Особенная дружба | Странная дружба
Шрифт:
Читая свой молитвенник, вероятно, Жития святых апостолов Петра и Павла, подошел Отец Лозон. Жорж припомнил первые слова службы в честь тех самых апостолов, и, по правде говоря, те первые слова были всем, что он тогда прочитал. Ты знаешь, когда я сажусь и когда встаю; Ты разумеешь помышления мои издали [Псалом 139:2]
Таким вот плохим концом завершился Великий поход. Для Жоржа подобная оценка приобрела ещё и ироническое звучание: Великий поход, несомненно, будет самым несчастным походом его жизни.
На обратном
Позади Жоржа и Люсьена среди весёлой компании шел и шутил Морис. У него имелось одновременно больше и меньше причин веселиться, чем он подозревал: тот, кто чуть было не добился его изгнания в связи с делом Отца де Треннеса, склонялся теперь к мысли, что будет исключён, правда, в компании с братом Мориса. В полном неведении о каких–либо проблемах, Морис просил одного из своих спутников повторить слова вальса и мелодию:
Blonde r^eveuse
Douce charmeuse,
Dans l'air tu fais flotter
Le parfum du baiser…
Блондинистый мечтатель,
Нежный обольститель,
Ты по воздуху носился
Благоуханием целуя…
Освоившись со словами и музыкой, Морис заявил:
— Рассуждая о чепухе, они заставляют нас заучивать её наизусть, когда существуют такие хорошие вещи, которым мы могли бы научиться!
Жорж сказал Люсьену:
— Помнишь, что он сказал на днях о танцах с Отцами? Выглядит так, словно я сам вступил в этот танец.
— Милая старая Саррдина, — ласково произнёс Люсьен, — Я полон раскаяния из–за случившегося. Если бы я не предложил ту проклятую хижину, ничего бы не случилось.
— Брось! Если кто–то и виноват, так это садовник, за то, что что не вымел сосновую хвою. Кроме того, я должен тебе за идею насчёт оранжереи, к тому же, никто и никогда не заставал нас там.
Едва ли он мог сказать Люсьену, что щепетильность излишня, так как именно из–за него выгнали Андре. Они были квиты.
Неподалёку от Сен—Клода у дороги Жорж заметил срезанные ветви с листьями — напоминание о праздновании Святейшего Сердца Иисуса. Они миновали их на своём пути утром, но он тогда не заметил, что листва умерла: он поднял глаза и посмотрел в сторону горы.
Он возвращался побежденным в дом, который оставил торжествующим. Ему казалось, что все изменилось, что жизнь ушла из этого места, не оставив ничего, кроме камней. Колледж потерял очарование сада и никогда не случится того, что он обещал Александру. Как же ему хотелось, чтобы стены вокруг него оказались в руинах, а отброшенные окурки сигареты спалили ту хижину!
Обед оказался оживлённым событием. Даже настоятель, со своими растрепанными волосами, имел, несомненно, озорной вид! Жорж проголодался даже меньше, чем в тот вечер, когда выгнали Андре. Он и Александр, вероятно, были единственными, у кого длительная прогулка не вызвала аппетита.
Он взглянул на мальчика, чье отцовское имение стало местом действия для событий, случившихся этим днём — того, кто играл роль отца Жоржа в Les Plaideurs. Он, счастливец, вернулся возвеличенным башенками замка, кофе со льдом и хлопковыми полями. Но в хижине его садовника самая прекрасная дружба всей школы потерпела фиаско.
В общежитии Люсьен сделал еще одну попытку развеселить Жоржа.
— Я удивляюсь, — сказал он, — из–за чего ты так тревожишься. Ты забыл, кто ты? Помни, что через двенадцать дней ты будешь получать первые призы за выдающиеся достижения, трудолюбие, и так далее — их множество. Отцы в восторге, что такое имя возглавляет их почётный список. Целый год ты блистал во всём, считай — Академия, Конгрегация, хор в день Святого Клода, кафедра в трапезной, и игра в пьесе. Все они хотят удержать тебя здесь, и позволить тебе делать то, что тебе нравится. Но тебе нужно понять, как достичь этого, как получить большую часть твоих преимуществ. Ты думаешь, что они собираются вышвырнуть тебя вон. Ну, так вот, если бы я был на твоём месте, то я бы поставил свои условия, чтобы остаться тут.
— Что касается Александра, то Отец Лозон, должно быть, точно хочет, чтобы тот оставался в колледже. По правде говоря, у него нет выбора, так как он поручился за Александра перед настоятелем три месяца назад. Более того, утряслось ли всё с семьей Александра три месяца назад? Ну, понятно же, что ему пришлось утрясать и там! Он же не может просто признать, что был ослом! Таким образом, даже если предположить, что он готов признать перед настоятелем, что был неправ — родители Мотье задумаются о том, что им делать с человеком, который исправляет всё к Пасхе, но снова все портит на Троицу?
— Нет. Как я уже сказал, сегодняшнее дело, точно следуя прецеденту, установленному последним скандалом, закончится ничем, кроме незначительных нотаций. Ты и Александр, явитесь белыми как снег после хорошей ванны в святой воде. Вам придётся быть более осторожными в следующем году, но у вас всё будет хорошо. Вашей дружбе не будет дозволено погрузиться в спячку «капуанской неги» [Les d'elices de Capoue, фр. — легкие радости и расслабление]. Вы будете постоянно находиться на чеку, все сложится так, словно вы начинаете сначала. Мое отдаление от Андре имело тот же эффект: Небеса, очевидно, полны решимости хранить всех нас, четырех, от обычной лёгкости бытия.