Основы научного антисемитизма

Баландин Сергей

«Хорошие евреи или плохие?» – этот вопрос испокон веков был предметом спора между антисемитами и филосемитами, но мало кто когда осознавал некорректность такой его постановки, ибо в нем упускается один очень важный момент, что всякий игрок хорош только для своей команды. Совсем другой был бы смысл у вопроса: для кого хороши евреи и для кого они плохи; кому они дружественны, а кому враждебны, но такой дискурс мало популярен у моралистов, хотя само собой разумеется, что все достоинства врага обращаются злом для противоположной стороны – об этом предпочитают помалкивать все те, кто любит делить мир на «силы Зла» и «силы Добра». Так, например, физическая сила – это «Добро» или «Зло»? – Безусловно, это достоинство: сильный здоровый человек лучше слабого и больного, однако всегда есть опасность, что сильный может обратить свою силу в насилие против слабого, поработить его или вообще уничтожить (много ли наберется идеалистов, способных устоять против такого соблазна по моральным соображениям, если, конечно, слабый не ближний, т.е. не друг, сильному?) Ну а разве интеллектуальные способности не та же сила, если не более коварная и опасная, чем сила физическая? Евреи были бы для гоев очень хороши, если бы в дополнение ко всем своим достоинствам были бы еще и ближними всем тем, с кем они живут в одном доме. Но этого никогда не было и нет. Вместо сближения мы всегда видим обособление, «национальную идентификацию». Когда слабый отделяется от сильного, говоря: «позволь мне жить, как я хочу, не считаясь с твоими законами, я буду жить в своей нише скромного нацмена и много хлопот тебе не принесу» – это еще куда ни шло, но когда элита страны, захватив все основные рычаги управления, заявляет: «мы избранные, мы сильные, мы будем делать все, что захотим, и плевать хотели на все ваши нормы и обычаи, у нас свой закон», могут ли остальные мириться с такой «идентификацией»?

А что такое «национальная идентификация»? – об этом мы уже писали: национализм суть всегда дискриминация, ущемление кого-то в правах, преследование своих эгоистических групповых (национальных) интересов, ибо в этом суть всякой нации – все для себя за счет других (этим нация отличается от народа или этноса). Поэтому, кто хочет достичь гражданского мира в своей стране, тот прежде всего должен положить конец всяким «национальным идентификациям» внутри общества. Пока мир делится на государства и каждое государство преследует свои суверенные интересы, он неизбежно будет делиться

на нации, но всякое государство, дабы не создавалась ситуация государства в государстве, может принадлежать только одной нации, те же, кто отказываются с ней ассимилироваться, должны рассматриваться как гости или как субъекты подчиненной автономии. Кто хочет «национально идентифицироваться» – пожалуйста, никто ничью свободу ущемлять не вправе, но тот, кто добровольно идентифицирует себя чужим, тот должен и принять на себя ограничение в правах, по крайней мере, в праве голоса. Декларируешь себя «иностранцем» – твое право, живи, работай, пользуйся социальным страхованием, но голосовать иди туда, где голосуют твои соплеменники, с которыми ты идентифицируешься. Такая политика национальных государств, на наш взгляд, была бы вполне разумной, но кто любит жить разумно? В том вся сущность человека, что он не хочет жить по-человечески, ему обязательно нужно всюду мутить воду, дестабилизировать обстановку, вносить раскол в общество, для этого он и «национальности» придумал – один из верных способов подорвать всякий правопорядок. Но и здесь евреи особый случай. Кем-кем, а нацменами они не были никогда и нигде. Да, конечно, могут указать на скромный быт еврейских местечек, гетто, хасидских цадиков – вот, мол, то же самое, что какая-нибудь индейская резервация. То же, да не то же (в свое время Макс Нордау даже заявлял, что евреи – самая нищая нация мира, беднее эскимосов), однако, местечки, цадики, еврейская этника – все это маска, за которой всегда стоят Ротшильды, Соросы, Гусинские.

