Основные труды. Том 2. Идеология последовательного (революционного) гуманизма. Теория общества и хозяйства

Ракитская Галина

И современные марксисты, [40] и ряд других гуманистически ориентированных исследователей, обобщая социально-политическую историю XX века, подошли к необходимости различать два типа общественных систем с социально-экономическим неравенством людей — классово-демократические и казарменно-кастовые (тоталитарные, диктатурные). В основу такой типизации также положен признак “степень реальной свободы”, но в данном случае свободы всех социальных субъектов (включая свободу личности и свободу образования и функционирования субъектов-представителей). [41]

40

Подчеркну:

к современным марксистам я не отношу тех, кто считает сталинизм направлением (или развитием) марксистской мысли, а казарменный строй, утвердившийся в СССР, – социализмом, пусть даже и “ранним”, “неразвитым” и т. п. Позиция, которой я придерживаюсь, имеет строгие обоснования (см., например: Ракитский Б. В., Ракитская Г.Я. Стратегия и тактика перестройки. – М.: Наука, 1990, сс.20–43; Ракитская Г.Я., Ракитский Б. В. “Методология марксизма и историческое поприще ее плодотворности”. – М.: Институт перспектив и проблем страны, 1998, сс.36–50 и др.)

41

Первобытнообщинный строй можно рассматривать как предельный случай несвободы человека, поскольку в этом уже человеческом (производящем) обществе отдельный человек еще не является индивидом как таковым (см., например, Давыдов Ю.Н. “Труд и свобода”. – М.: “Высшая школа”, 1962, сс.33–34). Поэтому, используя современную терминологию, первобытный строй следует называть первобытным тоталитаризмом, а не первобытным коммунизмом.

Современные марксисты считают капитализм и социализм общественными системами классово-демократического типа, а строй, сложившийся в сталинскую эпоху в СССР, гитлеровский фашизм и т. п. – системами тоталитарного (казарменно-кастового) типа.

Принципиально различная степень свободы социальных субъектов в классово-демократических и тоталитарных обществах однозначно связана со спецификой организации политических (социально-групповых) отношений. А именно – со спецификой доминирующих способов взаимоувязки интересов и действий социальных субъектов в целях обеспечения целостности общества, его функционирования как единого социального организма.

Другими словами, различная степень реальной свободы социальных субъектов в классово-демократических и тоталитарных обществах определяется различным содержанием институтов власти и институтов-стимулов общественно значимой (общественно приемлемой) деятельности. Конкретные правовые нормы, формы и методы управления в демократических и тоталитарных обществах – институты второго рода – реализуют (а при внешнем сходстве маскируют) существенно разное содержание и сочетание властных отношений и стимулов.

Содержание (социальные функции) демократической системы норм и правил – согласование противоречивых интересов для обеспечения единства (однонаправленности) действий социальных субъектов.

Содержание (социальные функции) системы норм и правил в обществах тоталитарного типа, противоположного классово-демократическому, – подавление интересов и действий, расходящихся с интересами правящей группы (касты). В предельном случае стимулы практически исключаются из системы регуляторов, которая приобретает характер командно-карательный. При этом конкретно-явленческие формы осуществления диктатуры могут быть законно закреплены (не следует путать законное с демократическим), но могут быть нормами и правилами государственного произвола (беззакония).

На базе экономической эксплуатации может произрастать как демократическая организация общества, так и казарменная его организация. В то же время казарменной организации адекватна именно эксплуатация как следствие отчуждения всех, кроме правящей касты, от власти и управления. Но казарменной организации (тоталитаризму) адекватна не только экономическая эксплуатация. Ей свойственны также уравнивание всех в несвободе, бесправии и социальной пассивности, нивелирование условий жизни, предельное ограничение возможностей развития личности, в том числе возможностей формирования сколько-нибудь существенного разнообразия личных потребностей.

Подчеркну, что признак “степень свободы в обществе”, положенный в основу классификации общественных систем, есть содержательная характеристика объективных отношений, а не характеристика тех границ, в которые общество (в том числе государство) якобы вынуждено загонять неких абстрактных человекоподобных “рациональных” (как у неоинституционалистов и у пр.) индивидов, дабы обуздать их естественно-природное стремление исключительно к личной выгоде.

