Шрифт:
Посвящается памяти боевого товарища
Назарова Алексея Александровича
Часть первая. Вознесение
Ранним утром 24 сентября 2042 года два джентльмена с определенным местом жительства возвращались домой с добычей. Место жительства джентльменов было более чем определенно – это открытый участок теплотрассы в районе города Москвы под названием Бирюлево. Это и был их, что называется, дом родной. И не только их. Благодаря неустанной и круглосуточной заботе чуткой родины, социальная поддержка населения достигла невиданных высот. А началось это еще в 2000-х, правда, началось робко и как бы нехотя. Сначала разрешили народу собирать валежник, народ вздохнул с облегчением – сейчас заживем! Дальше больше – заботливая родина в лице Главного по заботе о населении разрешила выращивать на
Звали этих джентльменов тоже вполне обыденно для наступившей эпохи процветания – Беляш и Тузик. Вернее, звали их в былые времена несколько по-другому, но прошедшие реформы, подошедшие к концу природные ресурсы необъятной некогда родины, а также личное участие Главного по заботе полностью искоренило потребности в произнесении длинных и никому не нужных имен. Простота содержания легко и ненавязчиво вылилась в простоту формы. Действительно, кому какое дело, что в далеком теперь уже прошлом, два специалиста трудились в крупном холдинге, занимали не самые кислые посты и даже в кошмарном сне не могли себе представить, что обретут место жительства в виде теплотрассы и погоняла Тузик и Беляш.
Так вот, возвращались наши джентльмены с добычей, а именно со свежеполученной от ПФР пенсией к себе в жилище. Тут, возможно, у пытливого читателя возникнет вопрос, зачем же, получив пенсию, спешить домой – не прекрасней ли зайти со свежей, только что полученной пенсией в магазин, купить еды, выпивки и вообще всего, чего пожелает душа, в рамках, конечно, остатка от потраченных на еду денег. Но тут должен сообщить читателю, что в то время дело с получением и расходованием пенсий населением по прямому назначению – то есть на еду, обстояло совершенно по-новаторски. Очередная гениальная реформа Главного заключалась в том, чтобы уйти от выплаты пенсий в деньгах и прийти к выплате пенсий продуктами питания. Как в свое время так называемые молодые реформаторы предлагали монетизацию льгот, так совершенно естественно Главный волевым решением провел демонетизацию льгот населения и перевел выплату всех социальных льгот, дотаций, пенсий, а также материнского капитала в натуральную величину, а именно – в продукты. А поскольку закрома родины во время столь новаторских реформ заметно поистощились, и выдавать продукты гражданам в виде продуктовых наборов прошлых времен возможности уже не стало, было принято оригинальное решение выдавать эти самые продукты с мусорных баков крупных и не очень супермаркетов, естественно, в порядке очереди, под расписку и строго не более пяти килограммов в одни руки, проще говоря, с помойки. Дело возглавил ПФР. Но поскольку никаких денег в этом, да и в любом другом фонде давно уже не осталось, фонд вместо Пенсионного был особым указом Главного переименован в Помоечный и сразу же приступил к выполнению своих обязанностей. Выглядело это так. Рано утром к задним дворам магазинов, участвовавших в программе, подъезжал большой черный автомобиль ПФР (аббревиатура осталась прежней, но смысл заиграл новыми красками), из которого вальяжно выходил чиновник фонда и нехотя открывал багажник. Далее открывались двери магазина, и мятые грузчики вывозили пенсионный актив. Чиновник лениво и брезгливо осматривал поддоны, выбирал наиболее подходящее, по его мнению, и перекидывал в багажник авто. Закончив процедуру, которая по-научному называлась «отчисления граждан в ПФР», а по-народному «грабеж», чиновник так же нехотя и лениво закрывал багажник и командовал грузчикам: «Выноси!». Грузчики выносили из магазина огромные – где они их только нашли – весы с трясущейся стрелкой и ржавыми гирями, и таинство начиналось. К моменту выноса весов, как правило, к задворкам магазина уже тулилась огромная очередь. Пенсионеры, инвалиды, беременные, старухи, сироты и прочие категории граждан, имеющие право на «пенсию и пособие», стояли плотным рядом, ругались, плевались и поминутно вспоминали Главного и его родственников по материнской линии.
Но у Беляша с Тузиком эти хлопоты были уже давно позади. А впереди был чудный завтрак, обсуждение последних политических и экономических событий, как в их собственной жизни, так и в целом – стране и мире, и, конечно же, заслуженный отдых: получение пенсии штука – утомляющая, требующая хорошей физической подготовки и навыков ведения ближнего боя.