Фальшивое подобие

Выше мы уже приводили ряд «антисемитских» высказываний, уличающих евреев в лицемерии, лести, лживости, как то мнение Розанова, что евреи «близки, до «единокровности», со всеми»; Форд в своей книге «Международное Еврейство» писал, сто «…современный еврей …оспаривает мнение, будто еврей отличается чем-либо от других людей». Однако здесь ясно, что не близость сама по себе, даже фальшивая, является причиной конфликта, а наоборот, прикрываемая ею «дальность». Но есть и такие антисемиты, которым не нравится вообще какое-то ни было приближение к ним евреев, хоть фальшивое, хоть искреннее. В этой связи интересно привести высказывание Андрея Чернова, который в статье «Против иудеев» обвиняет евреев в «фальшивом подобии»: «Самая бросающаяся в глаза странность натурализованного иудея – тотальное отсутствие странностей с точки зрения так называемой «нормы». Какой-нибудь рядовой казах или немец по сравнению с иудеем ощущается как сверхнеобычный. Как представитель специфики своего народа, такой человек хорошо заметен, и, раз не считает нужным скрывать свою принципиальную инаковость, с ним можно прекрасно иметь дело (или не иметь). В иудее же поражает совершенство «общечеловеческой» мимикрии, соответствие консенсусу, каким бы консенсус в данном месте ни был». – Здесь уже речь может идти о чем угодно, только не о ксенофобии, может быть, мы коснулись вопроса, еще не изученного психологами, нового вида фобии – «подобофобии», но, скорее всего, «подобофобия» явление отнюдь не новое, оно существовало всегда в любом расизме, только пыталось выдать себя за «ксенофобию». Но не «плохих» и «странных» на самом деле боится расист, но именно лучших, равных и подобных, так как именно они могут составить ему реальную конкуренцию и стать соперниками на обладание объектами его собственных вожделений. Интересно заметил Жан Бодрийяр в своей книге «Прозрачность Зла»: «Расизма не существует, пока другой остается Другим, чуждым. Расизм начинается, когда другой приобретает свойства различимого, то есть, иначе говоря, становится опасно близким. Именно тогда и начинаются поползновения удержать его на расстоянии». Так, евреи, как известно, не слишком приветствуют «объевреивание» гоев, гои-расисты также всегда противились тому, чтобы как-то эмансипировать и абсорбировать евреев, а почему? – только чтобы удержать их на расстоянии, ибо суть всякого расизма состоит как раз в том, что он очень любит отличия в другом и ненавидит различия в подобном.

«Бог наказывает евреев антисемитизмом» (мистический антисемитизм)

«Мистическй антисемитизм» мы бы также, с повестки дня сняли, ибо он, на наш взгляд, тот же антисемитизм, но с теми лишь особенностями, что антисемит маскирует свои реальные претензии к евреям неким повелением свыше, например, Гитлер писал в «Майн Кампфе»: «Ныне я уверен, что действую вполне в духе творца всемогущего: борясь за уничтожение еврейства, я борюсь за дело божие». – Можно подумать, что, если бы не повеление «творца», то у него самого не было бы никаких личных претензий к евреям. Я не знаю, играют ли какую-либо роль «высшие силы» в еврейском вопросе, однако в нашем исследовании мы принципиально не рассматриваем никакие мистические или эзотерические аргументы (пусть мистики между собой о них и спорят, если хотят), ибо, как мы уже писали в предисловии, наша концепция строго научная, а там, где начинается мистика, науке делать нечего, мистическое откровение невозможно ни доказать, ни опровергнуть апеллируя к фактам, логике или здравому смыслу. И вместе с тем здесь необходимо подробно рассмотреть этот вид антисемитизма, ибо религиозные мотивы конфликта, как гойской, так и еврейской стороной весьма часто выдвигаются как первостепенные.

Многие теологи, как еврейские, так и христианские часто объясняют еврейский вопрос и феномен антисемитизма своего рода наказанием евреев за отступничество и несоблюдение заповедей их Бога. Так, например, рав Ицхак Зильбер в своей книге «Пламя не спалит тебя» пишет: «Когда задумываешься над причинами всеобщей ненависти к нашему народу, неизбежно приходишь к выводу, что антисемитизм – явление абсолютно иррациональное. …Так что логики в антисемитизме искать не приходится, и объясняется это явление чрезвычайно просто: антисемит – это кнут в руке Всевышнего, кнут, которым Г-сподь наказывает нас за наши грехи». Однако те же теологи утверждают, что у Бога нет никакой личной надобности, чтобы ему служили, поэтому, если Он и устанавливает какие-то заповеди, то конечное их предназначение служить интересам живых людей, а не каких-то потусторонних духов. Об этом недвусмысленно говорит и сама Библия в своих «десяти заповедях» и всех прочих культовых предписаниях. Мы не будем сейчас вдаваться в теологическую полемику, относительно того, существуют ли объективно сей «Бог» и его «заповеди», предположим, что существует, но даже вне зависимости от источника своего происхождения сии заповеди обязательно будут отражать интересы определенных людей и, конечно же, будут противоречить интересам их нарушителей. Иными словами, решая религиозный конфликт, мы хотим знать: «на чью мельницу Бог льет воду?». Здесь у нас возникают естественные вопросы: должны ли все гои покориться «еврейскому Богу», что по сути то же самое, что пойти в рабство к евреям? или, может быть, противопоставить ему своего «гойского Бога»? а может быть, «еврейский Бог» с некоторых пор стал на сторону гоев? тогда какому же «Богу» служат нынешние евреи? Как ни крути, здесь мы имеем «конфликт Богов», поэтому, чтобы разобраться со всеми этими вопросами, нам прежде всего следует рассмотреть, что такое религиозный конфликт вообще.

