Основные труды. Том 2. Идеология последовательного (революционного) гуманизма. Теория общества и хозяйства
Шрифт:
Применительно к звеньям хозяйства (предприятиям) конкретно-исторические общественные требования выступают в форме норм и правил хозяйствования; применительно к государственным структурам – это нормы и правила (в том числе в форме законов) выполнения экономических (хозяйственных) функций государства.
Институты-регуляторы сферы трудовой жизнедеятельности эксплуатируемых наёмных работников – это нормы и правила осуществления каждой из стадий индивидуального трудового жизненного цикла. Этими нормами и правилами определяется тип индивидуальной трудовой жизнедеятельности наёмного работника, в том числе нормальная для данного общества смена стадий трудового жизненного цикла, включающая и такую “нормальную”
К примеру, в систему конкретных институтов-регуляторов сферы трудовой жизнедеятельности наемных работников входят следующие нормы и правила (в том числе и сложившийся неофициальный фактический порядок) [32] :
– порядок получения образования, формы профессиональной подготовки и переподготовки людей;
– правила и формы трудоустройства (в том числе изменения места работы); формы организации труда как такового;
– система профессий и должностей как способ специализации трудовых функций и их комбинирования;
32
Подробнее о конкретно-исторических институциональных формах сферы труда и их опосредующей роли в формировании социального типа трудовых судеб трудящихся см: Ракитская Г.Я. Проблемы и направления развития социально-трудовых отношений в СССР. Препринт. – М.: ВНИИСИ, 1986, с. 20–24.
– нормы и правила использования трудовых ресурсов в звеньях хозяйства (режим работы и отдыха, система охраны труда, порядок регламентации условий труда, механизм компенсирования неблагоприятных условий труда и пр.);
– системы внутрипроизводственного управления трудом (методы нормирования труда, системы и формы оплаты труда и пр.);
– правила и нормы, определяющие порядок прекращения участия наемных работников в общественном производстве и условия жизни людей, временно, частично или окончательно утративших трудоспособность.
Категория нормы (правила) требует высокой методологии для ее точного применения в теории и практике.
У институционалистов, как нам представляется, методология в этом отношении недостаточно высока (тонка). Норма (правило) воспринимается институционалистами (исключения здесь, насколько нам известно, редки, да и то если не придираться [33] ) как некая внешняя для субъекта жесткая реалия, ограничивающая его поведение. Такой подход органически вытекает из фундаментального методологического порока: из восприятия экономического мира исключительно как рыночного и первичного мира и надстраивания над рыночным первичным миром внешнего для рынка (и для экономики – вот что важно!) дополнительного мира ограничений, этакого вожатого при пионерском отряде субъектов рыночного хозяйства. Из одного мира получаются два мира, из них один – внешний, продуцирующий ограничения в виде норм и правил хозяйствования.
33
При желании Дугласа Норта, например, можно понять так, что “созданные человеком ограничительные рамки” не диктуют, а “задают структуру побудительных мотивов человеческого взаимодействия”, то есть оставляют выбор (см.: Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. – М.: Фонд экономической книги “Начала”, 1997, с.18). Но выбор, заметим, всё-таки в ограничительных рамках (и это важно), созданных человеком, как пишет Д.Норт. При добром желании эту расплывчатую, в общем-то, мысль можно воспринять как выпускающую субъектов из непременно внешних для них ограничений. Но это только при добром желании и если не идти дальше первой страницы первой главы указанной книги Д.Норта.
Марксистская методология, последовательно продолжая традиции европейской общественной науки, не сводит экономику к рынку, человека – к экономическому (“рациональному”) человеку. В марксизме экономика рассматривается как хозяйственная подсистема общественной деятельности, экономическая практика – как составная часть более обширной общественной практики. Отсюда для марксиста невозможно представлять себе цели, которые стоят перед экономикой, как выработанные самой экономикой. Такие цели ставятся перед экономикой обществом. Даже хозяйствующему субъекту, будь он всецело нацелен на чистоган (чем заслуживает у марксиста полное презрение), не отказано в том, что это – общественный субъект, субъект общественной практики, и в том, что его стремление к чистогану конкретизирует на уровне хозяйствования общественное устройство и общественные цели, а не есть проявление будто бы естественной природы человека.
