Шрифт:
Глава 1. Дом без окон и дверей
Знаете это дурацкое состояние, когда промозглая осень (холодно, брр), ты сидишь на бетонном парапете набережной (холодном), пялишься на воду (холодную), пьешь приторно-сладкую газировку (тоже, конечно, холодную) и изо всех сил надеешься, что река сейчас выйдет из берегов,
Выяснится вдруг, что никто не завалил контрольную, не ругался с училкой, не дрался с Серегой Бурановым и не толкал его так, что этот дебил приложился головой прямо о чугунную лавочку.
Не умер, к счастью. Если бы умер – фиг бы тебе дали спокойно посидеть на набережной. Но сотрясение отхватил, и кровью все вокруг залило основательно так – и лавочку, и одежду, и даже асфальт местами. И сразу вопли, крики, скорая, бабушку к директору… «Ну все, Фролова, это была последняя капля!»
Уже восьмая «последняя капля» с начала года. Но теперь, видимо, самая-самая последняя.
А этот придурок еще и телефон умудрился разбить. Серега. Когда падал.
Дорогой. Новый.
Все Ксюхины вещи стоили меньше, чем этот телефон. Даже вместе с самой Ксюхой. Особенно с Ксюхой. Потому что ее стоимость – вообще величина отрицательная. Никакой пользы, одни убытки.
И еще…
До бабушки, наверное, уже дозвонились. И до Серегиных предков тоже. И теперь они ругаются друг с другом. То есть маман Серегина ругается, она у него голосистая, как пароходная труба. А бабушка смотрит жалобно и уверяет, что обязательно все уладит и деньги за телефон вернет. А директриса снова про свою «последнюю каплю».
И так по кругу, пока все не охрипнут окончательно. Ну или пока не придут к решению, которое всех устроит. Но охрипнут наверняка быстрее.
Хотя к решению рано или поздно тоже придут, и вряд ли это решение Ксюху обрадует.
Возвращаться домой и выслушивать вердикт не хотелось. Ксюха глотнула еще газировки, посмотрела на зеленую (последнюю!) каплю, стекающую по горлышку бутылки. Язык, наверное, такой же зеленый стал. Как у змеюки, с-с-с…
Вот вылезла бы из воды огромная змеюка или сразу Ктулху какой-нибудь, и разнесли бы они весь район вместе со школой. Все бы сразу забыли и о Буранове, и о телефоне, и о контрольной.
– Ктулху фхтагн, – старательно прогудела Ксюха в недра бутылки.
– Пх’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех… эээ… вгах’нагл фхтагн, – так же старательно выговорил за спиной мужской голос.
– А… – ответила Ксюха.
Сложно придумать что-то более осмысленное, когда ты сидишь, предаешься страданиям, а тебе вдруг в ухо Лавкрафта цитируют. Ну ладно, не в ухо, а в затылок. Но от этого ни капельки не легче!
– А?! И это все, что ты можешь сказать? Да я две недели учился эту галиматью выговаривать! – недовольно пробурчали за спиной.
– Зачем?
– Да просто по приколу. Чтобы все удивлялись.
– И что, было бы лучше, если бы я от культурного экстаза в речку грохнулась?
Ксюха все-таки обернулась.
Рядом с ней стоял… Мужик? Парень? Она не слишком хорошо умела определять возраст на глаз, но человек был явно старше нее и младше школьного историка Тимура Игоревича. То есть примерно от пятнадцати до тридцати. Дурацкий такой возраст, когда совершенно непонятно, как к этому человеку обращаться и относиться.
Одежда тоже ясности не добавляла: косуха нараспашку, под ней свитер какой-то линялый с затяжками, джинсы дырявые, кеды. В общем, примерно как сама Ксюха, только парень.
Видимо, все-таки парень, на мужика не тянет.
– Нет, в речку грохаться не надо, там мокро и холодно, – сказал он. – Давай опустим всякие церемонии и перейдем сразу к делу. Я так понял, тебе помощь нужна.
Тут любая нормальная девчонка, конечно, должна была гордо заявить, что не принимает помощь от незнакомцев, и сбежать. Мало ли что! Ксюха даже подумала об этом немножко. Совсем немножко, пару секунд. А потом решила: парень, Ктулху, нашествие инопланетян – какая разница-то? Да и что может случиться на людной набережной посреди дня? Тем более помощь ей действительно не помешала бы.
Только откуда этот странный тип знает о ее проблемах? И что потребует в уплату за их решение?!
– В чем подвох? – напрямик спросила Ксюха. – Вы вообще кто?
– Добрый фей.
– С топором?
– Со штопором. – Штопор был немедленно вытащен из кармана и предъявлен.
Очень, очень странный тип!
– А серьезно? С чего вам мне помогать? И какую помощь вы имеете в виду? И что я должна сделать в ответ? И как вас, кстати, зовут?
– Людвиг, – ответил парень на последний вопрос. – Честно! Только не смейся, а то помогать не буду.
– Паспорт покажите, – потребовала Ксюха и не засмеялась, хотя очень хотелось.
– А у меня его нет. То есть с собой нет. – Людвиг взъерошил и без того растрепанные русые волосы. – Слушай, ну хватит на меня смотреть как на врага народа. Давай поговорим как нормальные люди, посидим в тепле где-нибудь. Охота тебе тут торчать?
Ага, вот сейчас ее затащат в машину и увезут в глухой лес. И вырежут почку. Прямо в лесу. Штопором.
– Мне и здесь неплохо.
– Зато мне плохо! Я замерз!
– А нечего в такую холодрыгу в кедах ходить! – буркнула Ксюха.
Всерьез бояться Людвига почему-то никак не получалось. Как вообще можно в двадцать первом веке Людвигов бояться? Он бы еще Вольфгангом представился!
– И у меня нога болит, стоять тяжело, – угрюмо продолжил Людвиг.
На правую ногу он действительно старался не наступать. Поджимал ее, как собака – раненую лапу, разве что не поскуливал при этом.
Но вместо жалости и сочувствия Ксюха испытала любопытство: как он умудрился совершенно беззвучно подкрасться к ней со спины с такой ногой? Да даже если бы и со здоровой: вся набережная засыпана опавшими листьями, которые шуршат от любого движения. А в тот момент ничего не шуршало, это Ксюха помнила совершенно точно.