Религиозный конфликт

Для нас это прежде всего конфликт человеческий, обусловленный противоречиями интересов различных эго, однако особенность сего конфликта в том, что каждое отдельное эго пытается представить субъектом конфликта не себя, а некое третье лицо, которое обычно называют «Богом». Теперь у нас появляется новое понятие, требующее своего определения и исследования – это «Бог» как субъект религиозного конфликта.

Предположим, что в религиозном конфликте одна из сторон нарушает не эгоистические интересы противоположной конфликтующей человеческой стороны, а только «интересы Бога», тогда спрашивается, кто дал нам, грешным людям, право встревать в споры, брать на себя роль арбитров и от имени третьего лица – Бога осуждать своих ближних? Если ты действительно верующий, то возьми и помолись за них: «Отче, прости им, ибо не ведают, что творят», а уж право выносить приговор оставьте исключительно Богу: «Мое возмездие Аз воздам». – Если бы картина с религиозными конфликтами была именно такой, какой ее пытаются представить, то этих конфликтов просто не было бы в нашей жизни, каждый бы занимался своими отношениями с Богом, спасением собственной души и молитвами за души грешников. Однако, это не так. В действительности же каждая из конфликтующих сторон как бы имеет своего «бога», являющегося своего рода персонификацией интересов своего собственного эго и своей внутренней природы. Теологи говорят, что заповеди нужно соблюдать потому, что их дал Бог. Но почему тогда разным людям «Бог» дал разные «заповеди», зачастую прямо противоположные? Или может быть «Бог» дал заповеди только некоторым людям, а остальным не давал, остальные же заповеди придумали себе сами? Пусть так, но с какой целью они себе их «придумали»? Не с той же ли, что и «Бог» придумал для своих «избранных», чтобы «чтобы продлились дни твои на земле...» (Исх.20:12). Да, у всех заповедей, «правильных» и «неправильных» цель одна – помочь человеку приспособиться к окружающей действительности и подчинить ее потребностям своего организма, своей душе, своей внутренней природе. Поэтому, всякий раз, когда апеллируют к Богу, Высшей справедливости, Отцу Небесному выражают не что иное, как свою внутреннюю человеческую природу.

Возможно, найдутся возражения, которые сочтут такой подход к религии антропоморфизмом. Мы и с этим согласимся, более того, всякая религия, поскольку она своим центральным объектом воздействия имеет человека, не может не быть антропоморфична. Если математика, физика, химия и подобные точные науки вполне могут обойтись и без человека и в своих естественных законах открывать некий Абсолютный Разум, то религия без соотношения с человеческим эго теряет вообще всякий смысл. Ведь не написано же ни в одном Писании ни одной заповеди для поведения молекул и атомов или законов для полета птиц небесных. Потом, Абсолютный Разум, заключенный в законах мирозданья, какой бы совершенный он ни был, не может ничего хотеть, не может иметь никакой воли, для него не может быть ни Добра, ни Зла, ни счастья, ни страданий. Эти категории весьма относительны и субъективны и присущи только человеческой природе. Поэтому, какой еще у человека может быть Бог, как не Создатель, Покровитель и Волеизъявитель его собственной природы? Предположим, что существует в мире еще какая-то воля, помимо человеческой, например, кошачья, собачья, гуманоидная, космическая, то с какой бы это стати ей понадобилось предписывать нам какие-то заповеди, какое ей-то дело, справедливы мы по отношению к своим ближним, или нет, почитаем ли своих родителей, крадем, мошенничаем, прелюбодействуем, да и вообще, существуем ли; мы же не интересуемся, как кошки разбираются с себе подобными. Стал бы Бог Всевышний, создатель также кошек и собак и птиц небесных, а значит, пекущийся также и о благе этих тварей, столь однозначно утверждать господство рода человеческого на Земле? Нет, думаю, что не стал бы, а потому этот Бог, существуй он или нет, ни к религии, ни к человеку никакого отношения не имеет. Наш же Бог – Бог сугубо человеческий, которому хорошо всегда то, что хорошо человеческой природе, какой бы гнусной и коварной по отношению ко всему остальному миру она ни была. Ее максима никак не может служить «всеобщим законом» для всего универсума. Но не надо отчаиваться. Наша природа, наше суперэго не так уж плохи, как думают некоторые. Во всяком случае, это самое высшее из всех материальных феноменов, наблюдаемых в подлунном мире. В этом смысле мы действительно Боги и нет ничего выше и лучше нас.