В контексте таких взглядов на общество реалия ограничения трактуется как категория объективного в хозяйстве. Объективного, то есть независимого от воли и сознания хозяйствующего субъекта, – некоего существующего реально и заставляющего с собой считаться отношения или системы отношений, а вовсе не как выдуманные и так или иначе зафиксированные ограничения, или (как у Д.Норта) “созданные человеком (выделено мною – Р.Г.) ограничительные рамки” [34] . Не человек создал объективное, а общество сложилось и развивается как система, объективная для конкретных социальных субъектов (хозяйствующих, сочиняющих музыку, рожающих детей, получающих нобелевские премии и пр.).
34
Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. – М.: Фонд экономической книги “Начала”, 1997, с.17.
Приложим обозначенный методологический водораздел к проблематике хозяйственного механизма.
В 60-е годы в СССР проходила интенсивная дискуссия о плане и рынке, о реформах хозяйственного механизма, о моделях регулирования хозяйственных процессов. Проблематика была сходной с той, которую рассматривают современные институционалисты (неоинституционалисты) на Западе. Сходной по содержанию, но зеркально симметричной по исходной постановке задачи. Институционалисты, имея дело с рынком как реальностью, ищут систему внешних для рынка рациональных регулирующих ограничений, способных понизить хозяйственные риски монополии, конкуренции и недобросовестной конкуренции и тем самым повысить эффективность экономики (излишне, наверное, напоминать, что никакой эффективности, кроме экономической, институционалисты в виду не имеют).
Участники теоретических дискуссий о хозяйственном механизме в СССР имели дело с иной реальностью – с полным зажимом рынка, с тоталитарной организацией хозяйственных процессов, то есть все хозяйство состояло из внешних для хозяйствующего субъекта ограничений. Дискутирующие искали способы создать некоторое пространство для самостоятельных действий хозяйствующих субъектов, а если говорить точнее – способы хотя бы частичного оживления абсолютно мертвых (формальных) хозяйствующих субъектов, превращения их из хозяйствующих объектов в реальные хозяйственные субъекты. Реальная проблема, которая должна была быть решена, – дать хозяйственным звеньям пространство выбора, пространство вариантности действий. То есть, если подняться на один уровень обобщения, задача эта сходна с задачами институционалистов – поиск оптимального соотношения хозяйственной свободы и ограничений этой свободы.
Как решалась эта задача дискутирующими о хозяйственном механизме в СССР? Здесь было два принципиально разных подхода. Одни, как ни парадоксально, предвосхищали современный институционалистский подход и до сих пор не потеряли права оспорить методологический приоритет. Это подход, который развивала официальная политическая экономия, стоявшая на позициях экономико-материалистической методологии, на позициях сталинизма и метафизики. Фактический разрыв с марксизмом позволял этой политэкономии трактовать проблематику хозяйственного механизма по схеме “план и рынок”, “государство и рынок”. На уровне теории регулирования эта методология отливалась в концепцию о прямых и косвенных методах регулирования. При этом прямые методы понимались не иначе как административные, государственные, плановые (госплановские), антиподы рыночным, удерживающие рыночные действия в безопасных для общества границах. А косвенные понимались не иначе как экономические, рыночные, стихийные, антиподы плановым, более того – активно разрушающие плановые.
Если сейчас провести исследования по истории дискуссии о хозяйственном механизме в СССР начиная с конца 50-х и примерно до конца 70-х годов, то можно без труда доказать, что такие экономисты, как И.И.Кузьминов и вся его школа из Академии общественных наук, Н.А.Цаголов и вся его школа с экономического факультета МГУ развили в достаточно полном объёме, но более последовательно систему методологических идей современного институционализма. Почему более последовательно? Потому что это были высокого класса методологи насквозь метафизического сталинистского направления, экономико-детерминистского направления.