Основатель
Шрифт:
— Я бы на твоем месте взял это с собой. Вдруг пригодится.
— Зачем?! Посадить дома в горшок? Вместо комнатного растения? — Валентин вытащил из кармана мокрых брюк такой же мокрый носовой платок и попытался перетянуть рану на плече. — Еще можно скармливать ему нежеланных гостей… Или подарю Доне вместо комнатной собачки.
Ревенант выразительно приподнял брови, и сын понял, что, видимо, болтает слишком много и нервно. Он замолчал и подошел к ростку. Тонкий позвоночник обломился с громким хрустом, словно сухая ветка. Валентин сунул его в карман, снова
Не обращая внимания на удивление сына, Судья поднялся и неторопливо пошел вперед. Тот поспешил следом.
Уровень воды постепенно спадал. Открылся каменный пол. Впереди замаячил выход из зала — неровная, грубо обтесанная арка и длинный темный коридор за ней.
Валентин шел, стараясь не обращать внимания на боль. Пусть черепа и были иллюзией, раны, оставленные их зубами, кровоточили и болели. Для вампиров в этом не было бы никакого неудобства — пара секунд регенерации, и можно легко идти дальше. Но для человека все оказалось не настолько просто.
— Отец, ты говорил, что изучал летописи кадаверциан? — спросил он, дождался ответного кивка и продолжил: — Обычно сюда отправляют только новообращенных или люди тоже были?
— Были и до тебя, — ответил Судья, по-прежнему не оборачиваясь.
— Кто?
Он молча поднял руку, показывая на стену над аркой. Там висело иссохшее мужское тело, прибитое к камням копьем. Молодой Корвинус присмотрелся и увидел все те же звенья-позвонки на его древке. На трупе еще сохранились обрывки одежды, похожей на ту, что обычно носил Кристоф. И волосы мертвеца тоже были длинными и черными.
Валентин невольно вздрогнул.
— Да нет, конечно, — пробормотал он. — Не может быть…
Но, подойдя ближе, с изумлением узнал знакомые черты в мертвом лице и замер на месте.
— Что? — спросил ревенант, оглянувшись через плечо.
— Как это возможно? Кристоф же прошел весь Путь. Он не умер здесь.
— Откуда ты знаешь? — с интересом спросил Судья, возвращаясь к сыну, застывшему у входа в коридор.
— Ну… я его видел, говорил с ним.
— Человек-Кристоф умер на этом самом месте, — подтвердил ревенант, глядя на мертвое тело. — Освободился от человеческой сути очень быстро, почти в самом начале Пути. Поэтому он смог так легко пройти его весь. Его не отягощал груз смертной сущности.
Валентин промолчал, пытаясь осмыслить услышанное, и его внезапно поразила новая догадка.
— Значит все кадаверциан… умирали здесь как люди?
— Да.
— И мне тоже придется?!
— Ты же хотел стать одним из них.
— Но я не думал… я даже не представлял… — Юноша крепко сжал в кармане костяной обломок и почувствовал, как его отростки впиваются в ладонь. — Я не хочу.
— Каждый кадаверциан должен принести свою жертву Смерти, которой собирается служить, — равнодушно отозвался Судья, отворачиваясь от сына, и пошел дальше в темный тоннель. — Если ты не готов, подумай о том, чтобы повернуть назад.
— Я не поверну! — с досадой сказал ему в спину Валентин. — Ты же знаешь. Я должен доказать… хотя бы самому себе, что годен хоть на что-то.
И он пошел следом за ревенантом.
Свет гас медленно… В мягкой темноте шелестели чьи-то невидимые крылья. С каждым шагом у юноши все сильнее возникало ощущение, что воздух вокруг сгущается — и скоро стало казаться, будто он протискивается сквозь плотную невидимую преграду. А когда молодой Корвинус понял, что больше не сможет сделать ни шага — вокруг зажглись звезды. Тысячи крошечных огоньков над головой, далеко под ногами, справа и слева… везде. Это было почти красиво.
Завороженный, Валентин смотрел, как они кружат вокруг, сплетаются хороводом и разлетаются сверкающим фейерверком. Изумрудные искры носились туда-сюда, оставляли за собой длинные светящиеся хвосты. Фигура отца на их фоне казалась черной, словно облитой дегтем.
Одна из зеленых пылинок подлетела к молодому Корвинусу, и тот, не задумываясь о том, что делает, протянул руку. Она опустилась на его ладонь и вспыхнула еще ярче, а юноша дернулся от внезапной сильной боли. Искорка жгла, словно уголь, только что выпавший из камина.
— Зеркальная Пыль, — сказал ревенант, невозмутимо наблюдая, как его сын пытается стряхнуть огонь и прижимает обожженную руку к мокрой ледяной одежде. — На кадаверциан она не действует, но в смеси с другими веществами превращается в один из компонентов «Могильной гнили»…
— И как эта пыль могла попасть в реальный мир? — сдавленно спросил Валентин, чувствуя, что боль начинает постепенно ослабевать.
— Ее принес Вольфгер. Еще до того, как его клан разъединился. Видимо, не знал, что достал оружие против своих же братьев. — Судья взглянул на золотые пылинки, кружащие вокруг, и добавил: — А, быть может, ему было просто все равно.
— И откуда ты все это знаешь? — Валентин торопливо пошел вперед, с тревогой глядя на искры, пока еще летающие на безопасном расстоянии.
«А что принесу я?» — неожиданно подумал он, сунул здоровую руку в карман, сжимая обломок растения-позвоночника. Ему вдруг захотелось выбросить кость, но сделать этого он не успел. Жгучие искры превратились в яркий изумрудный смерч и ринулись на человека, словно рой обезумевших пчел.
«Это иллюзия!» — подумал он в панике, и тут же первая из них резанула его по щеке, другая запуталась в волосах, третья обожгла шею.
— Вас нет! — закричал человек, вскинул руки, пытаясь защититься от жгущих искр. — Ничего этого нет!
И в то же мгновение на него рухнул весь раскаленный рой. Казалось, все тело вспыхнуло — запахло палеными волосами и горящей одеждой. Видимо, сейчас надо было дать этому миру убить себя, но Валентин вновь рванулся, отчаянно желая спастись. Жить, любой ценой.
Все вокруг снова заволокло тьмой. Боль отступила. Окружающее пространство застыло, стало густым, словно сироп, а затем лопнуло, отшвырнув несостоявшегося ревенанта прочь.