Но

опять-таки нам могут возразить, мол, тот «Бог», которого мы представляем себе и тот «Бог», который существует «объективно», не одно и то же, ибо, говорят, настоящий Бог – это объективная реальность, существующая вне зависимости от представлений и воображения человека». – Здесь мы не будем спорить до тех пор, пока нам не представят или пока сами как-то воочию не увидим субстанцию того Бога, о которой мы еще не имеем возможности ничего ни знать, ни заключать. Субстанция же Бога, так же как и его «Святости» как некоего особого феномена, пока еще не то, что требует доказательства, она еще даже никак не определена. Но могут сказать: «О какой субстанции вы говорите, когда Бог нематериален?». Но что такое «нематериальность», воображение, что ли? и чем она отличается от «материальности»? Понимают ли эти господа религиозные философы сами, о чем говорят? Неужели не ясно, что материальность есть все то, что может воздействовать на наши чувства непосредственно или опосредованно. Если «бог» нематериален, то тогда он никак не может ни на что воздействовать в этом мире, а следовательно, и тезис о «божественном» происхождении религиозных откровений следует признать ложным. Более того, они же говорят, что Бог «Личность», живое «Существо», – тогда скажите мне, как может существовать личность или существо без субстанции, существующей хотя бы в виде некоего энергетического поля? Или в таком случае «Бог» не личность, а свойство, энергия, имманентно присущая всему материальному миру. Тогда получается, что мир есть творец Бога, иными словами, Бог атрибут мира, а не наоборот. И опять-таки, все в конечном счете упирается в субстанциональность, т.е., в материальность. Однако объективная реальность не может быть только субстанцией или только атрибутом (свойством), она всегда одновременно и субстанция, и атрибут, ибо последние существуют лишь как абстракции нашего рассудка. Хотите признать «Бога» не более чем абстракцией – пожалуйста, но тот, кто отрицает за Богом материальность, тот необходимо должен отрицать его и как объективную реальность. Ведь о том, что нематериально, о том и говорят, что его нет, ибо материя и есть объективная реальность, эти понятия синонимы, в противном случае нам пришлось бы признать также «существование» и всех языческих богов: ведь существует же торговля, значит, существует Гермес; существует правосудие – существует и Фемида и т.п. Покажите мне, что здесь в принципе нового открыли для нас т.н. «монотеисты»? Все те же избитые доводы: «кто создал?», или «всему должна быть первопричина», или: «если в нашем сознании существует какая-то идея, то необходимо должна существовать и реальность, которую обозначает данная идея». Все эти аргументы в свое время еще блестяще опроверг Кант в «Критике чистого разума». Последний «аргумент» в философии принято называть «онтологическим». Суть опровержения онтологического аргумента состоит в том, что бытие не есть атрибут (свойство) предмета, как черное или белое или отношение, как положительное или отрицательное, а потому не может являться предикатом того или иного субъекта, например, сказать, что «Х существует» – это не сказать о нем абсолютно ничего, он так и останется неизвестным «иксом». Бытие не может быть предикатом еще и потому, что чистое бытие и ничто – суть одно и то же: я могу сказать, например, что у меня есть 100 долларов, или, что у меня нет 100 долларов, но от этого содержание самого понятия 100 долларов никак не изменится. Бытие начинает отличаться от ничто только тогда, когда оно бытие определенное или, иначе, наличное, т.е. наделяется определенным качеством, но тогда оно уже выражается другим предикатом (каким оно существует, в качестве чего). Так и относительно Бога, когда этому термину будут даны определенные предикаты, тогда и можно будет обсуждать его наличное бытие. Но некоторые теологи, видимо, никогда не слышали об этих опровержениях, они делают вид, будто, кроме их доктрин никакой философии в мире не существует, и продолжают повторять сей аргумент снова и снова, как будто своей «мудростью» «Америку открывают». Но вы, господа субъекты религиозных конфликтов, просто почитайте Канта, и всякие теоретические основания конфликтовать у вас отпадут сами собой.

