Особо одаренная особа
Шрифт:
— Это неудачная шутка, — попытался свернуть попорченную вещь Велий.
— Только Рогачу не показывайте, — посоветовал директор. — Он, знаете ли, к казенному относится, как к собственному. И может, вам не стоит по ночам с саблей бегать, так ведь недолго и трагедии случиться.
— Простите. — Велий засунул саблю под стол, расчесал пятерней мокрые волосы, привел одежду в порядок, всем своим видом выказывая внимание. — Вы по делу или так, поболтать пришли? — спросил он, поглядев на звездное небо за окном. Судя по луне, ночь давно уже перевалила
— Право, даже не знаю, — растерялся Феофилакт Транквиллинович. — С одной стороны, это дело общественное, а с другой — деликатное, личное.
— Да, да, я вас слушаю. — Велий присел напротив. — Может, чаю?
— Нет, чай не надо, — отмахнулся директор. — Лучше давайте все обсудим и закончим на этом. Вы, наверное, уже заметили, что весь преподавательский состав у нас — нечисть, а нечисть, как вам должно быть известно, раз в год нуждается в живой человеческой крови. Раньше эта проблема легко решалась с помощью Офелии Марковны, но она последнее время что-то начала сдавать, просто живое умертвие, а не человек. Вот мы, посовещавшись, и решили обратиться к вам. Вы — педагог, человек без предрассудков…
— Подождите, в каком смысле?
— Да в обыкновенном! Мы даже не настаиваем на проведении обряда. Например, Офелия Марковна испытывала панический ужас перед кусанием, поэтому вот приготовили… — Феофилакт Транквиллинович полез в карман, выудил оттуда и поставил на стол оловянную кружку, всю в бурых потеках. Зеленая жирная муха тут же взлетела со дна, но была прибита рукой директора. — Извините за не очень приятное зрелище, но я надеюсь, вы нацедите нам двенадцать кружечек?
— Сколько? — тупо переспросил Велий.
— За двенадцать ночей, — успокоительным тоном проговорил Феофилакт Транквиллинович.
— Да я этого не переживу! — простонал Велий.
— У нас есть прекрасный склеп. — Директор ободряюще похлопал его по руке. — Тихое, спокойное место. Вам понравится.
Пальцы у Феофилакта Транквиллиновича были такие ледяные, что Велий вздрогнул, дернулся, стукнулся головой о стул и… очнулся.
— Ну поцелуй, поцелуй! — стонала водяная бабища, припадая к его руке как раз в том месте, где его касался директор.
— Дрянь! — отбросил ее маг, выпутался из одеяла, приподнялся и нос к носу столкнулся с голой мышкой, сидящей на краю оловянной кружки в бурых потеках. Мышь подмигнула магу, бодро хрупая мушиными крыльями.
— Это уже точно не Верелея. — Маг начал раскочегаривать печь, содрал с себя одежду, вытащил шпаргалку и, пока учил гимн, уполовинил припасенную литровую бутыль вина. — Ладно уж, будем невинны, как студенты. — Велий обмотал вокруг бедер полотенце и, разрисовав сажей рожу, пошел, не выпуская бутыль, по комнате, под потрясенными взглядами забывшей о мухе мыши и потерявшей всякую форму водяной бабищи. Подушка так просто хлопнулась, растопырив толстые ушки.
Ненавижу всех учителей, Ненавижу книги и тетради, Мне вино зеленое милей, Мне милей улыбчивые… —Велий неопределенно помахал рукой и закончил:
— Друзья.
Без друзей так скучно надираться, До зеленых маленьких чертей. Без друзей и в город не пойдешь ты, Чтобы подцепить себе…Он снова запнулся, но уже резвее закончил:
— Подруг.
— Велий! Это что такое?! — вытаращила я глаза по ту сторону зеркала. Маг прищурился, глотнул из бутылки и поманил меня пальцем:
— А ну, иди сюда!
Я затрясла головой, он кинулся ко мне, я от него, и прозрачность стены пропала. Велий грузно стукнулся об нее, осыпав штукатурку и на миг лишившись сознания.
— Вот, сами извольте видеть. — В узкую щелочку двери просунул пятак Рогач. — Всю ночь крики, шум…
Представители собранной кладовщиком комиссии протиснулись следом за ним и с удивлением обнаружили посреди комнаты пьяного, изгвазданного в саже мага в импровизированной набедренной повязке из казенного полотенца.
Вся комната походила на вертеп умалишенного, в воздухе плавала сажа, все было залито водой и вином, натянутое меж стульями изрезанное буквицами одеяло кричало о раненой душе педагога, а на побеленной стене, где-то локтя на три от пола отпечатался распластанный силуэт безумного квестора.
— Ишь, как он переживает! — посочувствовала шишимора. — Видать, соскучился по рыжухе своей.
Директору впервые в жизни стало неудобно, и он, попятившись, вспомнил о том, что его ждет много дел, предложив всем удалиться и оставить мага наедине с его переживаниями.
— Слышишь, Верея, а он у тебя того… головой не слабенький? — допытывались у меня Анчутка с Карычем, а я удивленно заламывала бровки, радуясь тому, что они в достаточной степени удивились, когда начал раздеваться маг, и я успела полюбоваться на его пляску.
— Все у него в порядке, просто любит человек выпить да потанцевать.
— Ага?! — не поверил мне Карыч.
— Ага, — кивнула я. — Вы еще к нему сегодня обязательно загляните, еще не такое увидите.
— Что молчишь? — Велий душил в кулаке несчастную мышь, тыча ее в возмущенно булькающий кувшин. — Говори, гадина, как тебя ублажать!
Мышь только успевала попискивать, не решаясь пустить в ход зубы. Благим матом ревела сзади подушка, пойманная в магический капкан.
— Цыц, пухлявая! — гавкнул на нее маг. — Щас я и до тебя доберусь!
Кулак его как-то слишком легко проскользнул в горлышко кувшина и намертво там застрял. Мышь, видя это, в панике выпучила глаза, и они уставились друг на друга сквозь мутное стекло.