Особо опасная статья
Шрифт:
Но те встали, и старший из них жестом руки пригласил Осинцева следовать за ними.
– Je vous demande un peu?! [53] – сорвался на полукрик Осинцев.
– Ne perdons point temps. [54] – И жест повторился.
Уже в самолете Владимир Емельянович услышал, как один из его спутников, отойдя к отделению стюардесс, на чистом русском языке произнес:
– Мы втроем займем места в вашем салоне, в самом конце, справа. Самолет полупуст, а потому я прошу вас рассадить пассажиров так, чтобы ни слева, ни впереди нас никого не было.
53
Я вам говорю?! (фр.).
54
Не будем терять время (фр.).
– Конечно, –
– Вы русские? – безразлично поинтересовался Осинцев, когда самолет, чуть подрагивая огромными крыльями, стал набирать высоту.
– Конечно, – отложив на секунду в сторону прошлогодний журнал, ответил тот, что старше. – И мы летим на родину. Вы что-нибудь выпьете?
Осинцев смотрел на него немигающим взглядом долго, сжимал подлокотники сидений и неслышно скрежетал по ним ногтями.
– Allez vous… [55]
– Грубо, – совершенно не обидевшись, заметил сосед и снова уткнулся в журнал.
55
Пошел ты на… (фр.).
И сейчас перед Осинцевым сидел мужчина с едва заметной сединой на висках, чей пиджак пятьдесят шестого размера был ему впору, а то помещение, где они находились, не способствовало тому, чтобы разговор велся на равных.
– Конечно, это не апартаменты представительства России во Франции, – заметил мужчина, – но в том, что иного выхода вы мне не оставили, только ваша вина. Я старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации Кряжин. И впервые видя вас воочию, готов рассказать вам, как вы организовали преступную группу для похищения сына Кайнакова с последующим получением за его свободу двенадцати миллионов долларов.
– Бред какой…
Кабинет для допросов Лефортовского изолятора наполнился дымом сигарет.
– Похищения людей давно утратили свою оригинальность, – сказал Кряжин и вынул из папки чистый бланк протокола допроса. – Правоохранительные органы до подробностей изучили психологический портрет среднестатистического похитителя, и с каждым разом преступникам становится все труднее получать деньги за жизнь людей. Человека уводят из дома по надуманным, но близким ему причинам, захватывают в автомобиле, хватают на улице с применением подложных документов и формы сотрудников правоохранительных органов. Можно перечислять без конца эти способы. Они, пожалуй, – это самый простой этап во всей операции. Следующий момент – уничтожение следов преступления. Работу по изоляции человека из его привычной среды и условий жизни должны выполнять профессионалы высокого класса. Ничто не должно выдавать их намерений во время похищения. Если похитители заметят, что предприятию угрожает малейшая опасность, они тут же выходят из игры, не успевая довести процесс даже до предъявления требований выкупа. Слишком велик риск и чересчур значительна опасность быть уличенным – опыт прошлых похищений используют не только правоохранительные органы, но и их противники. Едва преступники убеждаются в том, что у них гарантированная свобода для дальнейших действий, они тут же приступают к работе. Наступает самый важный этап операции – предъявление требований и диктовка условий последующего освобождения заложника. И это самая трудная работа, требующая изобретательности и высочайшей квалификации похитителей. Положите деньги в сумку, а сумку сбросьте с моста на крышу двигающегося под ним катера – эта тема «съедается» докучливыми ментами в первые же часы операции по освобождению заложника. В нынешних условиях нетрудно похитить и предъявить. Нынче практически невозможно получить деньги и скрыться. Нужна причина, которая в состоянии выбить почву из-под ног родственников и сыскарей. Условия освобождения Коли Кайнакова были столь же невыполнимы практически, сколь удобны для теоретического восприятия. Психологически момент был высчитан точно, и сделать это мог лишь профессионал в области взаимоотношений русского человека с правосудием. Что стоит освободить олигарха Устимцева, если сам Кайнаков уже не раз откупался от очевидных судебных процессов? Чем Кайнаков лучше Устимцева? Нужно лишь договориться с судьей, в данном случае – с судьями.
Кряжин затушил одну сигарету и тут же прикурил новую.
