Особо опасная статья
Шрифт:
Там все было в крови. Пожелтевшая от сырости и старости штукатурка, белая сорочка Немирова, его серый пиджак, лицо, похожее на сплошную красную кляксу, поставленную в тетрадку неаккуратным учителем прилежному ученику.
Немиров извивался от боли и страха, пытаясь отсрочить смерть еще на секунду. Сжимал пальцами раздувающуюся от напора крови рану на шее, шипел и сучил ногами по прогнившему полу.
Не веря в произошедшее, Кряжин перемахнул через липкий подоконник и встал на колени перед умирающим Немировым.
– Олег, назови адрес!.. Покажи, чтобы я понял!..
Тот уткнулся в грудь советника оловянным
Майор в Шереметьево оказался прав. Не стоило изначально затевать эту клоунаду.
17.09.2004 г., один час 13 минут до заседания коллегии Европейского суда.
Кряжин сидел в квартире Кайнаковых с Саланцевым и Сидельниковым на привычных местах. И в отличие от хозяев квартиры не выглядел таким взволнованным. Президент «Транс-Угля» и его супруга свято верили в то, что дядя Николая, Ян Михайлович Трошников, сражается за жизнь своего племянника и проиграть не может. Не может проиграть этот человек, известный во всем мире! Он всемогущ. Любит Колю. У него связи. И много денег. Что еще нужно, чтобы мальчика не убили?
Если Сидельников опять отмочит какую-нибудь залепуху, позволяющую понять, что всемогущий представитель находится под контролем спецслужб России и уже несколько дней не в состоянии не только воспользоваться своими связями, но и выехать на родину, то придется туго. Чего Кряжин хотел сейчас меньше всего, так это истерики и потери сознания.
Нить, искомая с таким трудом, найденная и так тщательно вытянутая, оборвалась. «В связи со сложностью и особой важностью». Вот основной принцип подхода к делу, следуя которому он всегда работал. Все похищения по своей сути схожи; они зарождают надежду у одних и приносят трагедию другим. Случайных людей никогда не похищают. И в этом схожесть всех случаев, когда исчезнувшего человека пытаются поменять на нечто менее ценное.
Но способов реализации умысла похитителей множество. И они становятся коварнее день ото дня. Преступный ум изучает опыт, анализирует полученные данные, систематизирует их и выводит формулу, применимую к данному конкретному случаю. Главное для похитителей – не столько получить требуемое, сколько воспользоваться полученным.
Исчезновение сына московского миллиардера Кайнакова для Кряжина откровением не стало. Но вот требования, выставленные позже, привели его в состояние легкой растерянности. Только русский ум способен отважиться на такую комбинацию, как давление на Европейский суд посредством третьего лица, на момент совершения преступления не только не знающего о происходящих событиях, но и не находящегося в стране. Расчет был прост, и технически он удался. Трошников приехал, «загрузился» и выехал в Страсбург совершать мужественный, христианский поступок – спасать жизнь ребенка. Творить добро. Причем устремления его были столь серьезны, что останавливать эти глупые устремления пришлось во Франции с подключением спецслужб.
Нужно хорошо знать Трошникова, чтобы решиться склонить его не только к мягкотелости, но и к откровенному криминалу. Выяснилось, что представителя России в Европе можно уговорить, заставить позабыть об обязанностях. Неужели Немиров так хорошо знал морально-деловые качества господина Трошникова?
Ответа на этот вопрос теперь найти не удастся. Пуля нервного «омоновца», грезящего правительственной наградой и авторитетом человека крутого нрава, вбила клин в колесо медленно, но уверенно двигающейся вперед телеги Кряжина. И теперь в одной из миллиона московских квартир рядом с Колей Кайнаковым находился последний из действующих лиц. Едва наступит момент истины, он поставит в деле точку – освобождать ребенка никто не собирался изначально. Ибо многое поставлено на карту, и отдавать в руки Генеральной прокуратуры свидетеля, хоть и девятилетнего, нельзя.
В одиннадцать часов по московскому времени история, конечно, не закончится, и финальный свисток прозвучит в момент окончания заседания коллегии Европейского Суда по делу Устимцева. Будет обязательно добавлено «компенсированное время». Коллегии нужно заслушать, обсудить и принять решение. Вот в момент его оглашения все и произойдет.
До приезда в дом олигарха Кряжин еще раз побывал в «Лефортово». Он убеждал Устимцева и просил при этом малого – человечности, объяснял, что последует вслед за реализацией его планов, но тот со свойственным ему хладнокровием лишь крутил пальцем у виска, клял людскую корысть, замешанную на крови, и убеждал следователя в том, что на нем есть крест, и снимать его с себя для подобных дел он никогда бы не собрался. Он снова просил телефон, однако поскольку звонить он желал не в квартиру, где ребенок, а в дом, где его папа, Кряжин в этой просьбе отказал.
Довольно концертов. Советник наслушался их досыта.
– Он не выдержит.
– Что? – оторвалась от заламывания пальцев Кайнакова.
– Я говорю, он не выдержит, – повторил Кряжин. – Похититель позвонит еще раз.
В воздухе царил дух ожидания, и фраза следователя, свидетельствующая о том, что он по-прежнему не «угомонился», была в этой зале лишней. Кайнаков повернул голову к следователю и взорвался:
– Почему вы так думаете? И почему – «похититель»? А не – «похитители»?
От Немирова нет никаких вестей. А человек в квартире с Колей – исполнитель, который без указаний со стороны не может долго существовать. Ему наверняка объяснили, что нужно делать с мальчиком после объявления решения суда. Однако проблема в том, кто теперь доведет до исполнителя эти новости.
Кряжин объяснял все спокойно, словно речь шла о проигрыше футбольного матча, а не о жизни человека, однако в своем жестокосердии он снова оказался прав. Надежда, живущая в душах этих двоих людей, могла погибнуть в любую минуту. Любое негативное известие было способно вызвать необратимые процессы.
– Я не видел человека более жестокого, чем вы, – признался Кайнаков.
– А я – сотни раз.
Он должен позвонить, обязательно должен. В условиях отсутствия информации исполнитель заметается.
Единственный способ ее узнать – это позвонить Кайнаковым и по их настроению понять, что случилось в Страсбурге.
– Заседание началось, – тихо молвил Саланцев, опустив запястье с часами на подлокотник кресла.
– Ян сделает свое дело! – вскричала Кайнакова, обращаясь к советнику. – Вы слышите – он сделает!..