Основная операция
Шрифт:
Кинуться в погоню и ткнуть ствол под подбородок коварному соблазнителю? Именно так поступают герои боевиков… Но в реальной жизни этот способ не годился. Неизвестно где искать негодяя, да и не угонишься за ним на старенькой «тройке», а самое главное — он не приучен действовать таким образом. Беда интеллигента в неумении применять насилие. Он и в морду-то никого не бил, а уж пугать ружьем… К тому же в крутых тачках обычно водятся и соответствующие железки: или пистолет под сиденьем, или компактный автомат… Нет, «моссберг» не являлся козырем в этой игре. Разве что дождаться неверную жену и всадить заряд ей в сердце… Но на это он опять же не способен, даже пощечины ни разу не дал, хотя поводы были: тогда,
А почему, собственно, надо думать о плохом? Может, она случайно встретила знакомого, тот подвез ее, только и всего… Идиот! Откуда у нее знакомые на таких машинах? И ждал он ее, да и она не к метро же пошла…
Все же для очистки совести Сливин позвонил Маринке.
— Маша не у тебя?
Верная подруга замешкалась. Он никогда не проверял жену.
— Пока не подошла, — изобрела она наконец наиболее обтекаемый ответ.
— Ну ладно… — Он аккуратно опустил трубку на рычаг. В этот момент атомный гений чувствовал себя одиноким и никому не нужным. Раньше куратор из первого отдела по несколько раз в день подходил и интересовался жизнью. Причем предлагалось делиться любыми, абсолютно любыми проблемами, в том числе и сугубо личными. Впрочем, нормальный мужчина не станет ни с кем откровенничать по поводу измены жены. Даже если жена причастна к атомным секретам и ее личная жизнь не должна содержать неясностей и подозрительных моментов. Потому что рогоносец, доносящий на супругу, отвратителен вдвойне.
Сливин прошел на оклеенную веселенькими обоями кухню и, присев на краешек табуретки, налил полстакана коньяка из оставшейся после памятного визита Лечи бутылки. Ему почему-то казалось, что с того дня жизнь пошла наперекосяк. Появилась неотвязная мысль, что стрельба связана с ним… Если чеченца хотели убить какие-то его враги, то почему надо было делать это не в ресторане или казино, не на улице возле офиса или в подъезде при входе в квартиру, а именно в доме Сливина? Значит, Лечи помешал тем людям. Они вполне могли принять его за конкурента — чеченец занимается коммерцией в ядерной сфере, и маловероятно, чтобы он зашел к завлабу атомного НИИ просто поболтать. И видно, они очень не любят конкурентов! Наверняка они очень не любят и когда им отказывают…
Коньяк не имел того обворожительного вкуса, что неделю назад. С таким же успехом можно было пить водку. Повинуясь непонятному импульсу, Сливин резко встал и, подойдя к окну, осторожно выглянул из-за яркой занавески. У соседнего подъезда приткнулась неприметная серая «Волга». Екнуло сердце, и чувство опасности холодом расползлось по телу. «Волга» стояла там и когда он выбежал из дома в незастегнутом пальто и надетых на босу ногу ботинках. Но когда возвращался, ее не было. Сливин готов был поклясться, что неприметная цветом и маркой машина притормозила у газетного киоска напротив спортивного «БМВ», в который садилась Маша. Значит, за ним следили. Причем не особенно скрываясь.
Последний раз он ощутил сильный страх в девяносто первом, на Семипалатинском полигоне. Испытывалось «изделие М» — ранцевый фугас с механизмом инициации имплозивного типа и мощностью, эквивалентной пятистам тоннам тринитротолуола. Шел обратный отсчет, Сливин находился в заглубленном командном пункте перед экраном монитора. Каждый раз, когда срабатывала его «игрушка», он чувствовал себя сказочным богатырем, способным сотрясать землю и сокрушать горы. Хотя на КП находилось много важных персон — три генерала и не меньше десятка полковников, Сливин остро ощущал свое превосходство. Без него высшие офицеры были бы не нужны на полигоне. Да и вообще не нужны. Сейчас они с умным видом ждут взрыва, не имея понятия, как именно он произойдет. Сливин являлся здесь единственным человеком, который представлял физику предстоящего процесса.
«Девять, восемь, семь…» Он как будто на цветном экране видел девятикилограммовый шар урана235, заключенный в сферическую оболочку из тринитротолуола с тридцатью шестью электрическими детонаторами. Сейчас детонаторы отключены от собственного реле времени фугаса и замкнуты на пульт командного пункта. «Шесть, пять, четыре…» При подрыве обычного заряда уран мгновенно обжимается, промежутки между атомами резко сокращаются, безобидная масса становится критической, начинается цепная реакция. А внутри урановой массы находится немного бария в золотой оболочке — это и есть его изобретение, «нейтронный донор», позволяющий значительно усилить нейтронный поток…
«Три, два, один…» Что будет дальше, знают все присутствующие: сильный толчок, неземной мощи вибрирующий гул, высокий столб пыли над сопкой, измененное на несколько минут восприятие действительности — времени, освещенности, движений, звуков… «Ноль!»
И ничего не произошло. В звенящей тишине голос руководителя испытаний показался гласом небесным: «Повтор!» И снова ничего… Несработка! Самое худшее, что может произойти. Потому что надо спускаться в штольню, к изделию, и устанавливать причину отказа. А кто знает, какие процессы идут внутри стальной оболочки, в каком положении взрыватели, как ведут себя свободные нейтроны… В принципе, взрыв может произойти в любой момент!
В суровые сталинские времена существовало неписаное правило: сдается в эксплуатацию мост, запускается на него первый эшелон, а внизу, под пролетом — все, кто имел отношение к строительству. От главного конструктора до главного инженера. Рухнет новостройка — всем кранты! Впрочем, им что так, что так кранты — хоть под мостом стой, хоть в кабинете сиди, хоть дома на диване лежи… В атомной промышленности, основанной еще товарищем Берия, строгости сохранялись дольше всего. Поэтому конструктор не мог ждать результатов на КП и обязательно лез в штольню. Да и кто лучше его разберется на месте — что к чему…
Пока отбойными молотками взломали бетонную пробку, дело подошло к вечеру, неровная двухметровая дыра чернела на сером фоне, как вход в преисподнюю. Если бы все прошло штатно, там и была бы преисподняя — радиоактивная труба со спекшимися в камень стенками, смертельная для всего живого. Вскрытие уже «заряженной» штольни столь же противоестественно, как эксгумация захороненного покойника. Из глубин сознания неоднократно проверенных атеистов поднимались темные волны суеверного страха, и приходилось преодолевать себя, чтобы пролезть в несуществующий по коммунистической идеологии ад.
Внутри пахло сыростью и притаившейся смертью. Было темно — лампочки на протянутом под сводом проводе почему-то не горели. Шесть ответственных лиц в касках и рабочих комбинезонах, освещая путь фонарями, с усилием переставляли ватные ноги. Каждый представлял, как вспыхнет впереди адское пламя, расплавляя и корежа толстые, зигзагообразно установленные стальные противоволновые щиты, рельсы узкоколейки, испепеляя полуметровые бревна крепежа и водянистые человеческие тела. Впрочем, то, что в штольне не было освещения, вселяло надежду: могло произойти обрушение свода, повредившее провода. Это самый простой вариант неисправности, устраивающий почти всех. Значит, к изделию претензий нет, конструктора и изготовители ни при чем. А вот начальник полигона генерал Симонов виноват — не подготовил штольню как надо. Но и его вина не столь серьезна, чтобы голову снимать, завтра повторят испытание, отчитаются, на радостях и Симонова простят…