– Мотивация Кайнаковых с момента получения требований становится проста, как и все их отношение к жизни, – заплати и спи спокойно. Что стоит Трошникову решить вопрос в Европейском суде? Да ничего не стоит. По представлению любого русского, чтобы вынести заведомо неправосудное решение, нужны всего лишь две вещи: связи и деньги. Связи предоставит Трошников, а денег Кайнаков отвалит столько, сколько нужно. Разве не так решаются вопросы с российским правосудием? И Кайнаков, не поставив меня в известность, этими деньгами Трошникова снабжает. А в это время главный организатор просто сидит в представительстве России в Страсбурге и ждет, когда его шеф будет дезавуирован. Едва это случится, Трошников, горячо любящий своего племянника, тотчас же передаст деньги своему помощнику. Ведь именно с ним он договаривался о помощи в этом деле. И это случилось. Трошников, который заранее поместил двенадцать миллионов долларов Кайнакова на свой личный счет, осуществил доступ к этому счету своему помощнику, который
– Но если бы Ян Михайлович знал, – Кряжин покачал головой. – Если бы он хотя бы слегка догадывался о том, что с этого момента фактически заканчивается операция по получению выкупа за его племянника, он сошел бы с ума! Но Трошников оказался в больнице с инфарктом, случившимся от любви без оглядки. Вот так любят сердцем. Без рассудка. И вы, Осинцев, являетесь самым оригинальным преступником на моей памяти, производившим когда-либо захват заложника с последующим требованием денежного выкупа. Вы же получите первый приз и за оригинальность мышления при разработке условий получения денег. Двенадцать миллионов долларов… Мне нужно было просто убедиться в том, что их именно двенадцать. По миллиону на каждого члена суда. Но вы сыграли в аут. Ваш счет во Франкфурте арестован. Ваша отставка по мотивам моральных принципов, в связи с уходом с поста представителя Трошникова, не принята. Вы уйдете с этого поста в связи с нарушением кодекса чести юриста. А еще потому, что будете привлечены в качестве обвиняемого по уголовному делу по факту похищения человека и захвата заложника. В этом изоляторе еще трое, но вы их не знаете. Эту схему разрабатывали вы сами, Осинцев. А потому не удивляйтесь, когда двое незнакомых вам людей будут рассказывать на следствии и суде то, автором чего вы явились. Впрочем, это не умаляет вашей предприимчивости. Парадокс, но факт: выкуп за своего племянника преступникам передал представитель России в Европейском суде.
Осинцев поднял на следователя уверенный взгляд. Плевать он хотел на продукт больной фантазии «важняка» из замшелой прокуратуры.
– Вы хотите обвинить меня в попытке передать деньги судьям Европейского суда? – на лице его появилась усмешка. – На большее, in absentia [56] главного свидетеля, вас не хватит. А все, что вы в отношении меня имеете, – factum probandum. [57]
– Вы о Немирове, что ли? А он мне не нужен. Вы забыли о начальном flagrante delicto. [58] Сандрин Вишон, готовая дать показания относительно того, как вы искали ей работу в школе на улице Печатников. А это, дорогой мой юрист, – factum notorium. [59] Не мне вам рассказывать, сколько слов в минуту произносит эта искренняя болтушка. Как видите, я тоже умею изъясняться на птичьем языке. Кстати, я забыл сказать. Знаете, какое решение вынес Европейский суд по делу Устимцева? Отказал в жалобе. Через четверть часа после того, как Коля увидел родителей. И два этих события, как вы и планировали, оказались никак не связаны.
56
В отсутствие (лат.).
57
Факт, подлежащий доказательству (лат.).
58
Момент совершения преступления (лат.).
59
Общеизвестный факт (лат.).
Эпилог
Бабье лето, стыдливо подвернув подол, убрело по бурлившим под мелким дождем лужам за горизонт. Окончательно. Ветерок, еще две недели назад казавшийся свежим и живительным, теперь угрожал простудой. Осень, начавшаяся так рано, раскрывалась во всем своем отвратительном великолепии. Она рвала на деревьях листья, с остервенением бросала их наземь, лила с небес воду и тащила за собой ринит, гайморит, а для наиболее устойчивых – плохое настроение.
Они шли рядом, пытаясь укрыть в пригоршнях размокшие сигареты. То и дело касались друг друга плечами, потом, словно устыдившись этого дружеского жеста, расходились в стороны и некоторое время шли порознь. Но впереди вновь оказывалась лужа, и они, посеменив ногами, вновь сходились на узком тротуаре.
– Чем думаете заниматься сегодня, слон Саланцев?
Тот задрал постоянно сползающий воротник пиджака на затылок и снова перестал быть похожим на майора МУРа – на мужика, не спешащего домой по причине того, что в два часа ночи торопиться уже бессмысленно. Да и советник не напоминал того человека, который вернул чужой семье сына, а казне страны подарил двенадцать миллионов долларов – бюджет Узбекистана. Они шли по дороге, чтобы на перекрестке разойтись и вернуться домой. Кряжин возвращался в пустую квартиру, а сыщик – в семью. Откинув окончательно промокший окурок сигареты в сторону, Саланцев вздохнул и кашлянул на выдохе:
– Спать. До вечера. Вечером обещал сыну сходить в кино. Вообще-то, я две недели назад обещал. Мультфильм про то, как рыбка-клоун потеряла своего сына и потом искала по всему свету.
– Нашла?
– Нашла… Кайнаков в честь спасения сына сегодня в «Савое» устраивает пир. Вице-мэр будет, начальник ГУВД, Салостеев.
– Салостеев? Это тот, что забыл уплатить сто сорок миллионов долларов налогов, и поэтому с ним поругалась Счетная палата?
– Это он с ней поругался. Сын Салостеева – крестник вице-мэра! Скажете тоже…