквозь металлическую решетку, заграждающую выход из комнаты с Тенями, стал слышен слабый женский голос.

– …за мной? – глухо отозвался издалека голос Эшенбурка. – Ты пришла за мной?

– Не твое время, – ответил голос, – будешь маяться здесь, пока тот, кого Тени в углу прижали, не распутает и твой клубок. Сиди уж, коли сам виновен: ослепил свою Душу? Натворил дел? Получай теперь!

– Панночка, вельможная панночка, – взмолился Никаляус, – оставь мне свечу!

– А ты ее видишь? – холодно удивился голос. – Право, это чудо! Даже не знаю, что с тобой теперь и делать. Навязал ты, неприкаянный, узлов в судьбах людских, так жди теперь своего часа. А свечи моей не проси, не тебе ее несу.

В тот же миг дрогнули в слабых сполохах света толстые железные прутья, обозначив проем решетчатой двери. Тени преисподней беззвучно расплылись в стороны и чуть слышно зашелестели: «Она идет… Мара к нам… берегись!»

В коридоре становилось все светлее. Прекрасная женщина в белом, скорбном наряде, искрящемся, будто заиндевелое на морозе покрывало, несла перед собой горящую свечу. Вошла, стала напротив и осветила Теней по очереди так, словно могла их различать.

– Отчего переполошились? – властно прозвучал ее вопрос. – Все черти обычно катятся к бесам, а этот слегка заупрямился… Однако ж и он не Бог. Как и все черти, ходит по черте, только и всего. Нет пока пути ему в Темные миры…– Она повернулась к Своду и смерила его заинтересованным взглядом. – Такой исход не нов, – заметила красавица куда-то в сторону, – да последний такой упрямец и забыться успел. Ишь ты, кулаками хрустит! Не мудрено им и опешить. Что? – обратилась она к Ласт Пранку. – Надеешься – отмучился?

– Когда так спрашивают, наверняка знают и ответ, – сдержанно произнес Ласт Пранк.

– Верно, – не стала спорить женщина, – но знаешь ли его ты?

– Нет, – откровенно признался пират. – А могу ли я спросить тебя? – Ты… смерть?

– Что ж, – бесстрастно произнесла женщина, – в твоем мире так называют одно из моих многих воплощений… Но вне яви все течет иначе.

Придумали себе робу 1 о смерти и пугаете друг друга из поколения в поколение тем, что умирать страшно.

– На самом деле страшно, – не сдержался Свод.

– Да ведь не всем: тем только, кто по лени или глупости своей так и не понял, для чего жил. Только им, заплутавшим в жизни, исход и кажется чем-то жутким. Это они, неразумные и темные, рисуют себе страшный и неправдивый образ смерти…

– А говорят еще, – оттягивая предполагаемый час расплаты, снова не сдержался Свод, – что ты – старуха с косой?

– Вы, – вздохнула женщина, – и мыслите криво, и толком понять язык свой древний уже не можете. Старухой меня считают только потому, что помнят Мару еще из седой древности. По меркам времени явного мира, я не то слово – старуха. А что до косы, так она и на самом деле есть, вой, я ведь женщина. Правда, видели ее немногие. Не слыхал о том средь людей? Когда Тени в спешке кого-то волокут в Пекло или с Моста Небесного свергнут по ошибке, назад из миров иных выбраться можно только ежели я косу свою сброшу. Будто канат выпавшему за корабельный борт…