Особенности брачной ночи или Миллион в швейцарском банке
Шрифт:
Он почесал тонзуру, опять склонился над книгой и стал листать страницы, бормоча под нос. Мне так хотелось расслышать, что же он там бормочет, что я вся распласталась по камням, приникнув к отверстию глазом. Под правой ладонью что-то щелкнуло, часть стены стремительно ухнула вниз, и я чуть не вывалилась в комнату, с трудом удержавшись руками за шершавые камни.
Отец Бонифаций в задумчивости вскинул голову и уперся взглядом в открывшийся провал. Нижняя губа у него отвисла, глаза полезли на лоб. Он покрылся мертвенной бледностью и, кажется, обмочился. Опять раздался щелкающий звук, и стена вернулась на место, разделив нас.
— А-а-а!!! — заорал святой отец и опрометью бросился вон из комнаты. Что он там бормотал о «белой даме — за блуд наказание»? И что такое ему показалось «уже интересным»?
Как я ни пыталась найти потайную пружину, мне так и не удалось открыть дверь еще раз. Лишь стерла все ладони.
— Мьяу! — нетерпеливо тронул лапой Шарльперо подол исподней сорочки и потрусил по коридору, задрав хвост штандартом.
Я двинулась за ним, освещая пусть зыбким светом огарка. У разветвления кот остановился, подождал меня и уверенно направился в правый рукав потайного хода.
— Скотина он, самая настоящая скотина, — всхлипнул рядом женский голос, и я остановилась.
Звук шел из медной трубочки, которая торчала из стены. Я затаила дыхание и прислушалась.
— Конечно, скотина, — согласился другой голос. Судя по тембру, он принадлежал женщине в годах.
— Жирная, вонючая, хитрая скотина… Господи, как же я устала от его хамства!.. И эти сплошные тайны… Ну скажи, почему он до сих пор не обвенчался со мной? Я что — уродина какая-нибудь? Или простолюдинка? Или репутация моя низка?
— Конечно, нет…
— А почему же он тайно приходит ко мне? Кричит на весь замок, что на охоту, а сам по лестнице для прислуги в мою опочивальню! Он просто трус и ублюдок!
— Конечно, трус и ублюдок…
— И пьет, как скотина… Вся их семейка такая. Я же помню, какие пьяные истерики закатывала его сестрица! Ее даже заточили в башню. Она была сумасшедшей…
— Нет, она не была сумасшедшей. Она была несчастной женщиной…
— Что ты болтаешь? У нее было столько драгоценностей! Она не могла быть несчастной!
— Конечно, не могла…
— И что проку от него? Другие любовники хотя бы дарят своим возлюбленным подарки в утешение… А он все: подожди, да подожди, будет тебе драгоценность с желтым камнем! Где это видано, чтобы драгоценности были с желтыми камнями?! Янтарь носят только простолюдинки!
— Конечно, простолюдинки…
— И чего ради я терпела эту скотину? Давно бы уж вышла замуж за какого-нибудь достойного человека… Можно подумать, у меня и нет никого! Да если бы я захотела…
Хлопнула дверь и женщина замолчала.
— Катарина, дай что-нибудь пожрать… — послышался очень знакомый мужской голос.
— Ступай, — сказала женщина, — и не болтай со слугами.
— Катарина, я долго буду ждать? — повысил голос Магнус.
— Уже иду…
— Вот так-то лучше… Нет, задери сначала юбку…
Я покраснела и двинулась дальше. Шарльперо деловито трусил впереди, то и дело принюхиваясь к одному ему ведомому запаху.
Глава 19
Год 2005, глубокая ночь
Сухие поленья в камине занялись ровным огнем, и потянуло запахом дыма, уюта, тепла и спокойствия. Я смотрела на оранжевые языки пламени, по-змеиному вкрадчивые и обманчиво нежные, и представляла себе последние минуты жизни Оливии. Такой молодой, богатой и беспечной. Зачем она приехала в Грюнштайн? Зачем назначила встречу бывшему мужу? О чем она собиралась с ним говорить? Почему ее укусила змея? Какое странное совпадение, что в легенде также говорится о смерти молодой хозяйки замка от змеиного яда.
— Какое странное совпадение… Легенда о Грюнштайне… — проговорила я, уставившись немигающим взглядом на оранжевые жала огня.
— Да, вот это и есть самое загадочное в смерти Оливии, — согласился сыщик. — Полиции не пришло в голову связать легенду и сегодняшний день. Они не догадались, что змея — это…
Я ждала продолжения, но он замолчал. Впрочем, я была с ним согласна. Да, действительно странно, что Оливия умерла от ядовитого укуса, как в легенде.
— Анри, ты веришь в легенды?
Он не ответил, и я повернула голову, чтобы взглянуть на него. И смутилась. Было что-то в тенях на его лице такое печальное, будто стоял он на пороге, за которым начиналась Великая Скорбь, будто готовился он шагнуть туда и знал, что нет дороги назад, и будто уповал он на соломинку, а той соломинкой была я. Вот такими странными показались мне тени на его лице. Я смутилась.
— Легенды лгут, — проговорил он, и был его голос безжизненным, как шелест осенних листьев. — Легенды — это красивые одежды для уродливой жизни… В них — любовь, верность, отвага… А здесь — ненависть, предательство и трусость. Люди слагают легенды, чтобы оправдать себя, свое время… Но все же в каждой легенде есть рациональное зерно. Его надо уметь найти. Я тебе сейчас кое-что покажу.
Он подошел к одному из книжных шкафов и вынул толстенную книгу в старом кожаном переплете с медными застежками, бережно положил ее на стол и раскрыл на середине. Между пожелтевшими листами была заложена шелковая лента, выцветшая и ветхая от времени.
— Что это?
— Эту книгу написал неизвестный придворный мудрец на заре второго тысячелетия, году, эдак, в тысяча триста пятидесятом. Он описал историю Грюнштайна в стихах, начиная с его основания. Изложил биографии первых маркграфов, присовокупив многозначительные пророчества. Называется сей труд: «Умозрительные рассуждения о сущности вопроса».