Основатель
Шрифт:
Он рухнул на мокрый песок, лицом в воду. Мгновение лежал, не шевелясь, наслаждаясь прохладой, касающейся опаленной кожи, а затем, когда понял, что задыхается, дернулся в сторону, перекатился на бок и вскочил, не обращая внимания на боль от ожогов. Он ожидал новой опасности. Но та не спешила появляться.
Валентин стоял на берегу безграничного черного озера, под высоким каменным сводом, излучающим бледное сияние. Один. Отца рядом не было.
Сначала это не удивило и не обеспокоило Корвинуса. Но постепенно в голове начали медленно раскручиваться, цепляясь одна за другую, тревожные мысли.
За спиной поднималась гладкая каменная стена без единой трещины. Ни намека на выход. Значит, нужно опять двигаться вперед. Идти или плыть.
Валентин сел у самой кромки воды и уставился на озеро.
С первого взгляда оно казалось очень глубоким. И поблизости не наблюдалось ни лодки, ни плота.
— Ну и что мне делать? — спросил он беззвучную пустоту. — Ждать перевозчика?
Черная гладкая вода отвечала глубоким молчанием.
Юноша медленно поднялся, держась за стену, и теперь разглядел, что поверхность озера не везде непроглядно-угольная. Прямо напротив места, где он стоял, виднелось светлое пятно.
Валентин машинально шагнул вперед, теплая волна лизнула его ботинки и лениво откатила назад. Сначала он увидел нечто, напоминающее белый дым, но тут же понял, что это волосы. Бесконечно длинные серебряные волосы. Они лениво колыхались, окутывая прекрасное алебастровое женское тело. Развевались вокруг спокойного, красивого лица. Прозрачные глаза безмятежно смотрели на человека сквозь толщу воды.
Женщина стояла на ступенях лестницы, ведущей вниз, в озеро, и, нежно улыбаясь, манила его к себе. И Валентин, сам не понимая, что делает, пошел вперед.
Вода была теплой, ласковой, ее прикосновения снимали боль от многочисленных ожогов и царапин. Успокаивали, убаюкивали, усыпляли тревогу и беспокойство…
Женщина медленно отступала перед ним, кивая дружески и предлагая идти за собой все дальше. И Корвинус следовал за ней, не замечая, что погружается все глубже.
В какой-то миг он почувствовал легкую резь в шее, увидел размытое красное облачко, взлетевшее рядом с лицом, но не придал этому значения, так же как и тому, что погрузился в воду с головой, но продолжает свободно дышать. Беловолосая красавица звала за собой, ее движения были плавными, мягкими, завораживающими, и Валентин покорно двигался за озерной леди, ни о чем не думая, ни в чем не сомневаясь. Однако боль неожиданно усилилась, потекла по спине, перекинулась на ноги…
Корвинус почувствовал, как начинает избавляться от наваждения, оглянулся и увидел, что серебряные волосы женщины тянутся к нему, прикасаются к коже, ощупывая, словно бесконечно длинные усики какого-то насекомого. Затем они вдруг прилипали к телу, разрезая одежду, касались кожи, и в воду взлетало очередное красное облачко. Каждый волос был похож на тончайшую бритву… А женщина продолжала пленительно улыбаться.
Валентин не успел ни испугаться, ни разозлиться. По-прежнему ни о чем не думая, сунул руку в карман, выхватил обломок растения-позвоночника, шагнул вперед и с размаху вогнал его в грудь озерной красавице.
Наверное, она закричала — рот открылся в беззвучном вопле, расширились прозрачные глаза, волосы взлетели, словно подхваченные порывом ветра, выпуская человека. И в то же мгновение женщина превратилась в белое облако и разлетелась клочьями во все стороны. Растаяла. А Корвинус понял, что захлебывается, не в силах дышать.
Он рванулся наверх и, когда легкие уже горели от нехватки кислорода, вынырнул на поверхность. Несколько минут Валентин барахтался в воде, пока не отдышался и не понял, где находится. Белая лестница по-прежнему светилась на глубине и тянулась широкой дорогой к берегу. А тот оказался неожиданно далеко от места, где очутился несостоявшийся ревенант. Но его это не испугало. Он понял внезапно, что в какой-то момент просто перестал испытывать страх.
Валентин уже совсем было собирался плыть обратно, но неожиданно осознал, что все еще сжимает в правой ладони обломок растения. Разжал пальцы, но кость не выпала из его руки. Серые звенья-позвоночники зашевелились, прижимаясь к ладони, выпустили длинные отростки, крепко обхватили запястье, словно жутковатого вида браслет, и поползли дальше вверх по предплечью.
Валентин кричал, пытаясь содрать с себя ожившую дрянь, но она уже плотно обхватила плечи. Костлявые, маслянисто блестящие наросты не причиняли ни боли, ни какого-либо неудобства и даже как будто поддерживали в воде. Но Корвинус продолжал бороться с растением, пытавшимся стать частью его тела, чувствуя, что теряет в этой схватке оставшиеся силы. Вновь окунулся с головой и на этот раз не смог выплыть.
Его поволокло куда-то вниз. Все ниже и ниже. Лестница рухнула, и Валентин снова начал проваливаться сквозь этот нестабильный, но такой реальный мир.
Он лежал, не в силах пошевелиться, там, где упал. В ноздри бил запах мокрой земли и травы. Теплый ветер слегка касался лица.
Вокруг возвышались стены, облицованные мрамором, хрустальные светильники в виде виноградных гроздей и картины с изображением жизни античных богов.
Валентин понял, что валяется на земляном полу роскошного зала. Дворец Смерти? Новое испытание?
На его теле больше не было костяных наростов, а в кармане осталось всего лишь несколько звеньев сломанного растения-позвоночника.
— Вставай, — неожиданно прозвучал рядом тихий голос отца.
— Не могу, — ответил он беззвучно и понял, что, действительно, не может и не хочет идти дальше.
С каждым шагом он как будто терял часть себя, получая взамен что-то новое. Может быть, даже важное, необходимое для жизни кадаверциан. Но он не был уверен в нужности этих изменений лично для него.
— Ты еще не дошел до центра пещер.
Через силу Валентин повернул голову и увидел Корвинуса, сидящего рядом.
— Прости, я не сумел помочь тебе.
— Ты пытался, — ответил тот, и его черты вдруг поплыли, плавясь, словно воск, и превратились в чужой, бледный, застывший лик, обрамленный белыми как молоко волосами.
— Так ты все еще хочешь стать кадаверцианом? — прозвучал в голове изумленного Валентина гулкий, раскатистый голос.
И гоноша неожиданно понял, кто шел с ним все это время.