Основания морали

Хэзлитт Генри

Глава 6

Общественное сотрудничество

1. Каждый и все

Конечная цель поведения каждого из нас как индивидуума – максимизация собственного счастья и благополучия. Поэтому каждый из нас как член общества стремится убедить и побудить всех остальных действовать в целях максимизации долгосрочного счастья и благополучия всего общества; более того, каждый из нас готов, если понадобится, силой воспрепятствовать любому совершать такие действия, которые снижают или подрывают счастье и благополучие всего общества. Счастье и благополучие каждого из нас достигается тем же самым поведением, которое способствует счастью и благополучию всех в целом. И, наоборот, счастье и благополучие всех в целом обеспечивается поведением, которое

доставляет счастье и благополучие каждому из нас. В долгосрочной перспективе цели индивидуума и «общества» (будем считать, что так каждый из нас называет совокупность всех остальных индивидуумов) объединяются и имеют тенденцию к совпадению.

Этот вывод можно сформулировать и по-другому. Цель каждого из нас – максимизация собственного удовлетворения, причем каждый из нас признает, что в наибольшей мере может повысить свое удовлетворение посредством сотрудничества с другими людьми и побуждения других к сотрудничеству с ним. Поэтому само общество, можно сказать, есть не что иное, как объединение индивидов для совместных усилий¹. Исходя из этого, мы вполне можем утверждать, что если целью каждого из нас является максимальное увеличение собственного удовлетворения, то целью «общества» является максимальное повышение удовлетворения каждого из его членов или, если это последнее в полной мере не достижимо, примирение и гармонизация максимально возможного количества желаний, а также сведение к минимуму неудовлетворенности или максимальному повышению удовлетворенности наибольшего количества людей в долгосрочной перспективе.

Таким образом, наша цель постоянно учитывает как текущее состояние благополучия, так и его будущее состояние, максимальное повышение текущей удовлетворенности и будущей удовлетворенности.

Но эта формулировка конечной цели лишь незначительно приближает нас к системе этики.

2. Путь к цели

Большинство прежних утилитаристов, как более ранние моралисты, ошибочно считали, что если они, наконец, найдут и сформулируют конечную цель поведения, великое Summun Вопит, их миссия будет завершена. Они напоминали средневековых рыцарей, которые посвятили все силы поискам Священного Грааля и верили, что если найдут его, то выполнят дело своей жизни.

Но даже если, допустим, мы нашли или успешно сформулировали «конечную» цель поведения, мы выполнили нашу задачу не в большей мере, чем если бы просто решили отправиться в Святую Землю. Нам нужно знать, как туда добраться. Нам нужно знать средство и средство для получения средства.

С помощью чего можем мы достичь конечной цели? Как узнаем, какое поведение приведет к ней с наибольшей вероятностью?

Главная проблема этики состоит в том, что не найдется двух людей, чьи представления о счастье или удовлетворении совпадали бы до полного тождества. У каждого из нас свой собственный набор желаний, свои предпочтения, свои промежуточные цели. Полного единства в ценностных суждениях нет и, видимо, никогда не будет.

Это представляется неразрешимой дилеммой, логическим тупиком, из которого прежние теоретики этики тщетно пытались найти выход. Многие из них думали, что нашли его в теории, согласно которой конечные цели и нравственные правила постигаются «интуицией». И когда возникали разногласия относительно целей и правил, они пытались решить проблему с помощью обращения к собственной совести и принимали личные интуиции в качестве руководящего принципа. Это решение нельзя назвать удачным. Но правильный выход все же есть.

Он состоит в Общественном Сотрудничестве. Для каждого из нас общественное сотрудничество – главное средство достижения почти всех наших целейⁱ. Для каждого из нас общественное сотрудничество, естественно, не конечная цель, а лишь средство. Великое его преимущество состоит в том, что для его работы не требуется единодушия в ценностных суждениях². Но это средство столь первостепенно, столь универсально и столь незаменимо для достижения практически всех наших целей, что мы вправе рассматривать его как цель саму по себе или даже счесть его подлинной целью нравственности. Действительно, именно потому, что никто из нас не знает точно, какие действия доставят максимальное удовлетворение или счастье другим людям, лучший критерий оценки наших действий

или правил действия – это степень, в которой они способствуют общественному сотрудничеству, помогающему каждому из нас преследовать свои собственные цели.

