Особенная дружба | Странная дружба
Шрифт:
Отец Лозон указал на стул перед собой. Он по–прежнему демонстрировал уважительность, только на этот раз всё проходило без Александра. Сам Отец Лозон сидел на обычном стуле. Как правило, раньше он занимал кресло. Некоторое время он молчал.
Быть может, он вспоминал тот день, когда, после их первой эскапады, Жорж и ангел колледжа были вызваны им на суд?
— Я не знаю, — заговорил он наконец, — является ли развратом или неосведомлённостью то, что преобладает в вас. Маленькая игра, которую я прервал вчера, едва ли была рассчитана на то, чтобы подготовить меня к лицезрению вас на причастии этим утром. Я благодарю Бога, позволившему мне поймать вас на святотатстве,
Его голос стал громче, а тон — более властным. Неподвижным лицом он уставился на Жоржа. Вступительные слова священника, и его надменная, доминирующая манера умозаключений провоцировали Жоржа на дерзость. Но он смирил свою гордыню, оказавшуюся менее вспыльчивой, чем у Александра. Она также не зависела от того, что думал о нем Отец Лозон. По пути в комнату Отца он твердил себе: «Помни — хитри, хитри — будь таким же хитрым, как лис». Тут же он вспомнил ответ, который использовал, дабы избежать любознательности Отца де Треннеса, и который спас Мориса от любого фактического дознания настоятеля; стандартный ответ Сен—Клода. Он произнёс:
— Я причащаюсь каждый день, и никогда не делаю подобных исключений в состоянии благодати. Вы не имеете права сомневаться во мне, судя только по моей внешности.
— Я больше в вас не «сомневаюсь». Я знаю, и мое знание пришло, увы! из бесспорного источника — сакральные вещи никогда не имели для вас значения. Что касается вашей внешности, то ваше благочестие никогда не имело с ней ничего общего. И вы ещё смеете использовать такие термины, как «в состоянии благодати»? Отныне воздерживайтесь от осквернения таких выражений! Тайная жизнь, которую вы ведёте, является отрицанием веры.
— Я клянусь вам, — твердо сказал Жорж, — что вчера состоялась моя первая встреча с Александром Мотье в этом семестре.
— В таком случае могу только сожалеть, так как Александр Мотье только что сказал мне, что вы и он сумеете встретиться в будущем вопреки всем моим действиям, как всегда делали в прошлом. Ваше единственное средство избежать сквернословия ложных клятв — не давать их, так же, как ваше единственное средство продемонстрировать почитание таинств — воздержание от них в дальнейшем, после гнусного издевательством над ними.
— Не утруждайте себя, не приходите ко мне на исповедь. Этот особый преступный обман зашёл уже слишком далеко. Я передаю руководство над вашей совестью вам, если я, по правде говоря, когда–нибудь осуществлял его. Поверьте мне, это настоящее горе, ужасающее меня, что я таким образом должен отказаться от вас, но я не позволяю себе обманываться более одного раза. Оставляя вас в Божьих руках, я продолжу молиться Ему, чтобы Он просветил и спас вас в трудную минуту, с помощью тех средств, которые Он изберёт.
— В остальном, касательно лишь светских аспектов этого дела, то у вас нет нужды излишне беспокоится. Я ничего не скажу ни монсеньору настоятелю, ни кому–либо еще. Но, само собой разумеется, я обязан предупредить ваши семьи о том, что вы и юный Мотье можете предпринять какие–либо попытки любого рода, войти в контакт друг с другом. Поймите, я требую от вас только одного: не возвращайтесь сюда в следующем году.
Вопреки соображениям Люсьена, Жорж предвидел требование, представлявшееся ему неотвратимым. Его случай имел в основе ту же природу, что и у Отца де Треннеса. Настоятель разорвал свою дружбу с человеком, злоупотребившим его доверием и отошедшим от его принципов, имевших для него значение. Отец Лозон не стал оказывать ему большего милосердия; к тому же, он мстил за себя и за Бога. Кроме того, он невольно мстил и за Отца де Треннеса.
Следовательно, Жорж был понижен до уровня мальчика, которого выгоняют из школы; имелась большая разница между представленным положение дел и реальностью. Он был удивлен тем, что не разрыдался. Хотя его ясная выдержка не омрачилась его страданиями. Вместо этого она подсказала, что он мог бы сделать последнее усилие в попытке смягчить сердце своего противника. Он вынул носовой платок, надушенный им утром, и нарочито поднёс его к глазам.
— Умоляю вас, — произнёс Отец, — избавьте меня от этой комедии. Ваши слезы ложны. Единственная истинная вещь в вас — этот аромат. Там, в горах, вы открыли мне окно в своё сердце. Сквозь него я увидел ложную гордость, лицемерие, и даже более серьезный порок. Как мне жаль будущего маркиза де Сарра!
Жорж сделал вид, что вытирает нос, а затем хладнокровно убрал носовой платок в карман.
Отец Лозон продолжил:
— Мне остаётся лишь сообщить о планах, которые я совершу в течение последних нескольких дней семестра. В конце последнего семестра я уже предпринимал определенные шаги, чтобы справиться с вашим соучастником; само собой разумеется, что эти меры будут соблюдаться строже, чем когда–либо. Я поработаю над ними и для вас. Ни при каких обстоятельствах вы не сможете отлучиться из своей группы. Во время больших перемен, будьте так любезны, не ходите на фортепианную практику — просьба пожертвовать несколькими минутами гармонии едва ли чрезмерна. Во время занятий в студии не должно быть никаких визитов к вашим учителям; если у вас появятся какие–нибудь вопросы к ним, расспросите их в конце урока. На репетициях Les Plaideurs вы не сможете покидать ваших компаньонов.
— Ваш воспитатель получил указание не выпускать вас из комнаты в одиночку. Чтобы сохранить ваше лицо, и, некоторым образом, моё, я сказал ему, что вы попросили меня применить это ограничение к вам в качестве обета смирения. Я прошу вашего и его прощения, из–за попытки прикрыться этим выражением, которое, на самом деле, достойно вас. Но я добавил, что причиной обета является желание отвратить вас от курения, что, по крайней мере, является полуправдой, не так ли?
— Возможно, у вас создалось впечатление, что, кроме вашего изгнания, я не смогу наложить на вас никакого другого наказания. Однако существует одно, которого невозможно избежать: оно, в некотором роде, моральное. Естественно, я не имею в виду, что выгоняю вас из Конгрегации, где, как я надеюсь, вы не будете иметь наглость появиться снова. Нет, это затронет вас более близко; это касается одного из ваших призов. Есть определенные лавры, которые я не могу позволить вам получить — награду за религиозное обучение, к которой, как я был информирован, вы имели все основания стремиться. Вы должны признать, что шутовство в этом случае было бы чрезмерным. Хуже того, это стало бы своего рода святотатством, чего я не могу допустить.
Итак, решающее тайное сочинение по религиозному обучению состоится послезавтра. Это даст нам возможность решить вопрос без уведомления любой третьей стороны об этом прискорбном случае. Все, что вам нужно сделать, так это написать посредственную письменную работу — естественно, не слишком плохую — такую, чтобы вы гарантировано не получили приз. Если же вас наградят accessit [поощрительным призом, от латинского «accessit» — близко подошёл], то это совсем другое: он останется призом за вашу хорошую память, воображение, иронию, и — я, конечно же, не повторю этих слов — за ваше смирение.