Особое мнение

Сукачев Вячеслав Викторович

— Нет, нет, что вы. Зачем я буду вас стеснять? — Петр Ильич перепугался, что Худяков начнет долго и упорно уговаривать его, но тот быстро согласился, и лишь строго сказал дежурной:

— Тетя Паша, гостя не обижайте.

— Не сомневайтесь, Иван Васильевич, у нас некому обижать.

— Я бы вас ужинать пригласил, — продолжал Худяков, обращаясь к Петру Ильичу, — да сегодня собрался на дальнюю заимку. Поздно вернусь. Так что — до завтра. Отдыхайте на здоровье.

— Спасибо, — в третий раз вынужден был поблагодарить

Худякова Петр Ильич. — Вы с девяти работаете?

— Да. — Иван Васильевич двумя пальчиками коснулся соломенной шляпы: — Всего хорошего…

Гостиница, как и все дома в Мухоловке, была деревянной, с высокими узкими окнами, украшенными резными наличниками. В номере, куда проводила Петра Ильича тетя Паша, стояла приятная прохлада, было чисто и опрятно. Стол, две койки, на окнах светленькие шторы, графин с водой, два стакана, тумбочка и старенький стул — все это чрезвычайно понравилось Петру Ильичу. Аккуратно разложив в тумбочке туалетные принадлежности, Петр Ильич присел и задумался. Ему жаль было терять этот день, но и что предпринять — он не знал. Почему-то вспомнилась Инка, и он загрустил. Грусть, как это ни странно, настроила его на боевой лад, и, поднявшись со стула, Петр Ильич решительно вышел из номера.

— Скажите, пожалуйста, — обратился он к тете Паше, — у вас сельсовет до которого часа работает?

— А до шести, милок, до шести и работает. — Тетя Паша была рыхлой огромной женщиной и, как подозревал Петр Ильич, по возрасту вполне годилась ему в племянницы.

— Это далеко?

— Да нет. Туточки. Как выйдете, повернете направо, увидите магазин, а наискосочек от него и будет Совет.

— Благодарю. — Петр Ильич направился к выходу.

— А только никого там теперь нет, — сказала ему в спину тетя Паша.

— Разве уже шесть часов? — удивился Петр Ильич.

— Зачем. Свадьба у председателя.

— Он что, неженат?

— Он-то женат, — басом засмеялась тетя Паша, — дочку выдает. Дочка у него техникум кончила, вот он ее и выдает за школьного учителя. Хорошая пара будет, видная. Оба грамотные…

— Жаль, — огорчился Петр Ильич, — а мне его видеть надо было.

— А вы ступайте, милок, ступайте. Они еще только начинают гулять, там и поговорите.

Петр Ильич заколебался, не зная, какое принять решение.

«Завтра похмеляться будут, — тоскливо подумал Петр Ильич. — Вот и просидишь здесь всю неделю. Нет, схожу, однако. В лоб ведь не дадут. Познакомлюсь да на завтра договорюсь. А так он, чего доброго, неделю прогуляет».

Петр Ильич вышел на высокое гостиничное крыльцо.

«А с другой стороны, — продолжал размышлять он, — у человека праздник, дочь замуж выдает, а тут я заявлюсь. До меня ли ему теперь? Конечно, не откажет, поговорит, а в душе возненавидит хуже врага. Что же делать?»

А ноги между тем несли сомневающегося Петра Ильича вдоль улицы, мимо добротных, в лапу рубленных домов под шиферными и железными крышами. Так, сомневаясь, и дошел он до председательского дома, который сразу же определил по большому количеству людей во дворе, веселому смеху и торопливому шнырянию под окнами всюду одинаково любопытных мальчишек.

Едва Петр Ильич приблизился к калитке, еще окончательно не решив, входить ему или нет, как его тут же заметили, понеслись шепотки, перемигивания, и уже ничего не оставалось ему, как только спросить:

— Алексей Иванович здесь живет?

— Туточки, — ответила какая-то бойкая бабенка, шмыгая по Петру Ильичу озорными глазами.

— Видите ли, — начал объяснять Петр Ильич, — я к нему из районного центра по делу прилетел. Мне бы его увидеть как-то надо.

— Гошка! — крикнула кому-то бойкая бабенка. — Кликни Алексея Ивановича. Тут его по делу хотят повидать, — И к Петру Ильичу: — А дело-то какое?

— Да, знаете ли, — замялся Петр Ильич.

— Не уголовное?

Кто-то прыснул в кулак, кто-то откровенно засмеялся, и Петр Ильич смутился. Скрывая смущение, он откашлялся и запоздало ответил:

— Нет, не уголовное.

— Тогда проходите. Что же вы встали за калиткой? У нас так не положено. Проходите, проходите…

Только теперь понял Петр Ильич, что сюда приходить не надо было.

А из дома уже выскочил председатель, Алексей Иванович. Маленький, жилистый, с быстрыми внимательными глазами, он мгновенно оценил положение, в которое попал Петр Ильич, и неожиданно густым басом пророкотал:

— Настя, не замай гостя. Везде ты поспеешь, сорока.

По сессиям и совещаниям в районе Петр Ильич немного знал председателя и потому обрадовался Алексею Ивановичу, как радуются малознакомому человеку далеко от дома.

— Рад вас видеть! — гудел Алексей Иванович. — Проходите, гостем будете.

— Я на минуточку. Я только хотел попросить вас, чтобы завтра…

— Обижаете, Петр Ильич. В дом-то войти надо или нет?

И с этой минуты Петр Ильич словно бы перестал принадлежать самому себе. Все делалось не по его воле, и он всему подчинялся. Его ввели в дом, усадили на почетное место, рядом с маленькой веснушчатой невестой, налили громадный фужер водки и потребовали, чтобы он выпил до дна.

— Но я же не могу столько, — изумленно бормотал Петр Ильич, тщетно разыскивая глазами председателя, — это очень много. У меня сердце больное…

— Все мы сердешные, — почти в самое ухо Петра Ильича засмеялась Настя. — А вы пейте столько, сколько сможете.

Петр Ильич выпил за счастье молодоженов, ткнул куда-то вилкой, что-то добыл и закусил. Настя не умолкала:

— А вот еще одну выпьете, и мы плясать пойдем. Или и плясать не можете?

— Нет, — замотал головой Петр Ильич.