Особо охраняемый объект
Шрифт:
– Стой, стой! Ты где? – задыхаясь, спросил Красин. Он почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.
– Пролетаю над твоим местом.
– Что?! Над каким местом? Ты сбрендила, Тамира!
– Нет – я узнала это место. Здесь облака неповторимо кучерявые.
– Где камень?
– Забудь о нем. Ты схватил то, чего не смог удержать.
«Не смог удержать». С этим Сергей спорить не мог.
Тамира нажала на клавишу отбоя. Словно подражая Сергею Красину, она подозвала стюардессу и попросила принести коньяк.
– А про меня ты не забыла? – спросил Михей. Сегодня он изнервничался, поджидая Тамиру в аэропорту. До окончания регистрации самолета, следующего рейсом Лондон – Москва, оставалось всего двадцать минут, а от нее ни слуху ни духу. И на звонки она не отвечала. Михей едва не смял билеты, заказанные накануне вечером; даже появление в зале вылета Дикарки не сняло с него напряжения.
– Ты спала с ним?
Девушка едва не поперхнулась коньяком.
– Так, еще раз. Я не поняла.
– Теперь твоя кличка Стоп-кадр? Или взяла короткую паузу на раздумье?
– Ладно, я не глухая, взяла паузу. Как бы тебе это помягче объяснить… – Она снова посмотрела в иллюминатор. Теперь облака показались ей похожими на смятую простыню, которую венчала такая же измятая подушка. И где-то там затерялся образ обнаженного полковника контрразведки. – Я спала на отдельной кровати. Честно. – Дикарка приложила руку к груди, провела пальцем по камню, спрятанному в самом пикантном месте. – Если хочешь, проверь меня на детекторе лжи.
Дикарка говорила чистую правду. Красин спал в своей кровати, она в своей. Правда, недолго.
– До шести утра он ни разу не проснулся. Поговорим лучше о Матвееве.
– А что о нем говорить?
– Мне кажется, он не ценитель прекрасного, и «Шаммурамат» не произведет на него сильного впечатления. Кусок стекла, скажет он. И не поверит, что за него бились насмерть, теряли его, находили, отвоевывали…
2
Красин был далек от разговора за завтраком, далек от формы «имел честь» – есть за одним столом с евреем-олигархом. Все мысли о Тамире, которую все дальше и дальше уносил лайнер. Он не ошибся, когда предположил, что Михей сейчас рядом. Он не вылетел в Москву, а последовал за подругой следующим рейсом. А дальше у них все прошло как по маслу: он заказал билеты, был готов прийти на помощь; скорее всего, рано утром поджидал девушку в такси, остановившемся неподалеку от владений Хинштейна.
– …положить камень в депозитную ячейку банка. Что скажешь?
– А?
– Я говорю о временных мерах, о депозитной ячейке на твое имя. Эти меры гарантируют твое возвращение в Лондон. А дальше посмотрим. – Хинштейн рассмеялся.
– А…
Красин, потрясенный разговором с Тамирой, говорил не то, что хотел услышать Хинштейн, не то, о чем думал, ибо мысли его по-прежнему были заняты Тамирой.
Копия «Шаммурамата». Где она взяла копию? Ответ на этот вопрос родился спонтанно. Вероятно, Эбель хранил рядом с оригиналом копию. И практичные агенты прихватили оба. Почему отдали оригинал? Потому что у них не было выбора. В Англии с копией Тамира была бы как с камнем на шее. Красин придушил бы ее собственными руками, при свидетелях – Хинштейне и его личном ювелире.
– Мой самолет готов к вылету, – услышал он голос Юлия. – Через двенадцать часов будем на Кайманах. Кстати, ты правильно сделал, что прогнал под утро эту шалаву. Тамира она, что ли?…
– А?
– Не выставляй себя большим дурачком, чем сделала тебя природа, – повысил голос Хинштейн. – Мне доложили, что твоя подруга стояла у дверей зареванная. Какое горе…
Красин был не в состоянии переносить этот разговор. Впрочем, Хинштейн сам сменил тему.
Настольная лупа все еще стояла на месте. Хозяин попросил камень:
– Хочу еще раз посмотреть на него.
– Я сам его еще не видел, – отрезал Красин. – Он подошел к столу, вынул камень из мешочка и положил на бархотку. Его задача – осторожно поворачивать камень, рассматривая через увеличительное стекло площадку – большую грань в верхней части камня, параллельную пояску, до тех пор, пока в одном из ракурсов двоение ребер у циркона станет незаметно. В этом единственном положении подделка станет неотличима от «Шаммурамата». И этот момент был жизненно важен для Красина. Он надеялся на то, что «долбаный еврей, помешанный на пасхальных яйцах» удовольствуется созерцанием камня под тем углом, под которым он его установил, а точнее, на то, что камень его заворожит. Он увидит ребра задних граней четкими линиями, что и требовалось.
Красин, едва взглянув в лупу, покрылся холодным потом. «Надо же, – облегченно выдохнул он, – попал с первого раза». Ребра задних граней вытянулись в струнку, были такими четкими, что резали глаза.
– На, смотри. – Сергей уступил место за «станком» Хинштейну. И мысленно руководил его действиями. «Смотри, урод, только ничего не трогай. Представь, что ты на МКС, а под ногами у тебя триста шестьдесят километров». На самом деле эта пугающая пропасть будто разверзлась перед Сергеем.
И снова мысли торопят, издеваются над ним. Он видит себя в банке: заполняет депозитную карту, спускается в прохладное хранилище, получает ключ; вместе со служащим проходит в святая святых хранилища, похожее на морг для гномиков, где в каждой ячейке-гробике хранятся несметные богатства: ценные бумаги, деньги, драгоценности, компрометирующие материалы. Но все они не стоят того, что Сергей доверяет одному из отделений. Он отказывается от предложения служащего воспользоваться столом, стоящим посреди прохладного зала, и опускает мешочек с камнем в стальной пенал, задвигает его, закрывает своим ключом, подзывает служащего: «Я закончил». Поворот другого ключа – и можно спать спокойно. «Господи, дай мне хотя бы одну спокойную ночь…» С небес несется насмешливый ответ: «Не дождешься».
Новая холодная волна накатила на Сергея, когда Хинштейн, налюбовавшись одинарной рефракцией, потянулся к камню, чтобы повернуть его, и…
Красин живо представил себе коллекционера с выпученными, налитыми кровью глазами. Услышал его шипение: «Ты кого хотел провести, паскуда?!» – «А что такое? Разве мы не летим на Кайманы?… Какие грани? Ты давно водку из стакана не пил – там столько граней…»
Сергей был готов лопнуть от напряжения, но неожиданно рассмеялся.
Хинштейн обернулся.