Особенности укрощения небожителей
Шрифт:
— Странно, мало того что один, так еще и так тянется к людям.
Проверь, у него нет маячка? Может, откуда-то из дельфинария уплыл или из научно-спасательного центра? А еще лучше вылезай. Мало ли…
— А может, это проделки Гринписа? — предположила слегка бледноватая на вид Аллочка.
— Проделки? — отплевываясь от морской пены и успокаивающе водя ладонью по упругому плавнику, переспросила я.
— Ну да, они ж многие дельфинарии по всему миру позакрывали. А обитателей выпустили «на волю». Только вот что дельфины, что остальные морские млекопитающие уже успели привыкнуть к людям. И получается как сейчас.
— Аль, меньше читай непроверенные
— Вылезай, потом лекцию продолжишь! — напряженным голосом выдал Паша.
— Не хочу вылезать, — нелогично и упрямо мотнула я головой. Сама от себя не ожидала, но вот. — Он хороший. Я… я… хм, будешь Яшкой!
Косатка весело запищала и несколько раз дернула хвостом, как большая собака. А потом и вовсе обдала команду фонтаном воды из дыхала.
Мы бултыхались в океане несколько часов. Поскольку ревнивый Яшка отогнал от нас все дельфиньи стаи, ему самому пришлось стать героем передачи. И в целом вышло даже лучше, чем задумывалось. Косатка ведь тоже дельфин, только большой. И очень умный. А еще игривый и ласковый…
Из воды меня пришлось выволакивать едва ли не силой. Казалось, у меня не то что пальцы, даже щеки от воды сморщились. И когда яхта направилась обратно к берегу, я поймала себя на мысли, что, если мои сопровождающие отвлекутся, я… прыгну обратно?
Нет, Жень, тормози. Это что-то уже за гранью. Уф-ф-ф…
— Ну и куда ты плывешь? — тихонько, себе под нос, спросила я, глядя, как неумолимо разрезает волны черный плавник чуть позади и сбоку идущей на дизельной тяге яхты. — Эй! Ну куда? Мне тоже очень грустно расставаться, Яшка. Но ты ведь не котенок и даже не какое-нибудь экзотическое наземное животное. Я бы, наверное, даже гималайского медвежонка смогла провезти и как-то пристроить на даче, но вот косатку…
— Надеюсь, он не пойдет за нами в бухту, — с тревогой заметил проводник, положив руки на борт и вглядываясь в потемневшее вечернее море. — Там блуждающие отмели. К тому же много судов, и кое-где могут стоять заградительные сети. Животное может навредить себе.
— Скажи своему ухажеру, чтобы не лез, — встревожился оператор, толкая меня локтем в бок. — Еще не хватало его из сетей выпутывать и по отливу в мокрые тряпки мотать.
— Ты сам-то понял, что сказал? Это когда ваша покорная слуга научилась говорить по-дельфиньи? — буркнула я.
— Ничего не знаю, он явно тебя слушается. Влюбился, не иначе. Наверное, ты в его глазах похожа на большую и правильную бабушку-косатку. Вон как прилип.
Все это смахивало на дурдом. Но я пожала плечами, свесилась через борт, нашла взглядом хитрый дельфиний глаз и замахала на него обеими руками:
— Брысь! Плыви в море! Нельзя в бухту, там опасно! Эй! Прекрати хулиганить!
Этот засранец брызнул в меня водой из дыхала. Упрямо прижался к борту чуть ли не вплотную и запел мелодичную китовую песню, явно намереваясь проскользнуть в фарватер с нами вместе.
Я наконец-то встревожилась по-настоящему.
— О-пас-но! Плохо! Уходи! Уплывай! — Я замахала руками с удвоенной силой. — Пшел! Иначе я больше не буду с тобой играть!
Какое там. Судя по всему, остановить этот плавучий танк можно было только прямым залпом другого танка, настоящего. Но надо отдать паршивцу должное: он словно чувствовал опасность и филигранно обходил ее, держась то вплотную к борту яхты, то позади нас, играя со струями кильватера. Что само по себе было необычно, поскольку морские млекопитающие прекрасно понимают опасность корабельного винта и не любят создаваемую им турбулентность. Те, которые поумнее… а молодые дурни лезут играть и ранятся. Я чуть не поседела, наблюдая за маневрами упрямого самца. Все время гадала, насколько он молод и что мне делать, если все же полезет в лопасти. Орать «Стоп, мотор»?
К тому моменту, как мы проплыли в освещенную ночными огоньками бухту, почти вся команда столпилась на корме и громко комментировала выкрутасы нашего спутника. Паршивец вел себя так, словно чувствовал себя в окружении множества судов и морских коммуникаций как дома, и чуть ли не носом проверил весь пирс, на который мы высадились.
— Идите в гостиницу, я тут посижу, — велела я ребятам, отдавая рюкзак и гидрокостюм Пашке. — Я недолго.
На меня посмотрели как на больную, дружно вздохнули, но ушли. Правда, кто-то из команды яхты остался, наводить порядок на судне. А заодно, как я поняла, присматривать за мной. Ну и ладно.
Я прошла в конец пирса и села на слегка влажный край, свесив ноги к воде. Черный глянцевый плавник тут же вынырнул из волн и легонько чиркнул по подошве кроссовок.
— Ну и что мне с тобой делать? — безнадежно спросила я, глядя в темноту.
Косатик запел и ласково обдал меня водой из дыхала.
— Дурень ты, Яшка.
— Еще какой, — сказали вдруг у меня за спиной.
Глава 57
Яоши:
— Ну ты и придурок, — сердито выговаривал Ян, растирая мне спину жестким полотенцем и словно ненароком стараясь щелкнуть его концом по затылку. — Договаривались же! Так ты слово держишь?! Еще и мне пришлось делать вид, что я местный, знакомый с одной тупой дрессированной рыбой. Дырявую легенду сочинил, хуже некуда, сплошной позор для главы пика Ловцов, но она поверила… или сделала вид, что поверила. Слава всем богам, что уже стемнело. Капюшона на голове хватило, чтобы она особенно не разглядела мое лицо.
— Подумаешь, — буркнул я недовольно, пытаясь ускользнуть от жестких ладоней. — Ну шесть часов, а не четыре. Какая разница?
— Какая разница?! У тебя мозги в кисель! Такая разница! — фыркнул злобный белк и таки замахнулся.
— Только попробуй, — предупреждающе рыкнул я, откатываясь на другой край дивана. — Лапы оторву вместе с полотенцем. Все, хватит орать. Ничего не случилось. Главное, теперь мы точно знаем, что на мой облик косатки у нее никакой аллергии нет. И на твой человеческий вид она тоже никак не реагирует.
— А толку? — Ян отбросил полотенце и сел на диван. — Она все равно ничего не вспомнила. Даже намека нет.
— Когда она каталась на мне по волнам, то вела себя точно так же, как тогда, во внутреннем море. — Я знал, что хватаюсь за соломинку. Но очень хотелось верить, что Женя хотя бы инстинктивно воспринимала… что-то. — И абсолютно меня не боялась, в отличие от остальной ее команды. Ты бы видел их лица. Такое ощущение, что в их глазах я не косатка, а как минимум белая акула.
— Эта ненормальная девчонка в принципе никого из живности не боится, — фыркнул бывший небожитель, нервно растирая собственные ладони. — Вспомни ее любовь к природе. Да того же Плюшу, не к ночи он будет помянут, бр-р-р. Так что это не показатель ни разу.