Без общественного сотрудничества современный человек не достиг бы и ничтожной доли тех целей, не получил бы ничтожной доли того удовлетворения, которые обрел с его помощью. Само существование подавляющего большинства из нас зависит от общественного сотрудничества. Нельзя рассматривать наше существование как нечто сугубо материальное и потому не заслуживающее нашего нравственного внимания. По справедливому замечанию Мизеса, «люди не могут преследовать даже самые возвышенные цели, пока не удовлетворят нужды своего животного тела»³. Или, как более прозаично выразил ту же мысль Филипп Уикстид, «человек не может быть ни святым, ни влюбленным, ни поэтом, если перед этим чего-нибудь не поест»⁴.

3. Разделение труда

Главное средство общественного сотрудничества – разделение и комбинирование труда. Разделение труда значительно повышает производительность каждого из нас и, соответственно, нашу общую производительность. Это было признано с самых первых дней возникновения экономики как науки. Это основа основ современной экономической теории. И отнюдь не просто совпадение, что данное обстоятельство констатирует уже Адам Смит в первых же строках первой главы своего «Богатства народов»: «Величайший прогресс в развитии производительной силы труда и значительная доля искусства, умения и сообразительности, с какими он направляется и прилагается, явились, по-видимому, следствием разделения труда»ⁱⁱ.

Адам Смит предлагает следующий пример: «Весьма маловажную отрасль промышленности, но такую, в которой разделение труда очень часто отмечалось, а именно производство булавок». Рабочий, продолжает он, «не обученный этому делу (которое в результате разделения труда стало особой профессией) и не умеющий обращаться с машинами, употребляемыми в нем (толчок к изобретению последних, вероятно, тоже был дан этим разделением труда), едва ли может, пожалуй, при всем своем старании сделать одну булавку в день и, во всяком случае, не сделает двадцати булавок»ⁱⁱⁱ. Производственный процесс, каким он был в 1776 г., Смит описывает так: «Один рабочий тянет проволоку, другой выпрямляет ее, третий обрезает, четвертый заостряет конец, пятый обтачивает один конец для насаживания головки; изготовление самой головки требует двух или трех самостоятельных операций; насадка ее составляет особую операцию, полировка булавки – другую; самостоятельной операцией является даже завертывание готовых булавок в пакетики. Таким образом, сложный труд производства булавок разделен приблизительно на 18 самостоятельных операций». Самому ему «пришлось видеть одну небольшую мануфактуру такого рода, где было занято только десять рабочих», но вообще «они могли, работая с напряжением, выработать все вместе двенадцать с лишним фунтов булавок в день. А так как в фунте считается несколько больше 4000 булавок средних размеров, то эти десять человек вырабатывали свыше 48 000 булавок в день. Но если бы все они работали в одиночку и независимо друг от друга и если бы они не были приучены к этой специальной работе, то, несомненно, ни один из них не смог бы сработать двадцати, а может быть даже и одной булавки вдень. Одним словом, они, несомненно, не выработали бы ¹/₂₄₀, а быть может, и ¹/₄₈₀₀ доли того, что они в состоянии выработать теперь в результате надлежащего разделения и сочетания их различных операций».

Затем Смит на других примерах показывает, как «разделение труда в любом ремесле, в каких бы размерах оно ни было введено, вызывает соответствующее увеличение производительности труда» и как «отделение друг от друга различных профессий и занятий вызывалось этим преимуществом».

Такой рост производительности он приписывает «трем различным условиям: во-первых, увеличению ловкости каждого отдельного рабочего; во-вторых, сбережению времени, которое обыкновенно теряется на переход от одного вида труда к другому; и наконец, изобретению большого количества машин, облегчающих и сокращающих труд и позволяющих одному человеку выполнять работу нескольких». Эти три «условия» затем объясняются более подробно.