Особо Опасна Благими Намерениями
Шрифт:
– Вы мне обещали, что сразу же, как только узнаете, как сделать так, чтобы ваш опекун не разделил с вами ваше смертное проклятие, вы ему всё расскажите! – одновременно с одолжением и напутствием в старческом голосе объяснил древний фейри.
Кэссиди понимала, что если она не хочет выйти из доверия Спикаса, то выбора у неё нет – придётся звонить Алексу. Да, и здравый смысл тоже подсказывал ей, что дело приняло слишком серьёзный поворот, чтобы продолжать играть с опекуном в кошки-мышки. К тому же если он до сих пор, сам её не нашёл, то более чем вероятно, что он всё ещё не обнаружил
– Хорошо, – кивнула девушка, – я сейчас свяжусь со своим опекуном и всё ему расскажу, но насчёт Терри, Пенелопы и всех остальных у нас договора не было! – напомнила она духу-хранителю. – Я понимаю, что они хотели бы знать, но я не хочу, чтобы они волновались обо мне раньше времени. Тем более, что они всё равно ничем не смогут мне помочь, – в её голосе прозвучали умоляющие нотки.
– Согласен, – кивнул дух. – Остальным о ваших… – он на мгновение запнулся, хмыкнул и продолжил, – особых обстоятельствах знать пока не обязательно.
Кэссиди грустно вздохнула, прощаясь с возможностью расследовать тайну Йорика, и достав из кармана смартфон, набрала номер опекуна. Однако, вопреки утверждению опекуна, что для неё он всегда доступен, голос на другом конце связи утверждал, что «Абонент временно недоступен».
– Что ж, – досадливо поморщилась она, – выбора нет, придётся прибегнуть к помощи руны! Очень надеюсь, что на данный момент, наша кровная связь ещё не таит в себе никакой опасности для Алекса…
Кэссиди сосредоточилась, направив всё своё сознание на ощущение энергии крови, текущей по её венам. – Алекс! – позвала она. – Алекс! Это я Кэссиди. Мне срочно! Очень срочно! И очень нужно с вами поговорить! – она вытолкнула сообщение из своего разума, послав его чёткому мысленному образу опекуна, который держала в голове. Созданный ею образ был настолько реальным, что она практически воочию увидела, как его красивые карие глаза расширились в лёгком удивлении.
К сожалению, это была лишь игра её воображения. Потому что настоящий Алекс, судя по царящим в её сознании тишине и пустоте, её не слышал.
Обычно Алекс слышал её с первого раза, но с чем чёрт не шутит, решила она и предприняла ещё одну попытку. Глубоко вдохнула, выдохнула и сконцентрировалась опять. – Пожалуйста, Алекс. Мне нужна ваша помощь! Отзовитесь, Алекс!
И снова тишина. Ее разум плавал в глубине вязкой, чёрной пустоты целую вечность, но так и не смог уловить даже отголоска обратной связи.
– Я могла бы, конечно, съездить к нему домой, – обескуражено прошептала она. – Но если он не отвечает на призыв кровной руны, то…
– Вы не видите в этом смысла, – закончил за неё фразу дух-хранитель, понимающе кивая. – Так как ваш опекун, вероятней всего, в данный момент находится вне этой реальности.
Кэссиди вдруг приливной волной атаковали безнадежность и отчаяние. Она беспомощно всплеснула руками и, затем села обхватив руками голову. До этой минуты, она даже не догадывалась, какие огромные надежды она возлагала на опекуна. Не просто огромные, она возлагала на него ВСЕ надежды. Она была уверена, что если Алекс пойдёт с ней к норнам, то ему норны точно не откажут. Что же касается её, то она даже не знает, как ей к этим норнам попасть.
Между тем, в этот самый момент Хельхейме, в одной из допросных комнат Хельтауэр Алекс Каролинг разлепил налитые кровью глаза и невидяще уставился перед собой. – Кровавый ржавый котёл! Где я?!
Его шея затекла. Голова раскалывалась.
Вернее шея не затекла, а окаменела. Что же касается головы… Теперь он точно знал, как чувствует себя яйцо, которое раскололи о край раскаленной докрасна сковороды. И всё же где он? Снова задался он вопросом. Мыслительная работа сразу же отозвалась приливной волной боли в затылке и тошноты у горла.
– Надо бы осмотреться, – подал он сам себе идею. И тут же от неё отказался, поскольку это потребовало от него слишком уж чрезмерных усилий. – Лучше умру в неведении, чем так мучится, – решил он. И вновь уронил голову на сложенные перед ним руки.
Другими словами, Алекс Каролинг пребывал в типичном состоянии для того, кто проснулся в компании господина Бодуняры.
– Как же я так? Я же свою меру хорошо знаю, – стенал Алекс, недоумевая, как можно было допиться до отметки: «вырубился – значит, хватит пить».
– И ладно бы это был мой первый запойный марафон, так нет же, я информацию только так из своих источников и выбиваю, вернее, добываю, – простонал где-то рядом со страдальцем Алексом ещё один голос, на сей раз женский, точнее сиплый контральто, изводивший воспаленный мозг своей владелицы всё теми же сакраментальными вопросами, что и её товарищ по несчастью. – Хоть бы кто сжалился да подал противопохмельное зелье…
«Информация! Рататоск! Гномий первач!» – вдруг выдал мозг Алекса логическую связку.
Он собрал всю свою волю в кулак и осмотрелся. Увидел рыжий хвост, выглядывавший из под стола, и события запойного марафона, хотя и довольно фрагментировано, но всё же перестали быть для него тайной.
Во-первых, судя по всему, он всё ещё в одной из допросных комнат Хельтауэр и всё ещё допрашивает Рататоск. Последнее утверждение, конечно, довольно спорное.
Во-вторых, после того, как с одинаковым нулевым результатом он перепробовал все допросные тактики и уловки, дабы заставить-таки Рататоск запутаться в своих показаниях и проговориться, он не придумал ничего лучше, как попробовать её напоить.
В-третьих… На в-третьих, и так проявившая чудеса мыслительной активности, а потому перенапрягшаяся черепушка – отказал Алексу в дальнейшей мозговой поддержке.
– А я тебе говорила, что после гномьего первача, эльфийское игристое – не комильфо! – между тем жалобно вякала из под стола белка. – А ты меня, зараза, на слабо взял!
– Слышь, рыжая, а чего ты под столом валяешься, в кресле поди мягче? – ответ Алекс знал, но решил потоптаться по больной беличьей мозоли.
– Так-с выпала я из кресла, а подняться назад сил нет, – жалобно проскулила белка. – Вот знала же, что не комильфо! А на слабо повелась! Ничему меня жизнь не учит! Вот и страдает теперь бедная моя головушка, – вновь принялась сокрушаться она, стеная и охая. – Ох, ох, охо-хо-х! Подал бы кто бедной белке противопохмельное зелье…