Особенности брачной ночи или Миллион в швейцарском банке
Шрифт:
— Ш-ш-ш, — он прикрыл мне рот ладонью. — Не бойся.
Я не то чтобы боялась, я вся заледенела от дикого страха. От того страха, который заставляет шевелиться волосы на затылке, останавливает сердце и подгибает ноги.
— Ш-ш-ш… Обещаю, с тобой ничего не случится. — Он откинул капюшон моего плаща и шептал одними губами, почти уткнувшись в волосы:
— Мы только дождемся одного человека, ты выйдешь из-за надгробного камня и немного постоишь, он увидит тебя, а я посмотрю на его лицо…
— Ухху-у, — ухнул над нашими головами филин, прошелестели крылья и черная тень на мгновение потушила свет луны. Я не поверила ни единому его слову.
Маркграф вжал меня в камень огромного креста, который стоял угрюмым стражем рядом со свежим холмиком земли. Я слышала галоп его сердца, сердца мужчины, охваченного азартом погони. Я чувствовала его руку, сильную руку, обнимавшую талию. Я слышала его дыхание, от которого колыхалась прядь волос на виске. Я ощущала его взгляд, я чувствовала томление его тела и с замирающим сердцем ждала, что вот-вот он набросится и будет терзать мое тело.
— Не бойся… — шепнул он, и мне почудилась улыбка на его губах.
Тишина выползла из-под земли туманной дымкой и пала на траву предутренней росой. Холод стал пробираться по ногам, поднимаясь все выше и выше. Я вся заледенела то ли от страха, то ли от ночной прохлады.
В серой предрассветной мгле скрипнула дверь. Шорох шагов. Кто-то взболтал жидкость, сделал щедрый глоток и облегченно вздохнул. Бесформенная тень подкралась к свежему холмику, настороженно оглянулась и вновь приложилась к фляге. Удовлетворенно крякнув, тень вонзила заступ в землю и, натужно отдуваясь, копнула могилу несколько раз. В траве прошуршала мышь, фигура застыла, потом ожила, провела ладонью по лицу и в сердцах выругалась. Жидкость из фляги перетекла в глотку, тень удовлетворенно рыгнула и энергично принялась за дело.
— Дьявол их все забери, — бормотал землекоп, зло налегая на лопату. Комья летели в стороны и падали на соседние надгробья с сухим стуком.
Маркграф распустил завязки плаща на моей шее и легонько подтолкнул вперед. Плащ остался в его руках. Я сделала шаг, потом еще и еще и остановилась возле самой могилы. Бесформенная тень не обратила не меня внимания, ожесточенно разбрасывая землю и чертыхаясь сквозь стиснутые зубы. Мне пришлось подойти вплотную и дернуть его за полу камзола.
— А-а-а! — закричал, обернувшись, Магнус и выронил лопату.
— Дядя, что ты здесь делаешь? — маркграф появился из-за креста, подошел к могиле и взглянул в выкопанную ямку.
— Хендрик, Хендрик! — На Магнуса было жалко смотреть. Он весь побелел и держался руками за левую сторону груди. — Ты чуть не свел меня в могилу!
— Вот в эту? — племянник носком сапога поддел комок земли и столкнул его вниз.
— Я так и знал! Я так и знал! — толстяк обессиленно опустился на землю, достал из-за пояса флягу и потряс ее. Фляга была пуста.
— Что ты знал? — Маркграф наклонился и схватил дядю за отвороты камзола так, что ткань затрещала. — Что ты знал? Ну, говори!
— Я так и знал, что ты пошутил! — закричал дядя, вжимая голову в плечи. — Ты обманул всех нас! Зачем ты это сделал?! Я старый и больной человек! Я же на своих плечах нес ее гроб! Я плакал, как дитя, когда отец Бонифаций сказал «амен» и первая горсть земли упала на крышку! А теперь ты хочешь, чтобы мы все опять поверили тебе?! Ты злой! Ты отвратительный! Ты — исчадие ада! Ты смеешься над нами…
Магнус плакал настоящими слезами, размазывал их кулаком и шмыгал носом. Маркграф стоял над ним, в растерянности потирая подбородок. Из последних сил я добрела до стены часовни и прислонилась к холодному камню пылающим лбом. Сердце мое разрывалось на тысячу клочков от жалости к Магнусу и ненависти к Хендрику. Но больше всего мне было жаль несчастную Агнес, тело которой покоилось в земле, а тень ее водил за собой маркграф, безжалостно обманывая доверчивых родственников.
Над головой послышался шорох, и будто затворилось стрельчатое окно часовни. Там кто-то был, еще одна тень, которая видела всю сцену у могилы Агнес от начала до конца. Я взглянула в дверной проем, но там было темно и тихо, лишь потрескивали фитили догорающих поминальных свечей. И вдруг откуда-то из подпола послышался слабый голос:
— Аньес, Аньес, любовь моя, где ты?.. — Шепот напоминал милый образ Блума. Его бледное лицо, темный пушок на верхней губе и молящие глаза. Его несмелые поцелуи, неумелые руки и вздымающуюся от горестных вздохов грудь. Мне вспомнился его шепот: «Господи, ну, когда же настанет день свадьбы?! Когда же ты станешь моей?!» Душа рвалась на части, и хотелось рыдать в голос. Кровь стучала в висках, а в вышине ухал филин, вторя погребальному звону колоколов.
И я заткнула уши, чтобы ничего не слышать.
Глава 9
Год 2005, перед рассветом
Я прислушалась. Кажется, шаги… Мне почудилось, будто кто-то тихо прокрался по коридору, на секунду замерев под дверью номера… Нет, показалось. В гостинице стояла тишина самого темного предрассветного часа, когда молчат телефоны и портье дремлет, пользуясь коротким затишьем.
Ночь раскинулась над Женевским озером рыболовной сетью, которую поставил невидимый рыбак для ловли звезд. Мои мысли запутались в том неводе. Я лежала без сна, в смутных видениях и грезах. Мерещились мне крепостные стены, подъемный мост через ров, старый замок со стрельчатыми окнами, башня, где умерла несчастная Аньес, тень шута, тихо плачущая у могильного камня…
Ах, какая красивая и грустная легенда! Совсем не похожа на ту, что довелось мне читать в детстве. Как странно! Ничего общего, в одной — красивая любовь и злая соперница, в другой — несчастная любовь и жестокий рыцарь… Какая же из легенд говорит правду? Впрочем, кое-что общее в двух сказках все же есть: алмазный венец, который исчезает в конце, с тем, чтобы наказать зло. Известный прием в народных сказаниях.
Интересно, как выглядел этот венец? Месье Варкоч говорил, что на старинных портретах можно его увидеть… А еще любопытно было бы посмотреть на первых владельцев Грюнштайна. Какие они были? Я представляла их свирепыми бородачами в блестящих доспехах, а жен — чопорными дамами в темных платьях. С исчезновением алмазного венца и утратой воинского пыла они наверняка превратились в скучных бюргеров и анемичных аристократок.
Последний владелец рисовался усохшим стариканом в белой панаме, застегнутым на все пуговицы, с моноклем в глазу. Похоронив жену и не в силах перенести одиночество наедине с воспоминаниями, он продал родовое гнездо и отправился в морское путешествие в Индию. И сейчас сидит в плетеном кресле на палубе океанского лайнера, смотрит вдаль немигающим взглядом и вспоминает ушедшую молодость… А без его подписи я не смогу вернуть деньги и воплотить в реальность мечту о Багамах, гамаке и мачо с гитарой…