Расположились, как обычно, перед теплотрассой на специально отведенной площадке. За этим строго следили местные пожарники и очень радовались новичкам, то есть тем, кто только был выселен банком из ипотечной квартиры за долги и попал под программу «Босой семье – доступное жилье». Новички обычно громко возмущались теми двумя погонными метрами теплотрассы на человека, которые заботливое государство предоставило взамен отобранных квартир, и часто нарушали правила, в том числе и пожарной безопасности, – начинали жечь костры, готовить еду, а также курить в тех местах, где им приспичило. Радостные пожарники сидели в засаде и выслеживали зорким глазом новичков – штрафы за это дело были немалые. Впрочем, как и за все остальное. Беляш с Тузиком новичками не были, однако попасть под раздачу пожарных им в этот день было все-таки суждено…
Тузик начал ревизию свежеполученной «пенсии», а Беляш возился с костром. Специально отведенное место для приготовления еды представляло из себя яму глубиной около полуметра и метр в диаметре. По бокам друг напротив друга по краям ямы были воткнуты две рогатины и на них кинут сверху толстый прут арматуры – держатель для котелка. Вся эта конструкция располагалась «не ближе, чем в двух метрах» от жилища граждан, то есть в трех шагах от спальных мест теплотрассы. Рядом с ямой, в полном соответствии с правилами пожарной безопасности, стояло большое металлическое ведро с какой-то мутной жижей. Беляш снял с рогатин арматуру, отложил в сторону – скоро ж понадобится, отодвинул подальше ведро и приступил к розжигу. Дрова были поблизости – их жилище располагалось в бывшей промзоне на улице Подольских Курсантов – деревьев вокруг было полно.
Тем временем Тузик разложил провиант. В этот раз им досталось восемь батонов хлеба, несколько упаковок сухой вермишели в прозрачных, видимо, выцветших от старости пакетах, несколько банок консервов неизвестного содержания и производителя – все надписи на банках были сильно затерты, а также десять бутылок водки и одна, неизвестно каким чудом упущенная из виду и работниками магазина и господином из ПФР, бутылка некогда безумно дорогого коньяка Хеннеси ХО. Тузик и Беляш воззрились на Хеннеси. Подобной роскоши они не видели со времен работы в Холдинге и смотрели на бутылку, как бандерлоги на Каа. Первым очнулся Беляш.
– Так, значит, предлагаю, начнем с водяры, а этим, – ткнул пальцем в коньяк, – будем полировать… смаковать будем, когда насытимся.
– Дурак ты, Беляш, – ответил Тузик. – Кто ж такие вещи после водяры пьет? Ты зенки зальешь, потом ни запаха, ни вкуса этой росы божественной не почувствуешь, а утром даже и не вспомнишь, что пил.
Мдя, вздохнули друзья, дилемма. Как ни крути, никак им Хеннеси не заходит. Если с него начать – какая ж водяра потом полезет, а если им заканчивать, то он уже и сам от водки ни вкусом, ни запахом отличаться не будет… В общем, щекотливая ситуация.
– Давай так, Беляш, разводи костер, пару банок консервов разогреем, бутылочку водяры таки хряпнем и решим, чего с коньяком делать, лады?
Костер горел высотой сантиметров двадцать. Над ним на «шампуре» из арматуры висели подвязанные на проволоке две банки консервов – разогревались. На саму арматуру Беляш нанизал хлеб. Абрис завтрака начал потихоньку вырисовываться.
– Ну, вздрогнули, – сказал Тузик и опрокинул в себя первые полбутылки разом.
– И вам не хворать, – ответил Беляш и присоединился к товарищу.
Сентябрьское утреннее солнце набирало обороты, поднимаясь все выше и выше и нагревая прохладный уже ночами воздух. Друзья поели и приступили к обсуждению плана.
– Ну, чего с коньяком-то делаем? – не унимался Беляш. – Давай жахнем, уж очень охота!
– Тебе чего, водки мало? – ответил Тузик. – Только ж пенсию получили.
– Так это ж на ме-е-есяц. – Беляш грустно вздохнул… – А так хочется праздника для души!
– Ну вот, – ответил Тузик, – на свой вопрос ты и ответил. Давай на праздник какой его оставим, ну или в гости кто зайдет! Это ж такая вещь… До нее тянуться надо, дорасти!..
– Тянуться надо?.. – Беляш хитро сощурился. – А ты знаешь, Серега, почему ты в Холдинге всю жизнь замом работал? Почему тебя выше никто не двигал?
– Почему?
– Да потому что деревянный ты по пояс, причем неизвестно, с какой стороны, и мыслишь узко. Кто ж к таким вещам тянуться-то должен, совсем чердак потек? Тянутся-то люди нормальные к знаниям с умениями, добро творить тоже тянутся – до этого-то точно дорасти надо, не каждый способен, к семье люди тянутся, ну к бабам на крайняк. А ты из обычного, хоть и дорогого пойла культ делаешь. Очнись, Тузик, и так со всех сторон нас оскотинили, только одно осталось – самим скотами не быть, а ты туда же – тянуться надо, мол, к бухлу-то! Нет у нас с тобой праздников никаких, и гостей тоже нету.