Основы теории новой Российской империи

Воложанин В.

По указанию Столыпина был организован всеобщий опрос крестьян. Результаты опроса показали, что 72% не выразили желания покидать общину, которая возникла на Руси еще в древности и была уникальной формой народного самоуправления и взаимопомощи. Но 28% изъявили желание постепенно отделиться, и за 3 года (1908—1910) из общины вышли 1,7 млн. крестьянских хозяйств (а 10,2 млн. – остались в общине).

Аграрные реформы, проводимые П. Столыпиным, не просто давали землю крестьянам, они гарантировали ее получение на льготных условиях. Таким образом, это лишало всякого смысла большевистский лозунг «Землю – крестьянам», с помощью которого революционеры хотели привлечь крестьянство к бунту. Столыпин это тоже понимал. Потому смысл его реформ состоял еще и в том, чтобы, проявив заботу о крестьянстве (и государстве в целом), воспрепятствовать

вовлечению крестьян в провоцируемые врагами России революционные процессы. Враги нашей государственности видели в Столыпине мощную преграду на пути осуществления своих разрушительных планов. Столыпин сознавал, что эта его политика грозит ему смертью. На него было совершено 11 (sic!) покушений, но он, несмотря ни на что, твердо и мужественно шел по пути служения Отечеству. Шел, ясно сознавая опасности, сопряженные с выполнением своего высокого долга: «Я понимаю смерть как расплату за убеждения», – сказал он. И он прошел свой путь с честью и достоинством, не устрашившись, принеся себя в жертву, ибо в священной государственности «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15:13).

Итак, политика, проводимая в России, активно защищала интересы «низов». Да, были бедствия, были проблемы, но с ними власть справлялась, действуя в интересах всего народа, в интересах государства, проводя смелые реформы, которые давали – иначе и не скажешь – фантастические результаты. И потому на фоне этих постоянных усилий власти сам собой, то есть объективно, никак не мог возникнуть бунт. Но если не было для этого объективных причин, значит, были причины субъективные. Значит, революционная ситуация, не имея возможности возникнуть сама собой, была кем-то инспирирована, организована и профинансирована. В свое время лорд Эктон дал оценку Французской революции, и эта оценка полностью подходит также к революции русской: «Самое ужасное в революции, – писал он, – это не беспорядок, но тайный порядок. Через весь огонь и дым мы вдруг начинаем видеть свидетельства присутствия все просчитывающей организации. Руководители остаются тщательно засекреченными и скрытыми под маской, однако их изначальное присутствие не вызывает сомнений».

Так же, как во Французской революции, в революции 17-го года в России против существующего порядка было использовано смятение – оружие войны, создающей ситуацию, смысл которой задан и понятен только тайным организаторам.

Нашу мысль об Империи как лучшей форме государственного устройства, при котором и верхи и низы, даже в период тяжелейших испытаний, и хотят и могут жить и править без революций и «великих потрясений», проиллюстрируем высказыванием Уинстона Черчилля, в то время военного министра Англии. Этот известный противник России и антимонархист, тем не менее, признавал: «…Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была в виду. Все жертвы уже были принесены, вся работа завершена. Долгие отступления закончились. Снарядный голод был побежден, вооружение притекало широким потоком: более сильная, более многочисленная, лучше снабженная армия сторожила огромный фронт, тыловые сборные пункты были переполнены людьми. Алексеев руководил армией и Колчак – флотом. Кроме того, никаких трудных действий не требовалось: только оставаться на посту и давить на широко растянувшиеся германские линии. Удерживать, не проявляя особой активности, слабеющие силы противника на своем фронте. Иными словами, держаться – вот все, что стояло между Россией и плодами общей победы… В марте царь был на престоле, Российская империя и русская армия держались, фронт был обеспечен и победа бесспорна. Согласно поверхностной моде нашего времени, царский строй принято трактовать как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но анализ 30 месяцев войны с Германией и Австрией должен был исправить эти легкомысленные представления. Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна.

В управлении государствами, когда творятся великие события, вождь нации, кто

бы он ни был, осуждается за неудачи и прославляется за успехи. Порицание или хвала за исход довлеют над тем, на ком авторитет верховной ответственности. Почему отказывают Николаю в этом суровом испытании? Бремя последних решений лежало на нем. Почему не воздать ему за это честь? Самоотверженный прорыв русских армий, спасших Париж в 1914 году, преодоление мучительного бесснарядного отступления, медленное восстановление сил, Брусиловские победы, вступление России в кампанию 1917 года непобедимой, более сильной, чем когда-либо. Разве не было в этом его доли? Тот строй, который воплощался в Николае II, которым он руководил, которому своими личными свойствами он придавал жизненную искру, к этому моменту выиграл войну для России».

Итак, не вызывает сомнения следующее. В момент нарастания революционного беспредела и апостасии Николай II, чтобы обуздать те силы, которые грозили могучей и жизнеспособной России гибелью, должен был взять в руки меч второго сословия и начать рубить головы мятежникам. Он этого не сделал, отстранился. Царь – в этом мы убеждены – не имел права так поступать. Должен был остановить Смуту, а не уходить с Престола. Этот грех он оплатил кровью всей России, своей кровью и кровью своей семьи. Да, может быть, и не нам судить, потому что Богу виднее… Но, во всяком случае, уроки для настоящего и будущего извлечь мы должны.

Если же говорить о возможных «революционных» ситуациях в наши дни, то современная Россия к сожалению, не обладает такой устойчивостью к «великим потрясениям», какой обладала царская Россия. Поэтому она может пасть от первого же серьезного удара. А удары, видимо, готовятся. Готовится ДЕмонтаж российской государственности, готовятся развал великой страны и ее кровавое падение; и, судя по всему, современная российская не-империя является в этом отношении намного более уязвимой, чем мощная Российская Империя 100 лет назад. На наш взгляд, если к моменту такого потрясения не будет восстановлена Российская Империи, то не будет уже далее и вообще России. Так что, дай Бог мудрости нашим руководителям, нашему народу, дай Бог нам всем понимания того, что без Империи, ее восстановления, нет у нас будущего, и дай Бог нам продержаться как можно дольше.

2.4. Момент исторического времени: «окно возможностей» 2012—2017 гг

2.4.1. Шанс консервативной революции во время переформатирования мира из Модерна в Постмодерн

Что касается возможности восстановления Великой России в качестве новой Российской Империи, то возможность такая у нас, бесспорно, есть. Но, судя по очень многим признакам, эта возможность ограничивается достаточно коротким временным периодом, а именно текущим десятилетием; или даже (и это наиболее вероятно) еще более ограниченным интервалом с 2012 по 2017 год. Фундаментальная эта возможность существует, во-первых, благодаря глобальному, то есть всемирному, но при этом противоречивому и нелинейному переходу от модерна к постмодерну, который происходит сегодня в разных странах, и происходит с различной скоростью и интенсивностью, и, во-вторых, благодаря тому, что любая смена принципиальных укладов характеризуется ослаблением старых механизмов контроля и одновременно неполным, запаздывающим запуском новых механизмов.

Напомним: сущностью модерна было преодоление премодерна (Традиции), а главной его задачей – устранение Бога. «Бог умер, и мы Его убили», – провозгласил Ницше. Бог теперь существует только в памяти, но не в жизни; дух и совесть заменены законом и моралью; традиционные империи заменены светскими национальными государствами. Человек же, созданный Богом по Образу и Подобию Божьему, заменен в представлениях Модерна человеком – разумным животным. И вот это «разумное животное» заняло теперь место «убитого» Бога.

Конец ознакомительного фрагмента.