Основатели
Шрифт:
— Возможно, — согласился Элазар. — Как бы то ни было, жить нашим преследователям осталось недолго.
— Так за чем же дело стало? Отпразднуем это, братцы! — выразил общее настроение Годрик. — Я буду не я, если не выпью за госпожу Чуму, избавившую нас от этого пособника Дьявола, возомнившего себя воином Господа!
А Реувен по-прежнему не могла в это поверить. Возможно ли, что Ноэла — всесильного Ноэла из Лонгботтома, непобедимого магоборца и жестокосердого судию, решавшего, кому из магов жить, а кому умереть, — сразило не какое-то исключительное, никому доселе не известное заклятие, а хворь, косящая всех без разбору: богачей и бедняков, праведников и грешников, магов и немагов?.. Должно быть, Ноэл и те, кто шел за ним, не страшились чумы, свято веря, что Господь хранит своих возлюбленных детей, творящих злодейства во славу Его
Но в душе Реувен царило лишь удивление: неужели так просто?
========== Глава 12. Уизли ==========
Со дня их отбытия из замка благородного дома Селвинов прошло уже дней десять, а Реувен по-прежнему не давали покоя возмущение и горькая обида. Разумеется, ее спутникам не в чем было упрекнуть лорда Селвина — напротив, Элазар, почуяв наживу, прямо-таки расстилался перед ним, а Годрика подкупила его щедрость — добродетель, как известно, присущая лишь истинной знати. Почти неделю они пользовались гостеприимством лорда Этельберта: ели, пили и отсыпались на славу. Годрик с простодушным рвением новообращенного поспешил попробовать себя в роли наставника: не дожидаясь приезда в Хогвартс, он занялся обучением своего подопечного, юного Этельстана, крепкого одиннадцатилетнего мальчишки. Необычно крупный для своего возраста, Этельстан из-за этого казался глуповатым. Крауч всё свое время проводил в соседнем селении, практикуясь, как он говорил, в своем ремесле. Элазар же каждый день поднимался на замковую стену, чтобы с мрачным удовлетворением отмечать, что фениксианцев становится всё меньше — пока однажды, вернувшись, не возвестил своим спутникам, что все их преследователи мертвы. Слава Всевышнему, великому и справедливому!
Едва опасность миновала, вновь объявился Морхозий. Никто даже не заметил, как тот пришел — просто однажды Реувен повернула голову и обнаружила, что гоблин сидит рядом с ней за столом и с аппетитом поглощает копченый окорок.
— Поглядите-ка на этого пройдоху! — воскликнул Годрик со смехом. — Стоило ему только почуять угощение нашего доброго хозяина, как он уже тут как тут! Где тебя носило, мой большеносый приятель?
— Я был вынужден отлучиться по некоторым неотложным делам нашей семьи, — ответил Гринготт, запихивая в рот огромные куски окорока.
— По неотложным делам! Знаю я твои неотложные дела, хитрюга! — расхохотался Годрик. — Когда на нас напали разбойники, тебя уже не было с нами. Ну же, нечестивец, сознайся: ты заранее почуял опасность и решил вовремя улизнуть, чтобы не попасть в заварушку вместе с нами? А потом не возвращался, потому что у нас закончилась провизия?
Годрик был недалек от правды, и потому Морхозий предпочел сделать вид, что не услышал.
На исходе недели Элазар и его спутники засобирались в дорогу. Селвин уговаривал их погостить у него подольше, но Элазар опасался, как бы осень (а вместе с нею — непогода) не застала их в пути. Великодушный лорд Этельберт дал им с собою денег — правда, немного; но зато он пожаловал им двух прекрасных коней — для Годрика и Элазара — и две запряженные волами подводы, груженные бочками солонины, копчеными утками и гусями, свиными колбасами, зерном, мукой, медом, бочонками вина и превосходным овсом для лошадей. Увидев всё это, Элазар рассыпался в самых витиеватых благодарностях; Годрик тоже от души поблагодарил Селвина, уже в который раз убедившись, что их лорд — самый благородный лорд из всех, что ему встречались; а Бени и Крауч донельзя обрадовались, что теперь им не придется идти за повозкой пешком.
— Ученого человека красит мудрость, а знатного господина — щедрость, — протараторил Крауч, кланяясь Селвину на разные лады. — Кто на дары не скупится, тому сладко спится.
— Вот ей-богу, никогда не слыхал таких присловий, — хмыкнул Годрик. — Скажи, братец, а уж не сам ли ты их выдумываешь, часом?
В день их отъезда, провожая гостей, Селвин — кажется, впервые за всё время — обратился к Реувен.