Многие ортодоксальные евреи мне часто говорили, что у них-де, в отличие от христиан, есть не просто «вера», а «неопровержимые доказательства бытия Бога», но, как я понял, в ешивах их научили доказывать, не объяснив прежде, что из себя представляет доказательство вообще и по каким принципам оно строится. Как же можно приступать к доказательству какого-либо тезиса, если его главный термин не определен? А как может быть определен термин «Бог», если им не известно даже, к субстанции ли он относится или к чему-то еще, уж не говоря о полном непонимании смысла таких понятий, как бытие и существование. Увы, теоретическая религия пока еще не сподобилась освоить даже азы аристотелевской философии. Отсюда, конечно, не следует, что всякая теология есть ложь и шарлатанство, просто к теологи надо относиться как к мистике или не эмпирической науке – вот и все (мудрые теологи Бога не доказывают, они в Него верят), хотя теология занимается осмыслением таких объективных вещей, как откровения, пророчества, религиозные переживания верующих, мистический опыт народов и т.п., однако «Бога», который оправдывает несправедливость, делит людей на «избранных» и «отверженных» по факту рождения, который всегда благоволит сильным и имущим и презирает слабых и нуждающихся, из переживаний сердца вывести трудновато и поверить в него сможет не каждый, такого «Бога» действительно нужно доказать, и весьма изощренно, что строгой логике явно не по силам, поэтому даже буржуазные философы, которые рады бы во всем защитить существующие порядки, включая религию, понимают, что капитализм и вера – вещи несовместимые. Так немецкий философ Фридрих Август фон Хайек в своей книге «Пагубная самонадеянность» пишет: «Что касается лично меня, то правильно было бы заявить, что я не чувствую за собой права ни утверждать, ни отрицать существования того, что именуется Богом, поскольку, признаюсь, я не знаю, что должно означать это слово. Я, безусловно, отвергаю любые антропоморфные, персонифицирующие или анимистические интерпретации данного понятия, посредством которых многие ухитряются придать ему смысл». – Хайек честно признается, что не принимает Бога, потому что не понимает смысла сего термина, ибо нельзя ничего сказать о том, чего ты не знаешь, но тут же противоречит сам себе, не желая принять даже попытки придать ему смысл: «…Возможно, то, что люди подразумевают, говоря о Боге, является всего лишь персонификацией тех традиционных моральных норм и ценностей, что поддерживают жизнь их сообщества». – На наш же взгляд смысл понятия «Бог» в последнем определении, с порога отвергаемым Хайеком, выражен достаточно ясно. По крайней мере, такое понимание Бога прекрасно объясняет религиозные конфликты, что суть конфликты традиционных моральных норм и ценностей разных сообществ, иными словами, конфликты «Богов». Еврейская традиция также испокон веков объясняла антисемитизм как неприятие гоями еврейского Бога со всеми его моральными требованиями – и в этом она безусловно права, но в таком случае, если быть логичным, следовало бы также определить и семитизм как неприятие Бога гойского, и все точки над «i» были бы расставлены. Вся проблема лишь в том, что никто не хочет четко и ясно определить своего Бога, вместо этого все пытаются делать вид, что служат некоему универсальному абсолютному «богу», которого никто почему-то не знает и принимать не хочет, а то и вовсе своим настоящим богам присваивают чужие имена (для большей авторитетности), притворяться будто служат Христу, в действительности поклоняясь маммоне. И Хайеку следовало бы продолжить правильно начатый им дискурс: показать, каков в действительности «Бог» буржуазии. Впрочем, заповеди хайековской «нагорной проповеди» и так проступают в его трудах черным по белому, вот, например: «...соблюдение заповеди «люби ближнего своего, как самого себя» должно было бы препятствовать распространению расширенного порядка. Ведь живущие ныне в условиях расширенного порядка выигрывают, когда не любят ближнего своего, как самого себя, и вместо правил солидарности и альтруизма применяют при взаимодействии правила расширенного порядка (уважают частную собственность, выполняют заключенные договоры). Порядок, при котором каждый относился бы к ближнему своему, как к самому себе, мало кому позволял бы «плодиться и размножаться». Скажем, если бы мы считали своим долгом откликаться на все призывы о благотворительности, которыми забрасывают нас средства массовой информации, то это всерьез отвлекло бы нас от занятия той деятельностью, в какой мы наиболее компетентны» (там же). – Вот мы уже вышли на противоречие религиозных императивов: «люби ближнего» и «люби свою собственность» – Хайек стоит на том, что второй принцип способствует благополучию и процветанию всего общества в целом. Посмотрим, так ли это на самом деле.