Примитивное, вульгарно материалистическое представление о мотивах человеческого поведения, конечно, не новое слово в экономических воззрениях. В свое время К.Маркс, анализируя историю объединения рабочих для сопротивления капиталу, писал: “Если первой целью сопротивления являлась лишь охрана заработной платы, то потом, по мере того как идея обуздания рабочих в свою очередь объединяет капиталистов, коалиции, вначале изолированные, формируются в группы, и охрана рабочими их союзов против постоянно объединенного капитала становится для них более необходимой, чем охрана заработной платы. До какой степени это верно, показывает тот факт, что рабочие, к крайнему удивлению английских экономистов, жертвуют значительной частью своей заработной платы в пользу союзов, основанных, по мнению этих экономистов, лишь ради заработной платы.” [42]

42

Маркс К. Нищета философии. Ответ на “Философию нищеты” г-на Прудона (§V. Стачки и коалиции рабочих). – К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч, 2-е изд. Т. 4, с. 183.

Приведу также выдержку из изданной в 1962 г. книги, безусловно, выдающегося марксиста советского времени Ю.Н.Давыдова, которая специально посвящена изложению общих философских и социологических предпосылок марксистского решения проблемы свободы: "… Как только мы начинаем конкретно-исторически ставить вопрос об отношении свободы одного индивида к свободе другого, мы тотчас же сталкиваемся с тем обстоятельством, что люди никогда не выступали в истории в качестве обособленных социальных “атомов” (“монад”). В реальной эмпирической истории они всегда были представителями определенных общественных классов, социальных слоев, группировок и пр. Поэтому вопрос об отношении свободы одного индивида к свободе другого имеет своей предпосылкой решение вопроса о свободе тех социальных слоев, к которым они принадлежат, социальных групп, к которым они примыкают, общественных классов, представителями которых они являются. Стало быть, прежде всего этот вопрос выступает как вопрос о реальных отношениях упомянутых социальных образований друг к другу” [43] .

43

Давыдов Ю.Н. Труд и свобода. – М.: Высшая школа, 1962. С. 31–32.

Живой современной иллюстрацией этого марксистского положения может служить знаменитая шахтёрская забастовка, начавшаяся в Кузбассе (г. Междуреченск) 11 июля 1989 г. После забастовки “социологи взялись изучать её причины. Раздали анкеты, собрали ответы. Обсчитали, обобщили. Собрали шахтёров и доложили результаты опроса. Те самые люди, которые порознь отвечали на вопросы о причинах забастовки, собравшись вместе, решительно отвергли итоги опроса, даже возмутились ими. Отвечая порознь, они упускали из виду нечто, чего не упускали из виду, находясь и действуя вместе. Это общее (совместное) нечто не раскладывается на множество индивидуальных частей и не складывается из них. Это гражданское и человеческое достоинство. В реальной общественно значимой форме оно существует лишь как массовое, социально-групповое свойство”. [44]

44

Газета “Рабочая политика”, 5 марта 1998 г.

Согласно марксистским представлениям, угроза демократии проистекает из неравновесия социальных сил, а не из-за отсутствия каких-либо конкретных форм представительства социальных групп в политической системе. Неравновесие социальных сил в классово-демократическом обществе всегда несёт опасность скатывания к политической диктатуре, чреватой – независимо от субъекта диктатуры (буржуазная, пролетарская или какая-либо иная) – казарменно-кастовым перерождением общества.

В то же время, согласно марксистским представлениям, неравновесие социальных сил с перевесом на стороне эксплуатируемых трудящихся открывает возможность социальной революции в целях исключения экономической эксплуатации из жизни общества.

Ликвидация эксплуатации означала бы устранение наиболее глубинной причины возникновения тоталитарных систем. И классики марксизма, и современные марксисты рассматривают такой вариант развития одним из реально возможных, но вовсе не неизбежным, не предопределенным.

В отличие от этого псевдомарксисты, сталинисты в том числе, настаивают на том, что “коммунизм – светлое будущее всего человечества”, игнорируя реальные сложности перехода обществ не только в русло социалистического развития, но и в русло буржуазно-демократического развития. В марксизме, напротив, сложность таких переходов вполне осознана и накоплен ряд серьёзных обобщений о закономерностях социально-организационных преобразований революционных эпох.