— Жена моя, да пребудет она в Божьей милости среди Его ангелов, была из вашего племени; вот и видом ты на нее походишь. Приятно это моему глазу. Конечно, Господь не был так щедр к тебе и не одарил тебя ее красотою, да и летами ты куда старше, но… если желаешь, можешь остаться в моем замке — будешь мне прислуживать.
Лорд Селвин, похоже, искренне полагал, что оказывает ей великую честь. Реувен, оскорбленная до глубины души, задохнулась от возмущения и едва удержалась от резких слов. Титаническим усилием она выдавила из себя учтивый отказ. Селвин посмотрел на Реувен так, словно та отказалась от мешка, набитого золотом, но с легкостью отпустил — верно, он и в самом деле невысоко ее ценил. Реувен подозревала, что лорд Этельберт забыл об их разговоре, как только она вместе с остальными покинула замок — но сама Реувен никак не могла забыть обиду, которую Селвин, сам того не ведая, ей нанес. Стояла ясная погода, они ехали через мирные зеленые земли по хорошим дорогам, с припасами, которых хватит на весь остаток пути, а то и дольше — но Реувен всё это было не в радость. Снова и снова в памяти всплывали слова лорда Селвина. Реувен покинула квартал волшебников, окончательно убедившись, что там, среди почтенных магов, живущих по старинным обычаям, ее никогда не станут воспринимать всерьез; она надеялась, что в другом, более открытом и более свободном внешнем мире ее талантами и ее мудростью не станут пренебрегать. И что в итоге она получила? Лишь презрение и непонимание. Мало того, что лорд Селвин отказался увидеть в ней наставника (уж точно в тысячу раз лучшего, чем невежественный рыцарь, не умеющий даже читать!) — так еще и решил, что Реувен будет польщена предложением стать его служанкой. И так — с горечью понимала Реувен — будет всегда: с любым лордом, с любым магом, с любым мужчиной…
Громкий вскрик отвлек Реувен от ее безрадостных размышлений — то Бени свалился с подводы, на которой ехал вместе с Этельстаном. Дело было так: Бени, забравшись на подводу поближе к новому члену их разношерстной компании, всю дорогу с любопытством его разглядывал. Завести разговор у Бени никак не получалось: Этельстан был малый немногословный и по большей части молчал, сосредоточенно управляя волом. Наконец, не выдержав, Бени спросил Этельстана шепотом:
— А у тебя правда есть хвост?
У Бени и в мыслях не было ничего дурного, но Этельстан (которому, должно быть, не в первый раз задавали этот вопрос) ужасно разобиделся.
— Нет у меня никакого хвоста! — выкрикнул он срывающимся голосом — и не успел Бени и глазом моргнуть, как слетел с подводы.
— И поделом тебе, — беззлобно хохотнул Годрик. — Нечего моего ученика дразнить.
Бени встал, потирая ушибленную руку — он свалился набок, на мягкую траву, и ему было не столько больно, сколько обидно. Нащупывая в рукаве куртки волшебную палочку, Бени мстительно прикидывал, кого бы напустить на Этельстана — оводов, ос или и тех, и других; но тут Элазар, проезжавший мимо, дернул Бенциона за ухо:
— Не вздумай!
— Но рабби Элазар! Он первый спихнул меня с подводы! — попытался было возразить Бени.
— Это подвода его отца, — сказал Элазар раздраженным шепотом. — И волы его отца, и припасы его отца; мы теперь путешествуем на деньги его отца, и надеюсь, его отец и впредь будет помогать нам, когда мы станем обустраиваться в Хогвартсе. И потому мне совсем не нужно, чтобы этот высокородный сопляк передумал ехать с нами из-за того, что его закусали твои оводы — или кого ты там задумал на него наслать.
Бени хотелось плакать от обиды, но он глотал слезы, чтобы другие не заметили.
— Что же мне тогда делать, учитель Элазар?
Элазар наклонился к Бени с седла.
— Придумай, как отплатить ему, — посоветовал он, — но так, чтобы никто не понял, что это твоих рук дело.
Вечером, когда они остановились отдохнуть и перекусить, Этельстан обнаружил у себя в питье комок мух. Всё бы ничего, да только он уже успел выпить половину.
— А ты не глазей по сторонам, — сказал ученику Годрик, — а гляди, что пьешь и что ешь. Так и дохлую крысу съесть недолго. Помню я одну историю, которая приключилась с моим приятелем Хьюбертом Крысоловом, когда мы с ним на пару охраняли купцов, идущих в Палестину. Из-за того случая его Крысоловом и прозвали… — и разомлевший от сытной еды и доброго питья Годрик пустился в воспоминания.