Прежде всего, следует заметить, что заповедь «люби ближнего своего, как самого себя», собственно, никогда не была основным императивом катехизиса социализма. Социальная справедливость и примат интересов социума над интересами индивида, что составляет суть социализма, и «любовь» ко всему и вся, вовсе не одно и то же. Само понятие «ближний» своим существованием уже полагает дихотомию «не-ближний», а значит, какое-то качественное отличие первого от всех прочих все же имеется. Но, наверное, неспроста Хайек в своей полемике с социализмом вдруг стал опровергать эту древнюю Библейскую заповедь, императив которой подразумевает не столько общий абстрактный альтруизм, сколько укрепление братства внутри избранного еврейского социума, которому был чужд капиталистический индивидуализм с его «правами личности» (без долга перед ближними) и «уважением к частной собственности» (без уважения к собственности, принадлежащей всем, обуславливаемой общественным характером труда). Да и по христианскому учению ближний – это не каждый встречный и поперечный, но тот, кто актуально проявляет к тебе братское отношение, что наглядно показано в Евангельской притче о Добром Самаритянине (Лк. 10:30-37). Ближний – это также и всякий, кто нуждается в твоей помощи и заботе, оказывать которую предписывает Библейская заповедь. Также и живущие в условиях социалистического порядка, в отличие от условий хайековского «расширенного порядка», ничего не выигрывают тогда, когда «не любят ближнего своего», ибо в братской семье успех ближних определяет успех каждого отдельного индивида. И Хайек это хорошо знает, потому и завуалированно и извращенно критикует социализм за принцип солидарности, принцип братства. Впрочем, нельзя сказать, что все принципы, столь громко декларируемые теоретическим социализмом, в частности, принцип: «Человек человеку друг, товарищ и брат» были реализованы им на практике. Потому ведь и декларируют (призывают, увещевают), что хотят, чтобы было то, чего в действительности пока нет. Зачем же критиковать реальный социализм за то, чего в нем нет? Но может быть, принцип любви к ближнему вообще неосуществимая химера, никогда в действительности не существовавшая? Нет, вовсе нет, просто те, кто его действительно осуществляют, не кричат о своей любви на каждом углу. Когда отношения братства есть, то братья сами об этом знают, и им этого вполне достаточно. Этот принцип нередко осуществляется даже в сообществах, которые никогда себя социалистическими не признавали, и в качестве первого образца таких сообществ можно поставить еврейские общины, хотя везде и всюду свою образцовую солидарность евреи старались не афишировать. Гоям они, наоборот, всегда пытаются втереть мнение, что-де еврейское единство – это миф, ибо «на каждых двух евреев приходится по три мнения», однако это не мешает им сохраняться как народу, как нации и более того, как теневой организации, выживающей в любых условиях; именно этот «миф» позволяет евреям в их борьбе с антисемитами всегда выходить победителями. Есть чему гоям позавидовать. Так, Шафаревич в последней своей книге «Трехтысячелетняя загадка. История еврейства из перспективы современной России» пишет: «Русские живут под одним небом с исключительно сильной, «пассионарной» «исторической общностью», в ряде отношений гораздо более сильной, чем многие народы. Например – своим многотысячелетним историческим опытом. Или особенным «механизмом сплочения», выработанным эти тысячелетия, чувством – «как одна семья» по словам Гершензона и рабби Штейнзальца, – до которого нам, русским, еще очень далеко. Можно лишь с завистью прочесть одну из заповедей средневекового раввина приведенную Шахаком: Любить каждого еврея – значит заботиться о нем, как о самом себе. (Правда, в форме для русских чуждой: «заботиться о нем и о его деньгах, как о себе и своих деньгах».)». – Вот что такое «любовь к ближнему», эффективна ли она экономически, полезна ли политически – судите по евреям.